Татьяна Устинова - Саквояж со светлым будущим
— Здравствуйте, — сказала Маша, покрутила своей папочкой, попыталась ее пристроить в другую руку и в конце концов положила на столик. Рот у нее улыбался, а глаза как-то не очень. — С удовольствием смотрю ваше шоу, правда. Вы просто замечательный ведущий!
Странно, но в ее устах банальный комплимент вовсе не звучал банально, а показался самой лучшей похвалой. Она умела как-то располагать к себе людей, знала это и виртуозно этим пользовалась.
— Я стараюсь, — потупив глазки, пробормотал Веселовский и даже по-гусарски прищелкнул каблуками, вышло смешно. — А что-то мы господина Воздвиженского к нам никогда не приглашали! Такое упущение!
Маша моментально, как фокусник из воздуха, вынула откуда-то визитную карточку и вложила Веселовскому в приготовленную ладонь.
— Обязательно позвоню, — пообещал он так, что Родионов подумал про него равнодушно — вот папильон, а? Еще, чего доброго, ухаживать за ней вздумает, заморочит ей голову, а мне потом забот не оберешься! — Мы летом в основном в повторах выходим, а к осени ближе начинаются съемочные сессии.
— Ты чего, Игорек? — радостно спросил Весник. — Это ты нас как бы предупреждаешь, чтоб до осени мы ничего от тебя не ждали, так я понимаю?
— Мария Петровна, — сказал Веселовский, глядя Маше в лицо, — не слушайте вы его! Он такой болван! Ему бы только своих авторов продвигать, и в этом весь смысл его никчемной жизни!
— Илья Юрьевич болван?! — ужаснулась Маша притворно. — Вы говорите какие-то ужасы, Игорь!
«У него изумительные глаза, — отметила она машинально. — У героя-любовника в романе только и могут быть такие глаза — очень зеленые, яркие, как крыжовник, с темными зрачками. Омут, а не глаза. Казнь египетская».
А писатель Воздвиженский слушал их препирательства, чем-то напоминавшие все его телефонные разговоры с Людой, Олей, Леной, Ирой, которых попадалось много, и еще с Тамарой, которая попалась одна. Он слушал и скучно думал, как это людям не надоедает такую ерунду молоть и вздор. Все ведь наперед ясно, и отклонений никаких от маршрута быть не может.
Ну, позвонит он завтра же, этот бонвиван телевизионный. Назначит Маше свидание. Она потащится, конечно, потому что как же ей устоять, ведь красавец, и в магазине, где он покупает колбасу, поди, дамы бальзаковского возраста за автографами выстраиваются, а девицы возраста Джульеттиного в обморок хлопаются. Во второй раз он поромантичнее что-нибудь придумает, не просто ресторанчик в центре, а, скажем, приватную вечеринку. Она потащится и на вечеринку. Там они станут танцевать, и его шершавая и тонко пахнущая щека будет рядом с ее щекой, а пальцы что-то такое нащупают на спине, и ноги у нее начнут подкашиваться, и глаза закатываться, и от его близости она вся будто подтает, и…
Вот гадость какая. Какая гадость и, главное, бессмыслица!
Переспят они раз, другой, третий, потом вместо очередного свидания ей понадобится к детям, а ему станет скучно, и уже следующая Джульетта или, напротив, мадам Бовари замаячит на горизонте, и все.
Все!! Все!!!
Себя Родионов почитал куда как более честным мужчиной. Он романтики никакой не признает. Он завел себе Люду, к примеру, и спит с ней, когда время есть. Нет времени — не спит и не звонит, и ничего. Люде он тоже сразу объяснил, что досаждать ему звонками не нужно, что он сам, когда сможет, тогда и выберется, потому что время у него есть не всегда, а когда есть, тогда он сам даст знать… По крайней мере, в этом нет лжи и ханжества.
Это Дмитрий Родионов так думал, что их нет. Думал и очень гордился собой и собственной чрезвычайной честностью.
Веселовский еще долго расшаркивался, никак не мог откланяться, все строил Маше глазке, а Родионов в это время скучал, и наконец телеведущий ушел.
Столкнувшись с ним в дверях, вбежала Таня Табакова, похожая на Клаудию Шиффер, беловолосая, длинноногая и высокая, принесла кучу каких-то бумаг, моментально рассовала всем участникам совещания по экземпляру, уселась и посмотрела вопросительно — приготовилась работать. Еще сказала, что Сильвестр разгромил каких-то монстров и продвинулся на третий уровень.
