Анна Михалева - Дом с привидением
А теперь она сидела на скамейке. С серой рекой ее разделяли пыльная набережная и глухой бордюр. За спиной проносились машины. Она молчала, наслаждаясь тишиной, а в ушах ее все еще стоял гул тысяч незнакомых голосов.
— Может, в «Макдоналдс»? — предпринял последнюю попытку Павел.
— А почему ты здесь? — она повернулась к нему так резко, что он отпрянул от неожиданности.
А потом запоздало опешил:
— В смысле?
Она мысленно обругала себя за необдуманный вопрос. Выходило, что она хочет его прогнать. А этого она совсем не желала.
— Я имела в виду, что у тебя же, наверное, свои дела…
Вышло еще хуже, она окончательно сконфузилась, вздохнула и решила довести тему до логического конца — тонуть, так тонуть:
— Ты мужественно сопровождал странную незнакомку, которая получает удовольствие от катания на метро. Разве тебе это интересно?
— А-а… — неуверенно протянул он, явно подыскивая ответ. — Ну да, интересно. Меня занимают странные девушки. Это мой тайный недуг. Но я хожу к психоаналитику, пью таблетки, врач обещал, что скоро излечусь…
— Но ты не задал мне ни единого вопроса. Ты не стал выяснять, кто я, откуда, почему мне нравится кататься в метро.
— Я?! Я не задавал тебе вопросов?! — пылко возмутился Павел. — Да я голос сорвал, задавая тебе сотни вопросов. Но ты, войдя в метро, превратилась в зомби. Ты хоть замечала, что я все это время говорил?
— Вокруг говорили сотни людей сразу, — попыталась оправдаться она.
— Ага. Но я-то говорил с тобой! Во всяком случае, я пытался это делать. Потом я понял, что встретил в Москве девушку, которая никогда не ездила в метро, и решил, что лучше дать ей насладиться этим удовольствием.
— Спасибо.
— Да ради бога, — он расплылся в великодушной улыбке. — Что еще: автобус, трамвай, маршрутное такси?
— Не знаю, — честно призналась Сашка. — Понимаешь, я как Маугли в городе. Я даже представить не могу, чего бы мне хотелось. Я знаю, чего бы мне не хотелось, а все остальное…
— Так, это уже лучше. Чего бы тебе не хотелось?
— Ненавижу ездить в закрытых машинах с затемненными стеклами, ненавижу рестораны, театры, музеи, магазины и приемы в посольствах.
— Слушай, так ты просто девушка мечты! — вскричал он и даже хлопнул себя ладонью по колену. — Сотни парней всю свою жизнь стремятся встретить именно такую, а им, бедолагам, попадаются полные противоположности. Если ты скажешь, что ненавидишь шубы из голубой норки и золотые украшения, я до конца своих дней обещаю целовать твои следы.
— Значит, ты предпочитаешь неприхотливых дам? — усмехнулась она.
— Покажи мне такого парня, который с ума сходит от дам, прихотливо требующих бриллианты, причем каждый день новые!
— Как-нибудь покажу, — пообещала она.
— Он, наверное, идиот, пускающий слюни.
— Не он, а они. Их больше, чем ты думаешь.
— Вот это я влип! — теперь он хлопнул себя ладонью по лбу. — Ты племянница королевы английской. И как я сразу не сообразил! И у тебя эти… римские… нет, московские каникулы.
— Ну, а ты? Ты кто?
— Ах, принцесса, — он склонил голову в поклоне. — Я всего лишь раб, готовый лобзать ваши следы.
— Вот привязался к моим следам, скажите на милость! — хохотнула Сашка.
— Я же говорил, что хожу к психоаналитику. Скоро вылечусь.
— Ты, наверное, студент?
— А почему я не могу быть профессором?
— Года не те.
— Ну знаешь ли… Вот мне попадались девчонки: одной — 12, другой — 14, и учатся они на третьем курсе академии.
— Это вундеркинды… И все-таки я не поняла, почему ты пошел со мной?
— Хочешь выбить из меня пылкие признания? — он резко повернулся к ней и вдруг перестал улыбаться. Веселость слетела с него в одно мгновение. Его голубые глаза превратились в глубокие озера, в которых мерцали розовые блики заходящего солнца. И так же внезапно он снова ухмыльнулся, словно серьезность была его очередной шуткой: — Не дождешься. Я не из тех, кто признается в любви малознакомым девушкам.
Сашка сжала пальцы в кулаки, чтобы скрыть нервную дрожь. Она никак не ожидала, что разговор примет такой поворот. Впрочем, он уже вернулся в нормальное русло непринужденного трепа двух молодых людей.
— Так, значит, ты сторонник серьезных отношений? — она посчитала, что разумнее будет продолжить ту же тему, хотя ей вовсе этого не хотелось. Но перескочив на другую, она имела шанс слишком очевидно выказать Павлу свое волнение.
