Татьяна Коган - Человек без сердца
Фреске на стене бара тоже было наплевать. Она рухнула и погребла под руинами одну человеческую жизнь.
Джек поморщился: желудок свело от голода. Сколько он уже не ел? Два дня? Три? Было невозможно запихнуть в себя пищу, сразу же хотелось вырвать. «Нужно выпить хотя бы чай с сахаром», — устало подумал он и пошел на кухню. Набрал воды, включил электрический чайник и сел, упершись локтями в стол и спрятав лицо в ладонях.
Обычно человек начинает ценить то, что имел, когда лишается этого. В данном контексте утрата предстает закономерным уроком, толчком к самосовершенствованию. Но Джек был из той редкой породы людей, кто никогда не жалуется на судьбу, испытывая благодарность за возможность жить так, как им нравится. Его все устраивало. Он ценил здоровье, силу и ум и не понимал, зачем понадобился сей жестокий урок. В чем смысл? Вряд ли он поймет больше, чем уже понял. Разум услужливо подкидывал ответ. И этот ответ был страшнее, чем сама слепота. В случившемся нет никакого смысла. Обычное стечение обстоятельств. Просто не повезло.
Что ж, все когда-нибудь случается в первый раз. Джеку всегда сопутствовала удача. Он родился в интеллигентной семье. Его не ругали, не наказывали. У него были хорошие игрушки. К семи годам он свободно говорил на двух языках — русском и немецком. Одноклассники не притесняли Ваню, педагоги любили. В последних классах школы у него появилось трое настоящих друзей. Поступил в институт с первого раза без чьей-либо помощи. С первого курса стал жить отдельно от родителей. Иван Кравцов занимался любимым делом, в меру работал и в меру развлекался. Ему было где жить и на чем ездить. Он нравился людям. Жизнь складывалась наилучшим образом.
Все закончилось в один миг.
Это неправильно! Неправильно…
Чайник давно остыл, а Джек по-прежнему сидел за столом, раздавленный и обессиленный. Он осознавал, что никогда не согласится с приговором врачей, сколько бы обоснований те ни приводили. В конечном итоге прав оказывается тот, кто не сдается. Здравый смысл не в том, чтобы примириться с реальностью, а в том, чтобы эту самую реальность изменить в соответствии со своими нуждами. Вопреки бунтующему рационализму. По вере вашей воздастся вам.
Но откуда взять веру? Откуда взять веру, когда все твое существо бунтует против несправедливой кары? Когда сознание вопит, что есть силы, превосходящие твои собственные.
Джек не знал, что делать дальше. Он хотел вернуть зрение. Во что бы то ни стало. Но он не верил в чудо и не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы победить. Было страшно. По-настоящему страшно. Джек нащупал в кармане осколок и осторожно провел по острому краю. Теперь Иван понимал, почему не выкинул его: хотел сохранить напоминание о мгновении наивысшей слабости. Откровенный акт незамутненного мазохизма…
В квартиру позвонили. Джек машинально встал, подошел к двери и повернул замок. И только потом спохватился, что поступил опрометчиво, не спросив, кто там.
Гость не спешил заходить в прихожую. Стоял на пороге и молча разглядывал хозяина. Джек чувствовал на себе чей-то взгляд, но упрямо не раскрывал рта. Мелькнула мысль: уж не загадочный ли мститель явился снова позлорадствовать? Немая сцена длилась минуту.
— Здравствуй, Иван! — наконец не выдержал невидимый гость. — Разрешишь войти?
Ноги подломились. Джек прислонился к косяку, ощущая, как стремительно улетучивается недавняя воинственность, превращая его в маленького мальчика. Мальчика, который мечтал о независимости, но которому предстояло еще очень многому научиться.
— Пап? Ты приехал?
— К счастью, один из твоих друзей оказался умнее тебя и додумался позвонить мне. Неужели ты всерьез намеревался скрыть от меня случившееся? Я не узнаю тебя, сын. Я полагал, что ты давно повзрослел.
— Прости. Я не хотел вас с матерью огорчать.
— Насчет матери согласен — незачем ее лишний раз волновать. Но мне-то ты мог сообщить? — Сергей Иванович Кравцов вошел в коридор, снял легкое пальто из английской шерсти и кашемировый шарф и повесил на вешалку. — Ладно. Поговорим об этом позже. Что с рукой?
— Ничего серьезного, — Джек улыбнулся. На долю секунды — на одну короткую долю — все стало простым и понятным, а ситуация утратила драматичность. Был на земле лишь один человек, которому Джек доверял больше, чем себе самому. И этот человек стоял сейчас перед ним.
