Джек Кертис - Банджо
Круглые часы на стене громко тикали в неожиданно наступившей тишине; единственным другим звуком, который нарушал ее, было доносившееся со двора довольное кудахтанье курицы.
- Ну, и дальше? - В лице Кейти было не больше выражения, чем в чугунной сковородке.
- Он тут не ошивался, а? - спросил Мартин; глаза у него блестели, как светящиеся во тьме гнилушки.
- По крайней мере, здесь его не было, - сказала Кейти спокойно.
- О чем таком вы тут беседуете? - спросила мать, входя в комнату.
- Ну, мы вот говорили о всяких банковских делах, - ответил Мартин.
- Нет, Мартин, - сказала мать медленно, - пожалуйста, скажи правду. Мне показалось, что речь шла совсем о другом.
- Спроси Кейти. Ей лучше знать.
Гэс, потрясенный, сидел, застыв на месте. То, что он час назад допускал как некую отдаленную возможность, оказывается, уже свершившийся факт!
- Фу, глупости какие! - Кейти презрительно фыркнула. - Я бы ни за что с таким не водилась. Он женатый, толстый...
- Но он вертелся вокруг тебя, вынюхивал, а? - спросил Мартин.
- Мартин! - предупредительно воскликнула мать.
- Ну и что дальше было? - спросил Гэс, чувствуя, как у него все сжимается внутри. Он подумал, что банкир добрался, видимо, и до Сэлли.
- Дальше? Ничего дальше. Я встретила его на днях в городе. Он сказал, что едет на своем новом "бьюике" в Гарден-Сити, не хочу ли я, мол, прокатиться с ним. Ну, я и прокатилась.
Лицо Мартина побагровело как свекла, в глазах вспыхнул огонь.
- Ну, и что он... сделал?
- Да ничего. Было просто приятно прокатиться в машине.
- Мистер Хундертмаркс член нашей церкви. Он был хорошим другом твоего отца, я и подумать не могу, чтобы он позволил себе что-нибудь непристойное по отношению к нашей семье. - Мать не сводила взгляда с лица Кейти.
- Так оно и есть, - сказала Кейти неестественным голосом; губы ее расползлись в какой-то кривой, безумной улыбке. - Он настоящий джентльмен. У него есть всякие странности, не без этого, но зато он живой, настоящий.
- Что ты имеешь в виду? - спросила мать.
- А то, что мне двадцать два года и я не хочу умереть старой девой!
- Так, значит, он уже был с тобой, - сказал Гэс спокойно, поднимаясь из-за стола. - Сдается мне, сегодня утром я ему не все сказал. - Потом обратился к Мартину: - Ты поедешь со мной?
- А ну-ка сядь на минутку! - завопил Мартин. - Из-за твоих идиотских штучек мы все сыграем в дом для бедных!
- Мама, - сказал Гэс, - я поеду и буду бить его до тех пор, пока он всему городу не расскажет, какая он вонючая свинья! Кобель паршивый!
- А чем это поможет Кейти? - По обветренным щекам матери медленно ползли слезы. - Не знаю, но кажется, пришло мне время лечь и тихонько умереть.
Мартин, вскочив, закричал:
- Прекратите сейчас же! Мама, мы, Гилпины, всегда должны стоять до последнего! И если он немножко там крутил с Кейти - ну и что с того? Кому от этого хуже? Пока никто не знает - все нормально.
- Никто не знает? Я знаю, - сказал Гэс и вышел.
Мартин догнал его уже во дворе, он задыхался:
- Не надо этого, Гэс! Не надо! Тебя упекут в тюрягу, и оттуда тебе не выйти!
- Он делал это с Сэлли, теперь - с Кейти. Но больше он такого ни с кем делать не будет!
- Послушай, Гэс, давай не пороть горячку! Может быть, мы с ним как-то договоримся, наймем адвоката. Попросим старого Хальмеримидта. Он все устроит так, что мы сможем обжаловать через суд нарушение обещания жениться. И все будет в порядке!
- Я ж говорил, что ты продашь Кейти за трактор, но все-таки не думал, что ты сможешь так, - сказал Гэс, набрасывая седло на своего пони и крепко затягивая подпругу.
- Тоже мне - святой нашелся! Посмотри, что получилось с Лу!
- Лу? А причем тут Лу? - рассмеялся Гэс. - Вот уж кто не был святым!
- Нет, не то. Я имею в виду, что он тоже пытался плыть против течения. Ты хочешь бодаться с банком, братец, но просто расшибешь себе башку! И все.
- Ладно, - сказал Гэс, - значит, я просто расшибу себе голову! Но этот боров не будет больше покупать наших женщин! Вот так.
Гэс взял старый, пыльный плетеный кнут, свернул его в кольцо и повесил на седло, оттолкнул Мартина в сторону, сел на пони и ускакал по дороге в город.
Он собирался продемонстрировать всем, какая сволочь этот Хундертмаркс - и больше ничего. Вытащит его на улицу, пригрозит ему плеткой, и Хундертмаркс как миленький все сам расскажет! И может быть, другой банкир, который заменит его, будет помогать людям, а не глотать их со всеми потрохами. Но Гэсу и в голову не могло прийти, что Мартин позвонит Хундертмарксу и предупредит его.