— Ну да. Я порядочный человек. Я хочу встретить девушку. Не в том смысле, что встретить на улице, хотя и на улице тоже можно… Я имею в виду, что встретить в своей жизни. Я хочу жениться на ней, любить ее и всю жизнь о ней заботиться. Я буду верным и преданным мужем, отцом семейства и тому подобное.
Все это он произнес как само собой разумеющееся, так, словно иной жизни себе не представлял, а все россказни, что мужчинам нужно лишь одно — затащить женщину в постель, а потом бросить, дабы увязаться за следующей юбкой, — досужие вымыслы.
— И как? — несколько озадаченно спросила Сашка, у которой представления о сильном поле были близки к тем самым «досужим вымыслам».
— Что как?
— Не встретил до сих пор?
— Нет, — беспечно отозвался он. — Но мое сердце открыто для любви… Слушай! — Павел вдруг подскочил на ноги и, без предисловий схватив ее за руку, почти силой стянул со скамейки. — Я знаю, что тебе понравится!
— Что? — она полетела за ним по набережной, не понимая, куда они несутся с такой скоростью.
— Сейчас узнаешь и взвоешь от восторга!
* * *— Ну, что же… — Игорь Борисович пожевал губами, продляя мучительную паузу, и наконец деловито озвучил приговор: — Сердце ваше совсем ни к черту. Хрипы такие, что у меня уши закладывает.
— Да ты мне это уже пятый год говоришь, — невесело усмехнулся Аркадий Петрович и принялся с напускным равнодушием застегивать рубашку.
Врач заметил, как не слушаются его дрожащие пальцы, и кивнул головой, словно сам себе доказывал правильность установленного диагноза:
— Нужно снять кардиограмму, сделать УЗИ сердца и провести комплексные исследования. Только после этого можно говорить серьезно. Может быть, и в самом деле…
— Что? Что может быть?! — Аркадий Петрович резко одернул рубашку и требовательно уставился на него: — Разложишь меня на клетки, чтобы понять, здоров я или болен? Я тебе и сейчас скажу: я здоров. И закроем эту неприятную тему.
Неожиданно перед глазами его поплыло. Он качнулся и плюхнулся на кровать. Серый туман превратил фигуру врача в темное облако.
— Здоров? — вкрадчиво вползло в уши. — Здоров?
— Что? — выкрикнул Аркадий Петрович и попытался встать. Но слабость приковала его к белой простыне. Он не мог бороться. — Кто ты? Кто?! Зачем ты приходишь?
— Я здесь…
— Зачем? Ответь?
— Ты знаешь, какой вопрос стоит задать. Но ты боишься ответа…
Аркадий Петрович закрыл глаза.
— Здоров… — повторил ненавистный шепот и разразился неприятным затихающим смехом.
— Аркадий! — рука доктора трясла его плечо. — Аркадий! Инна! Зови же кого-нибудь!
Он открыл глаза и покачал головой, едва выдавив из себя:
— Все в порядке. Не нужно никого звать.
— Да что случилось? — бледными губами прошелестел Игорь Борисович и затравленно моргнул.
— Что, брат эскулап, струсил? — он ему подмигнул и, приложив немалые усилия, поднялся на ноги. Его все еще качало, перед глазами плавали серые круги, словно остатки того мучительного тумана.
— Ты и сейчас не желаешь обследоваться? — врач тронул его за локоть.
Аркадий Петрович недовольно отдернул руку:
— Я же сказал, нет. Да и потом, если бы я даже захотел, у меня нет времени. Все расписано на пять лет вперед.
— Можно найти лазейку.
— Послушай, — тут он проникновенно взглянул на доктора. — Мы же с тобой уже немолодые люди. Все эти обследования, таблетки, капельницы и прочая туфта — это же мне не поможет, не так ли?
Игорь Борисович неуверенно пожал плечами.
— Да брось ты! — поморщился Аркадий Петрович. — Сколько лет мне продлят твои методы? Год-два? Организм уже отработал свое. Это как с машиной, лучше сразу новую купить, чем вместе гнить со старой на сервисе.
— Но организм у нас всего один. Тут либо в сервис, либо, извините, в последний путь. И я вам скажу, что лучше уж по сервисам таскаться, чем спокойно лежать в земле.
— Ну это кому как. Лечение — не для меня, — отрезал Аркадий Петрович.
— Это потому, что вы не видите полной картины своего заболевания. Я вам советую: хватит блефовать. Играть с инфарктом в мизер себе дороже встанет. И этот приступ очень показательный.
— Ты мне лучше вот что скажи, — Аркадий Петрович пошел было к двери, но остановился, оглянулся на растерянного врача: — Есть предзнаменования?
