Пьер Гамарра - Убийце - Гонкуровская премия
-- Мы обыскали все закоулки, -- сказал комиссар. -- Осмотрели плитки, потолок, пол... Ничего. В шкафах только старое тряпье.
-- Ему, видно, было безразлично, что есть и где спать...
-- Это правильно, -- согласился комиссар, кивая головой. -- По словам соседей, он вечно торчал в лавке. Даже ночью, закрыв ставни, подолгу сидел там.
-- А что он делал?
-- Читал. Говорят, только и делал, что читал. И несмотря на это, у него было великолепное зрение. В семьдесят три года он не носил очков!
-- Любопытный старик, ничего не скажешь, -- задумчиво заметил Жозэ.
Следователь Рамонду, заложив руки за спину, в раздражении расхаживал мелкими шажками между окном и камином.
-- Все это прекрасно, господа, но ровно ничего нам не дает. Этот заядлый книжник был убит тремя выстрелами из револьвера. Вот из чего мы должны исходить. А я не вижу ни одной наводящей подробности. Беспорядка нет. Нищенское жилье, потерянная золотая монета и в глубине коридора -- труп.
-- А какого калибра револьвер? -- спросил Жозэ.
-- Семь шестьдесят пять, -- ответил комиссар. -- Обычный браунинг с восьмью патронами. У настоящих гангстеров -- 9-ти или 11- миллиметровые...
Следователь продолжал семенить по кухне. Вдруг он остановился у камина и подозрительно уставился на кучу пепла.
-- Что это такое? -- спросил он, показывая своим худым пальцем на очаг.
Комиссар присел на корточки, разгреб пепел, из которого выступило чтото белое.
-- Вы забыли осмотреть пепел! -- укоризненно воскликнул следователь. - Надо думать обо всем.
Находка оказалась клочком бумаги. Вернее -- скомканной бумажкой. Полицейский старательно расправил ее. Это была страничка обычного формата, небрежно выдранная из тетради или альбома.
На листке было что-то написано от руки.
Комиссар взглянул на него, пожал плечами и передал его следователю.
-- Не думаю, что это может пригодиться. -- И он снова принялся разгребать кочергой пепел.
Следователь взял листок и стал подозрительно рассматривать его. Он осторожно зажал его между указательным пальцем и ногтем большого, боясь стереть отпечатки пальцев, которые могли оказаться на нем.
-- Да это же стихотворение! -- воскликнул он.
Комиссар обернулся к нему и снова пожал плечами. Следователь совершенно неожиданно вскипел:
-- Да, это стихотворение, и нужно обратить на него внимание. Не забывайте, что здесь замешана литература!
И он добавил как бы про себя:
-- И с чем нам только не приходится сталкиваться!
Жозэ подошел к следователю.
Он еле удержался, чтобы не выдать своего удивления.
Листок, который держал следователь, напомнил Жозэ о черновике, подобранном им в коридоре редакции, черновике стихотворения, который выпал из кармана главного редактора. Жозэ узнал почерк Бари. Он был твердо уверен, что не ошибается.
Что же все это значит? Каким образом стихотворение главного редактора попало сюда, в запущенную кухню убитого букиниста?
Да, вероятно, следователь прав. Здесь орудовали не обычные грабители, не стандартные гангстеры. .
Как поступить? Поделиться своим открытием с Рамонду? Сообщить полиции? Нет, надо повременить. Кто знает, Рамонду может проявить слишком много горячности, втянет в это дело одну следственную комиссию, за ней другую и наломает дров, как слон в посудной лавке. От этого маленького бородача можно всего ожидать.
-- Что вы об этом думаете, мосье парижанин? -- спросил Рамонду.
-- Разрешите, -- и Жозэ наклонился, чтобы прочитать написанное на листке. Стихотворение называлось .
Начиналось оно так:
Тишина окутала мой дом,
Словно снежный покров,
Словно чудесное одеяние,
Королевская немая мантия...
-- Неплохо, -- заметил репортер. -- Кто автор?
-- Вы что, смеетесь надо мной, а?
-- , -- вполголоса продекламировал Жозэ.
-- Немая? -- буркнул следователь. -- Вы думаете, что здесь есть какаято связь с именем старика? Нет, я решительно ничего не понимаю в этом деле. Я считал, что это обыкновенный ночной грабеж. Вы мне говорили, что тот странный роман называется
-- Гарпократа. Это греческий бог, бог молчания.
* * *
В полдень Жозэ поднялся к себе в номер.
Дождь продолжался.
Сквозь штору журналист видел густую сетку, повисшую над городом. Судебное следствие не продвинулось ни на шаг. На место преступления прибыл прокурор при суде первой инстанции. Он досконально обследовал лачугу Гюстава Мюэ.