Маша Вепренцева вдруг вспомнила о сыне, словно могла про него забыть, и заторопилась. Надо бы еще матери позвонить, узнать, как там Лера!…
— Значит, так, — начал Весник, когда вся его команда, а также великий писатель с секретаршей заняли наконец наиболее подходящие каждому позиции, — послезавтра у нас начинается визит в Киев. Про то, что это стратегически важный для нас город, мы уже говорили не раз, и всем об этом известно. Дмитрий Андреевич, не знаю, рад ты будешь или не рад, но в Киев с тобой лечу я.
Воцарилась тишина. Слышно было, как в приемной разговаривает народ, а в соседней комнате распевает радио.
Родионов глянул на Машу, и напрасно, потому что поддержки никакой не получил — она смотрела в сторону, а Весник его взгляд заметил.
— Ты на Марью Петровну не взирай, — сказал он серьезно. — Она ничего не знает. Мы только вчера решение приняли.
Родионов понимал, что спрашивать, почему они приняли такое решение, нельзя. Это неправильно. В конце концов, именно он, Родионов, великий писатель Аркадий Воздвиженский, а Весник и его служба работают на него, вернее на его имидж, и оправдываться ему перед Весником незачем и не в чем, но не удержался и спросил:
— Илюш, ты же никогда сам не ездишь. Что случилось? Мы что-то делаем неправильно?
Весник помедлил с ответом, и Родионову показалось, что медлит он специально, ведет некую игру, смысл которой пока неясен:
— Я хочу посмотреть, как все это происходит, своими глазами. А то все рассказывают, рассказывают, как вас, великих, там на части рвут, а мне бы хоть одним глазком глянуть. Ведь и мы пахали!… — Тут он тона не выдержал и захохотал.
Начальство, в лице Ильи Весника, в издательстве все любили, хотя и бывало, что из его кабинета выскакивали, как из бани, красные и взмыленные, а за стеной топало, гремело и орало так, словно туда ворвался боевой слон из войска Александра Македонского.
— Дмитрий, — начала Таня Табакова, — программу мы утвердили. Конечно, по ходу визита она может меняться, но только в частностях. Маше я все сказала, и билеты на самолет сегодня отдам, они уже куплены. Откройте, пожалуйста, первую страницу.
Все послушно открыли. Родионов тоже открыл, хотя он «неорганизованный» и ему без толку что-либо толковать. Он или все забудет тут же, или перепутает, или неправильно поймет. Но Таня Табакова говорила как-то так, что ослушаться ее не было никакой возможности.
— В Киеве немного другие книжные магазины. Не такие, к которым мы привыкли в Москве и вообще в России. Там нет книжных супермаркетов, а в основном книжные отделы в больших магазинах. У них есть только один специализированный книжный магазин «Олимп», он очень хорошо расположен, рядом с одним из самых крупных рынков, и метро там рядом.
— И директор душка, — подал голос кто-то из отдела рекламы.
Родионов их и не заметил. Они пришли и парой стали у двери, девочка и мальчик. Некоторое время великий рассеянно вспоминал, как их зовут, не вспомнил, поморщился и вновь стал вполуха слушать Табакову:
— …называется «Квартира Бабуин». Это очень хорошее литературное кафе, стилизованное под коммунальную квартиру. Я ездила, смотрела все площадки, оно мне очень понравилось. И хозяева замечательные, и персонал, так что там все будет отлично. Там у вас практически целый день, в этом кафе.
— Как день? — неожиданно встрепенулась Маша, перелистывая программу. — Ты же мне говорила, что у нас в первый день телевидение!
— Машунь, мы тут все поменяли. У вас в первый день заявочная съемка, утренняя, где будет объявлено, что Воздвиженский приехал. Вот, видишь, как она называется… «Будинок», да? Потом вы до вечера в «Бабуине», а на следующий день у вас телевидение и радиостанции. Нам показалось, что так логичнее, чтобы с места на место не метаться.
— А машина большая?…
Табакова улыбнулась. Родионов со своими ста девяноста пятью сантиметрами не во всякую машину помещался. Особенно в японские. Видно, ни один нормальный японский автомобильный конструктор даже вообразить не мог, что бывают люди такого роста, и поэтому в любой японской машине Родионову приходилось сидеть не иначе, как высунув голову в люк, если таковой имелся.
— …встречи с читателями. Дмитрия там хорошо знают и любят, у нас на этот счет проведено целое исследование, поэтому мы уверены, что они будут более чем многочисленные. Затем, двадцать восьмого, встреча с украинской литературной общественностью.
— Там массовая литература организована совсем по-другому, нежели у нас, поскольку, во-первых, много русскоязычных тиражных авторов, следовательно, мало украинских, а во-вторых, местных пиарщиков и рекламщиков всех надо перетопить, а новых нанять, — вступил в беседу Весник. — Мы работаем с Алексеем Фурманом, он, кстати сказать, отличный мужик! Под него бы целую службу создать, но у партнеров на Украине денег нет! Дим, ты послушай, послушай!…