Сергей Иванович обнял сына и огляделся:
— Сделал ремонт? Недурно.
— Ремонт уже не новый. Просто ты давно не приезжал.
— Что верно, то верно, — согласился отец, следя за тем, чтобы голос не звучал чрезмерно напряженно. Известие о несчастье, постигшем сына, повергло его в недоумение. У них в семье не водилось секретов, с раннего детства Иван воспитывался в либеральной обстановке. Родители принимали его право на самостоятельные решения, однако сын не чурался обсуждать проблемы и просить советы. Сергей Иванович не сомневался в здравомыслии своего сына и знал: если возникнет сложная ситуация, тот обратится за помощью. Тем более неожиданным стало молчание Ивана о потере зрения.
Максим позвонил два дня назад и вкратце обрисовал положение. Сергей Иванович вылетел из Мюнхена на следующий день, предварительно побывав в лучшей офтальмологической клинике и договорившись с врачами о консультации. Кроме того, пришлось сделать несколько важных звонков в Москву бывшим коллегам.
Последние тридцать лет жизнь Сергея Ивановича и его семьи протекала между Россией, Германией и Австрией. Кравцов-старший служил военным атташе при российском консульстве, поэтому ребенок жил на три страны. В начале девяностых на несколько лет семья вернулась в Москву — родители хотели, чтобы последние классы школы сын отучился на родине. Когда Иван поступил в медицинский институт, отец и мать уехали в Германию, предоставив сыну полную самостоятельность. С тех пор пару раз в год Иван наведывался к родителям, проводя у них летние каникулы, а затем и отпуск, всегда имея в наличии действующую долгосрочную шенгенскую визу. В Москву мать и отец приезжали редко — говорили, что отвыкли от дикой российской действительности.
После выхода на пенсию Сергей Иванович занялся бизнесом и весьма преуспел: помогла дипломатическая закалка. Не единожды звал сына переехать в Германию, впрочем, не особенно настаивая. Он одобрял выбранную Иваном специальность и уважал его профессиональные навыки. Если сыну нравилось делать карьеру в России, значит, так ему лучше. За будущее Ивана он не переживал. Покуда не услышал чудовищное известие. И от кого? От чужого фактически человека.
Максим встретил Кравцова-старшего ранним утром в аэропорту Домодедово и первым делом повез в клинику, где тот переговорил с заместителем главврача. Пожилой суетливый мужчина немного нервничал (не каждый день получаешь запрос из департамента здравоохранения Москвы), но отвечал на вопросы кратко и по существу, предоставив исчерпывающую информацию о лечении Кравцова-младшего. Получив копии медицинской карты и результатов обследований, Сергей Иванович покинул клинику. Затем подробно расспросил Максима о произошедшем, поинтересовался душевным состоянием сына и, поблагодарив его друга за содействие, отправился к Ивану. И хотя Сергей Иванович морально подготовился к встрече, все равно разволновался, поймав невидящий взгляд своего ребенка. Отцу понадобилось несколько долгих секунд, чтобы вернуть хладнокровие. Излишние эмоции только вредят. В критические моменты нужны спокойствие и трезвый ум.
— Кто тебе наябедничал? Максим? — спросил Джек, садясь на диван. — Как он тебя нашел?
— Сказал, что переписал контакты из твоего телефона, пока ты валялся в больнице.
— Я так и понял, — усмехнулся Джек. Он не только не злился на товарища, а пожалуй, был ему признателен. Не то чтобы Иван Кравцов стеснялся обратиться за помощью к родителям. Просто не считал это необходимым. Он ведь не серого вещества лишился, а зрения. А значит, и сам бы справился. По крайней мере, ему хотелось так считать. Однако сейчас, в присутствии отца, Джек отдавал себе отчет в том, какое облегчение испытывает… Он внушал себе, что должен быть стойким, изображал сильную личность, но при этом нуждался в поддержке. Нуждался отчаянно. Впервые за последние недели Джек почувствовал, что напряжение покидает его.
— Где у тебя шкаф? В спальне? Я соберу твои вещи. Вечером мы вылетаем в Мюнхен. Тебя уже ждут в клинике Карла Теодора.
Поскольку Иван молчал, Сергей Иванович достал чемодан, проверил молнии (все работало) и направился в спальню, чтобы упаковать необходимое для поездки.
— Пап, — голос Джека дрогнул.
Сергей Иванович остановился в проеме двери и обернулся:
— Да?
— Спасибо…
— Поблагодаришь позже, глядя мне в глаза. — Он заволок чемодан в спальню, оставил его у шкафа и поспешно открыл окно, впуская в комнату прохладный воздух.