Никто ничего не знал. Никто не слышал выстрелов. Врач утверждал, что убийство было произведено ночью, часа в три-четыре.
Когда было обнаружено преступление, в доме все выглядело, как обычно. Ставни в лавке и на кухне были открыты.
Место, конечно, очень благоприятное для преступников -- в тупике никто не жил. Самые близкие соседи букиниста -- рабочие и старики -- жили на улице Кабретт.
Жозэ передал по телефону свой первый репортаж, заодно поболтал с Бари и Рози Соваж.
другим газетам, связав убийство в Муассаке с романом, получившим Гонкуровскую премию. Только две газеты напечатали сообщение об убийстве, да и то одна на третьей полосе, а другая -- на четвертой. Провинциальный корреспондент передал эту информацию, не придавая ей значения.
Правда, сейчас уже все редакции сбились с ног в поисках материала. Скоро городок наводнят корреспонденты и Рамонду потеряет голову. Впрочем, за это дело берется парижский уголовный розыск.
Жозэ был в смятении.
В сотый раз он восстанавливал в памяти все, что произошло с начала расследования. Никаких выводов он не мог сделать. Все оставалось совершенно загадочным.
Он хотел было вызвать Бари и рассказать о стихотворении, найденном в пепле, но передумал. Лучше подождать. В своем репортаже он, конечно, обошел молчанием обнаруженный в камине листок.
Жозэ глядел на дождь.
Его мучил один вопрос.
Какую роль во всей этой истории играл главный редактор? Он родился в Муассаке, здесь у него была старая тетка. Может, повидаться с нею? Она жила на бульваре Сансер, между Увариумом и мостом Наполеона. У Жозэ в книжечке был записан ее адрес.
Жозэ уже побывал в морге и осмотрел труп.
Гюстав Мюэ оказался очень дряхлым стариком. И мертвым он сохранил на лице выражение иронического спокойствия. Длинные морщины избороздили его худое белое лицо с бородкой под Кальвина...
Но ведь по трупу нельзя ни о чем судить. Наружность обманчива.
Жозэ взглянул на часы. Пора обедать.
Гостиница оказалась неплохая. Внешне выглядела непривлекательно, но номер был чистый, большой и довольно удобный. Интересно, как здесь готовят? Сейчас он это узнает. Впрочем, он ведь приехал в Муассак не ради южной кухни.
В ту минуту, когда Жозэ выходил из своего номера, рядом резко распахнулась дверь и высокий человек в черном костюме, с седыми длинными волосами, которые завивались на затылке, направился к лестнице. Он шел крупным шагом и стучал каблуками по паркету. Он походил на деревянную марионетку с грубо сработанными суставами.
Верно, это тот учитель, о котором говорила хозяйка, решил Жозэ. Мосье... как же его зовут? Ах да, мосье Рессек, учитель истории.
Спускаясь по лестнице, Жозэ продолжал размышлять.
Что и говорить, это дело превосходит все, что можно вообразить. Выдвигались разные версии относительно найденных улик, побудительных причин, личности преступника. И все же самым загадочным было то, что уже известно.
Спустившись с лестницы, Жозэ оказался в коридоре, который вел с одной стороны на улицу, с другой -- во двор, загроможденный старыми бочками, ящиками и штабелями дров. Какой-то старик в лохмотьях пилил во дворе дрова. Дверь в зал была слева, Жозэ открыл ее и вошел в ресторан.
За дверной портьерой сидел Жино и, глядя в окно на дождь, курил сигарету.
Из задней комнаты доносился звон посуды.
Преподаватель сидел около стойки и читал газету. Перед ним стояла миска с дымящимся супом. Он еще не начал есть.
Хозяин, услышав шаги репортера, обернулся.
-- Я накрыл для вас около двери. Здесь светлее. Сейчас я подам вам суп.
Жино подошел к преподавателю.
-- Мосье Рессек, пожалуйста, налейте себе...
Не говоря ни слова, учитель отложил газету и взял разливательную ложку. Жино с подчеркнутым почтением поклонился и отнес супницу репортеру.
Бульон был чуть теплым и совершенно не наваристым. Он и отдаленно не напоминал жирные супы, которыми иногда удается полакомиться в Гаскони или Лангедоке.
Трапеза проходила в полном молчании. Хозяин исчез. Хозяйка с увядшим лицом время от времени появлялась и сновала между столиками.
Дождь тихо стучал по стеклам, и казалось, что уже наступил вечер. После десерта учитель закурил сигарету и направился к двери.
-- Ну и погода, -- сказал Жозэ, чтобы завязать разговор.
-- Да, отвратительная, -- не оборачиваясь обронил Рессек. У него был красивый бас очень низких тонов.
-- Такая погода здесь, наверное, редкость?