Гэс въехал в город с восточной стороны; по дороге он вспоминал, как охотился на оленей на холмах Гошен. Нужно подбираться к ним так, чтобы они ничего не подозревали, но это очень трудно. У животных есть особое чувство опасности, да и ветер всегда может неожиданно перемениться...
Гэс и не пытался пробраться в город незаметно, скрытно. Его пони бежал упругой рысью, которая ему так нравилась, по центральной улице. Остановился прямо напротив банка, у столба с перекладиной, к которой привязывают лошадей. У ступеней банка стоял сияющий черный "бьюик" - на радиаторе статуэтка Крылатой Победы. Когда Гэс слезал с пони, одна нога беспомощно застряла в стремени. Пока он высвобождал застрявшую ногу, подошел Гроувер Дарби.
- Сынок, пойдем-ка лучше со мной.
И Гэсу ничего не оставалось, как пойти за дородным шерифом. Его заплывшие глазки были, как всегда, сонными, на боку в кобуре висел револьвер.
- А в чем, собственно, дело, шериф? - спросил Гэс через пару шагов, пытаясь сообразить, как это получилось, что шериф узнал о его намерениях; сквозь пыльное окно банка Гэс успел заметить жирное красное лицо.
- Да вот слышал, что собираешься наделать всяких глупостей.
- Мои дела касаются только меня, - произнес с расстановкой Гэс, все еще пытаясь сообразить, что же делать дальше.
- Гэс, ничего у тебя не выйдет, - сказал Дарби примирительно.
- Шериф, я здесь живу уже восемнадцать лет, и знаете, научился понимать, что и как. Особенно что справедливо, а что нет.
- Ты еще слишком молод, парень. Не привык еще к узде! Я знаю, что это тяжкая наука, хочется и побрыкаться. Знаешь, стальные прутья покрепче кнута.
- А как насчет того, что человек должен оставаться всегда человеком? А узда для кого - разве не для животных, а?
- Ты мне, парень, не хами! Вот я тебе сейчас покажу, как выглядит камера в тюрьме - посидишь там, подумаешь.
- Вот тут ты дал промашку, шериф, - прошептал Гэс, слегка развернувшись. И обрушил на Дарби свой тяжелый, как окорок, кулак, вкладывая в удар всю силу и вес тела. Удар оглушил шерифа и свалил на тротуар - так ударом молота опрокидывают быка.
Гэс, не взглянув на распростертого на земле Дарби, повернулся и бросился к своему пони. Сорвал с седла плеть, подбежал к банку, взлетел по ступенькам к двойным стеклянным дверям. Шторы были опущены. Гэс с разгону высадил стекла, оборвал шторы, ворвался внутрь; перепрыгнув через стойку, влетел в кабинет Хундертмаркса. Тот, трясущийся, жирный, навел на Гэса маленький пистолет и выстрелил. Промахнулся! Выстрелил еще раз - пуля вырвала кусок кожи и мяса с ребер. В следующее мгновение Гэс ухватил его за руку, державшую пистолет, вывернул ее (что-то хрустнуло), а потом, волоча за другую руку, потащил толстого борова с позеленевшим лицом на улицу, где успело уже собраться довольно много народа, включая доктора Винкельмана и пастора Вайтгенгрубера. Гэс подтащил Хундертмаркса к сточной канаве и окунул банкира в нее раз, потом второй, третий. Затем, переломив рукоятку плети о свое колено, Гэс подбежал к пони и вскочил на него. И поскакал прочь из города, оставив в банке и у канавы капли своей крови.
Может быть, стычку с Хундертмарксом как-то можно было бы уладить, но вот нападение на шерифа - это уже серьезно, парень, говорил себе Гэс. За тобой будут гоняться как за паршивым койотом, и где бы ты ни прятался в этом графстве - найдут.
У него перед глазами все стало прыгать, он стал ощущать жгучую боль, которую поначалу даже не почувствовал. Голова кружилась, и он боялся, что выпадет из седла. Ему казалось, он слышит крики: "Лови, держи!" И увидев товарный поезд, стоящий у больших элеваторов, он понял, что ему нужно делать. Он с полной ясностью осознал, что иного выхода не оставалось.
Гэс остановился, соскользнул с пони, хлопнул его по крупу и, спотыкаясь, побрел по гравию к покрытым ржавчиной товарным вагонам.
Когда Гэс проснулся, его охватил ужас. Он не понимал, где он, как попал сюда, куда его везут. Но постепенно события минувшего дня стали всплывать в памяти, и, поразмышляв над происшедшим, Гэс пришел к выводу, что сделал единственно для него возможное и имеет право называться человеком, которого зовут Август Гилпин. И он не виноват в том, что случилось с Гроувером Дарби - кто просил вмешиваться? Закрыв глаза, он помолился о здоровье шерифа.
Гэс открыл глаза - он лежал на старом дощатом полу пустого товарного вагона, который слегка покачивался, мерно постукивая на стыках рельсов.
