Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»
И вот уже я — законный «пацан», прохожу у Короля основы воровской грамоты, постепенно вникаю в тонкости профессии «ширмача», как называли вора-карманника.
Однажды Король, подозвав меня, достал из портмоне какой-то документ.
— Это теперь твои метрики. Свидетельство о рождении. — Он развернул сложенный вчетверо плотный, чуть пожелтевший листок.
— Крепко запомни: с этого дня ты уже не мой тезка, а Леша. И фамилия у тебя другая — Дроздов. Твоего отца убили на фронте, мать умерла. Тетя Соня — твоя родная тетя, и сейчас ты живешь у нее. Кто бы тебя ни спросил, отвечай только так.
— А для чего это надо? — полюбопытствовал я.
— Ну, во-первых, чтобы жил в этой хате не на птичьих правах. А во-вторых, — он таинственно поднял указательный палец… Рано или поздно поймешь и спасибо скажешь. А сейчас бери метрики и твердо заучивай, кто ты отныне есть. Вечером спрошу — должен без запинки ответить.
На другой день Валентин объявил, что мы втроем — он, Костя и я — едем в Салтыковку. «Толкучка там — лучше во всей Москве нет. А вас, пацаны, надо одеть как положено. С иголочки».
Умение одеваться модно, со вкусом Король считал вещью, совершенно необходимой для карманника.
— «Урок» из вас делать не собираюсь. Тех по кепке с козырьком в два пальца да по лоскутной куртке с воротничком навыпуск за версту видно. Лучшей мишени для «ментов» не придумаешь. По одежде встречают, — так было и всегда будет. Вор не должен вызывать подозрений там, где «работает». Пока разберутся, что к чему, вас и след простыл. Уразумели, мальцы?.. Вот мы и постараемся нарядить вас этакими мальчиками из интеллигентной семьи. И держаться должны под стать одежде».
Так наставлял нас «учитель». Не говоря уж о личном примере. А у меня в памяти еще свежа была наша поездка на родину. Король со своим подельником показали тогда, каков он, карманник экстра-класса. Кстати, в Салтыковку, мы ехали тем же знакомым маршрутом — электричкой до станции Обираловка.
На толкучке Валентин долго и придирчиво выбирал одежду, не один раз заставлял ее примерять. Купил нам «матроски», добротные брюки, хромовые сапожки.
Пока мы ходили по базару, чего только не насмотрелись. Особенно запомнились мне картежники. Игра была нехитрая. Один держал небольшую дощечку, другой кидал три карты — двух королей и туза. Но «отгадывали», как объяснил нам Валентин, только свои — так называемые мандеры. Их задачей было завлечь публику. «Подходи, не жалей. Игра проста: от рубля до ста, — кричали зазывалы. — Бабушка Алена мне оставила три мильона. Велела не пить, не гулять — только в карты играть». Немало находилось ротозеев, которые на это клевали и просаживали всю свою наличность.
— В такие игры мы не играем, — сказал Король, уводя нас от любопытного зрелища. — Мы если берем, то целиком.
В это время шулера вмиг рассеялись — проходила милиция.
Да, если вспомнить, каких только аферистов и мошенников в ту военную пору не было.
Так я продолжил свое воровское ученичество. Король был умелым наставником. Натаскивал нас с Костей исподволь, терпеливо, без нажима и окрика, как старший друг. Обучал только тем приемам, которыми сам владел в совершенстве и чаще всего пользовался. Коронным его номером было «писать» карманы, «работая» с подельником в переполненных трамваях («марках») или в пригородных поездах. Этим со временем в совершенстве овладел и я.
В пору постижения искусства карманника мне довелось близко познакомиться с другими известными «ворами в законе» — людьми очень разными и интересными. Это и знаменитый квартирный вор («скокарь») Лешка Куцый — дерзкий и хитрый, в общении — грубоватый. Его, бежавшего из зоны, усиленно искала милиция. И карманник Витя Шанхай — мечтатель по натуре, влюбившийся по уши в девушку по имени Блюмка из порядочной еврейской семьи. И лучший друг моего наставника Федя Артист, судьба которого оказалась трагичной…
Вначале все шло как надо. Но воровская стезя не усыпана розами. Она словно петляет в густом лесу между корневищами и буреломом, и далеко не всегда ты можешь предугадать, где нужно остановиться, выждать… Вот и нас завела она вдруг куда-то в чащобу, и началась полоса неудач…
Как-то после «работы» возвращаемся с Костей на «хату». На диване лежит Куцый, окутанный облаком табачного дыма. Пепельница, стоящая рядом с ним на полу, полна окурков. «Прибыли?» — буркнул он и пошел в комнату, где обычно спала тетя Соня. В это время раздался стук в дверь — сильный, решительный. Тетя Соня, на ходу натягивая платье, вышла из своей комнаты, Куцый — следом. Ловким движением хозяйка откинула половик и открыла подпол. Куцый и Костя нырнули туда. «Не забудь, что ты — мой племянник», — шепнула мне, прежде чем открыть дверь.
