Цю Сяолун - Закон триады
Выйдя из кабинета с факсом в руке, она увидела в вестибюле Чэня, сидевшего в кресле с английским журналом, на соседнем кресле лежал букет цветов.
– Доброе утро, инспектор Рон.
Чэнь встал, и Кэтрин заметила, что он выделяется ростом среди окружающих. У него было очень умное лицо с высоким лбом и внимательным взглядом темных глаз. В черном костюме он походил скорее на ученого, чем на полицейского, впечатление усиливалось только что прочитанными о нем данными.
– Доброе утро, старший инспектор Чэнь.
– Это вам. – Чэнь протянул ей букет. – Вчера я так замотался в управлении, что забыл о цветах по случаю вашего приезда, когда мчался в аэропорт. Поздравляю вас с первым утром в Шанхае.
– Спасибо, цветы очень красивые.
– Я звонил вам в номер, но никто не ответил. Поэтому решил подождать вас здесь. Надеюсь, вы не возражаете.
Она не возражала. Цветы были приятной неожиданностью, но, стоя перед ним в полиэтиленовых шлепанцах, с растрепанными волосами, она испытывала раздражение от его официальной вежливости. Не такого поведения она ожидала от коллеги, и ей было далеко не безразлично его завуалированное напоминание о том, что она – всего-навсего женщина.
– Пойдемте ко мне в номер, там поговорим, – суховато предложила она.
В номере она пригласила его сесть и взяла вазу с углового столика.
– Я только поставлю цветы в воду.
– Хорошо ли вы спали? – поинтересовался Чэнь, оглядывая комнату, где царил полный беспорядок: постель не убрана, на полу валяются чулки, мятый дорожный костюм небрежно брошен на спинку стула, на столике – рассыпанные таблетки.
– Не очень, но вполне достаточно.
Она решила не смущаться беспорядком в номере и коротко объяснила:
– Извините, я торопилась забрать факс.
– Это вы должны меня извинить, мне следовало предупредить вас о своем приходе. Приношу свои извинения.
– Вы слишком любезны, товарищ старший инспектор Чэнь, – сказала она, стараясь скрыть сарказм. – Наверное, вы вчера тоже поздно легли.
– Да, вчера, когда я пришел домой, у меня состоялся очень длинный разговор с комиссаром Хуном, начальником фуцзяньской полиции. Мы обсуждали дело Вэнь. А рано утром позвонил мой помощник, следователь Юй. Оказывается, в его гостинице только один телефон, в регистратуре, а ночной дежурный после одиннадцати запирает дверь и уходит спать.
– А зачем телефон запирать?
– Видите ли, в деревнях телефон редкость, – пояснил Чэнь. – Не как в Шанхае.
– Ну а утром вы узнали что-нибудь новое?
– Да, теперь я могу вам ответить относительно задержки в выдаче Вэнь загранпаспорта.
– И в чем же дело?
– Вэнь могла бы получить паспорт уже несколько недель назад, но у нее не оказалось свидетельства о браке. Никаких официальных документов, подтверждающих ее отношения с Фэном. Дело в том, что она вышла за него замуж в 1971 году, а в то время государственные учреждения не функционировали.
– Но почему? Как такое возможно?
– Мао заклеймил большинство служащих «прихвостнями капитализма». Лю Шаоци, главу Народной республики, без суда и следствия заключили в тюрьму. Все госучреждения были закрыты. Единственной властью стали так называемые революционные комитеты.
– Я, конечно, читала о культурной революции, но такого и представить себе не могла.
– Так вот, поэтому паспортистам пришлось порыться в регистрационных книгах коммуны, на что ушло много времени. Видимо, это и послужило причиной задержки.
– Видимо, – многозначительно повторила Кэтрин, склонив голову набок. – Значит, в Китае строго соблюдаются все законы – даже в особом случае?
– Да, насколько мне известно. Кроме того, Вэнь подала заявление о выдаче паспорта только в середине февраля, а не в январе.
– Но Фэн сказал нам, что она обратилась к властям в январе, точнее, в середине января.
– А мне сказали, что в феврале. Хотя даже в этом случае вынужден признать, что процедура слишком затянулась. Здесь имеет место еще один момент. У Вэнь в Фуцзяни нет гуаньси. Это слово можно перевести как «связи» или «блат», но значение его гораздо шире. Это не только знакомые, но и вообще люди, которые способны помочь в случае необходимости.
– Так сказать, за мзду.
– Если угодно. Вероятно, у нас, как и во всем мире, колеса бюрократии вращаются очень медленно, если не подмазать кого-нибудь из бюрократов. Вот тут на сцену и выходят гуаньси. Вэнь так и не прижилась в деревне, поэтому у нее никаких гуаньси нет.
Кэтрин была поражена откровенностью Чэня. Он и не пытался приукрасить положение дел. Это показалось ей не очень типичным для представителя партийной номенклатуры.
– Да, и еще одно! Одна из соседок Вэнь утверждает, что днем шестого апреля Вэнь искал какой-то незнакомец.
– И как вы думаете, кто это мог быть?
– Нам еще предстоит установить его личность, но он определенно был не местный житель. А с вашей стороны, инспектор Рон, есть какие-нибудь новости?
– Да. Фэн действительно звонил жене пятого апреля. Мы ждем перевода записи их разговора. Как только я его получу, немедленно сообщу вам.
– В нем может находиться ключ к исчезновению Вэнь, – сказал Чэнь, бросив взгляд на наручные часы. – Простите, какие у вас планы на утро?
– Да, собственно… никаких.
– Вы позавтракали?
– Еще нет.
– Вот и прекрасно. Предлагаю хорошенько позавтракать, – сказал Чэнь. – После долгого разговора со следователем Юем я поспешил к вам, и у меня во рту даже маковой росинки не было.
– Можем поесть внизу, в ресторане, – предложила она.
– Нет, нет, и не думайте! Позвольте мне отвести вас в другое место – в настоящий китайский уголок с типично шанхайской атмосферой. Это всего в нескольких минутах ходьбы.
Кэтрин не нашла предлога отказаться от приглашения, зато сообразила, что в непринужденной обстановке будет легче обратиться к нему с просьбой принять участие в расследовании.
– Вы продолжаете меня изумлять, старший инспектор. Полицейский, поэт, переводчик, а теперь еще и гурман! – сказала она. – Хорошо, я только переоденусь.
Она быстро приняла душ, накинула белое летнее платье и расчесала волосы.
Перед выходом в коридор Чэнь протянул ей сотовый телефон:
– Это вам для удобства.
– Ого, «моторола»!
– А знаете, как его у нас называют? «Большой брат», а если телефон принадлежит женщине, то «Большая сестра». Так на современном китайском называются внезапно разбогатевшие люди.
– Интересно, почему?
– В боевиках иногда так называют главу бандитской шайки. Сейчас богачей называют «мистер Биг Бакс» [5]; Большой Брат или Большая Сестра имеют приблизительно тот же смысл. У меня тоже есть сотовый. Так что мы с вами всегда сможем оставаться на связи.
– Значит, мы с вами – Большой Брат и Большая Сестра, которые отправляются на прогулку по Шанхаю, – улыбнулась Кэтрин.
Вдоль улицы Нанкинлу бесконечным потоком двигались автомобили. Пешеходы и велосипедисты протискивались в еле заметные просветы между ними. Водителям то и дело приходилось ударять по тормозам.
– Вся улица Нанкинлу – огромный торговый центр. Городские власти вводят здесь ограничения на автомобильное движение. – Чэнь снова стал гидом. – В ближайшем будущем здесь будет пешеходная зона.
Уже через пять минут они оказались на перекрестке улиц Нанкинлу и Сычуаньлу. На углу Кэтрин увидела белое здание ресторана в европейском стиле. Сквозь высокие, янтарного цвета стекла видны были столики, сплошь занятые молодыми людьми, которые пили кофе.
– Это кафе «Дэда», – объяснил Чэнь. – Здесь варят превосходный кофе, но мы с вами пойдем на уличный рынок позади кафе.
Она взглянула вверх и увидела на углу табличку с названием: «Центральный рынок». Он отмечал вход в узкую и неприглядную улочку. Помимо крохотных магазинчиков с временными стойками и прилавков на тротуаре, заваленных различными товарами, здесь приютились множество закусочных и забегаловок.
– Раньше здесь был рынок, где торговали дешевыми и поношенными вещами, вроде «блошиного рынка» в Соединенных Штатах, – продолжал Чэнь снабжать ее информацией. – Но поскольку сюда приходило очень много народу, стали появляться и заведения, где можно было поесть, очень удобные, недорогие, но весьма специфические.
Закусочные, тележки с едой и маленькие ресторанчики, казалось, насыщали атмосферу ощутимой энергией. Большинство из них выглядели очень дешевыми и бедными, резко контрастирующими с роскошными заведениями вокруг гостиницы «Мир». Уличные торговцы на самодельных грилях-решетках ворочали кусочки баранины, время от времени посыпая их специями. Под шелковой вывеской, на которой крупными китайскими иероглифами значилось «Еда от всех болезней», хозяин лавки всыпал мерной ложечкой старинные лечебные медицинские средства в поставленные в ряд и кипящие на огне глиняные горшочки.