На пороге стоял милиционер.
— А, здравствуйте, здравствуйте, — затараторила тетя Соня, изобразив на лице улыбочку. — Давненько к нам не захаживали.
Она потащила его на кухню. Там они долго о чем-то разговаривали. Был слышен звон посуды. Видать, выпивали. Я все это время тихо сидел на диване. Появившись в комнате, милиционер спросил:
— Тебя как звать, мальчик?
— Леша. Фамилия Дроздов, — ответил я, стараясь не выдавать волнения.
— Свидетельство о рождении есть?
— Да, да, конечно, — поспешно ответила тетя Соня и полезла в комод, где лежали метрики.
Когда милиционер ушел, тетя Соня с облегчением вздохнула. Немного повременив (чем черт не шутит!), открыла погреб.
— Что за гость? — поинтересовался Куцый.
— Участковый наш. Прошин.
— И часто он заглядывает?
— Не так чтобы часто, но заходит.
— «Дрожжи» кушает? — продолжал расспрашивать Куцый.
— Не то что кушает — жрет, только давай, — ответила тетя Соня. — С этим начальником кашу можно варить.
Несмотря на шутливый тон разговора, после визита Прошина все мы как-то приуныли.
К вечеру пришли Король и Артист. Оба злые. Выпили, и начался у них мужской разговор. Из него я понял, что завтра на десять утра назначена сходка воровской «братвы». В лесу под Обираловкой. Много будет «босяков» со всего Союза.
— Ты, Куцый, поедешь?
— Надо бы посмотреть, какая нынче она, иногородняя «босота». Два года не видал вольной жизни. Все никак не могу привыкнуть. Увижу дерево, так и кажется, что вот-вот падать оно начнет. И придавит.
Валентина, как и Артиста, визит Прошина не обрадовал.
— Сегодня здесь ночевать не будем, — решил Король.
Они взяли с собой Куцего. Мы с Костей остались и легли спать в сарае.
Опасения Короля были не напрасны. Ночью опять нагрянула милиция. Искали, как сказала тетя Соня, Куцего.
Утром мы с Костей решили «поработать» немного на Рогожском рынке. Но вдруг увидели Михалькова — и пришлось слинять.
Дня через три мы встретили, наконец, своего наставника. С ним был и Куцый. Валентин сказал, что на старую «хату» нам с Костей тоже ни к чему возвращаться, и дал адрес.
Хозяином новой «хаты» оказался инвалид дядя Вася — вместо левой ноги у него был протез из деревяшки. Человек очень осторожный, он разговаривал только шопотом и постоянно ко всему прислушивался. На новой «хате» было как-то неуютно. Нам с Костей здесь не понравилось.
Куцый, для которого риск был второй натурой, не мог сидеть без дела. Когда стемнело, он, положив в карман наган, куда-то ушел. На хате появился уже к утру с чемоданом, набитым дорогими вещами. Рассказал, что нарвался на патрулей, и пришлось выпустить два «масленка». При нас он прокрутил барабан, в котором оставалось пять патронов. Кто станет очередной его жертвой?
— Неудобная все же «дура», — посетовал Король, прицеливаясь в висевший на стене портрет вождя.
— Ой, что ты, что ты — погубишь, — засуетился при этом дядя Вася.
— Хотя получше «мелкашки».
— Намек понял, — Валентин улыбнулся краешками губ. — Постараюсь добыть «парабеллум».
Но Куцему в тот раз так и не удалось воспользоваться этой услугой. Во время очередной дерзкой вылазки он попал в засаду. Стал отстреливаться. «Опер» тоже применил оружие, ранив его в ногу. Куцего изловили с поличным: в одной руке он держал наган, в другой — сумку с вещами.
А вскоре на одном из непредсказуемых поворотов воровской тропы попали в беду и мы с Костей. Началось с того, что на Рогожском рынке меня подловил сам Михальков — гроза карманных воров. Я расплакался, сказал, что остался круглым сиротой, и Михальков распорядился отправить меня в детскую комнату милиции. На другой день пришла тетя Соня, причитая и пуская слезу, показала метрики «своего Алешеньки», и меня отпустили. Вот когда стало мне понятным, для чего еще они были нужны.
Но на свободе мне довелось гулять недолго. Опять схватил за руку Михальков — на этот раз погорели мы вместе с Костей. Подержав немного в милиции, нас отправили в Даниловский детприемник.
