Андрей Мягков - Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало
Ан поди ж ты: и Мерину не удалось избежать этого необъяснимого повального трепета перед руководительницей следственного отдела.
…В это раннее утро — без пяти минут восемь — в предбанник кабинета Сидоровой вошли четверо «мурашей».
Игорь Мерин, свежевыпеченный майор уголовного розыска, как руководитель группы вошёл первым. За ним, используя уважение соратников к своему полу, лейтенант милиции Вероника Калашникова-Мерина — молодая женщина в модных дорогих очках. И далее по старшинству: Александр Александров — широкоплечий парень лет тридцати с характерным «боксёрским» носом, и Толя Филин — «Простофиля», как его называли недоброжелатели.
Все четверо, сгруппировавшись у двери начальницы, устремили напряжённые взоры каждый на свои наручные часы.
В наступившей гробовой тишине было отчётливо слышно разнобойное тиканье часовых механизмов.
— Давай, — спустя какое-то время прошептал Александров, — стучи.
— Не ори. Я слежу, — огрызнулся Мерин, не отрывая глаз от циферблата именных часов, вручённых ему несколько дней назад вместе с новым воинским званием.
— Мои точные. Вчера по телефону проверял: секунда в секунду. Стучи! — настойчиво повторил Александров. — Опоздаем!
— Вчера проверял, а сегодня выброси. — Мерин ткнул свои часы Александрову под нос. — Ещё полторы минуты.
— Мальчики-девочки! Вы что — с ума сошли? — В полной тишине слова секретарши Шуры прозвучали для мурашей громовыми раскатами. Филин даже вздрогнул. — Вы ещё секундомер сюда принесите, храбрецы.
— Помолчи, мокрощёлка, — выругал её Александров. — Тебя не спросили.
— Сам дурак. — Шура обиделась.
— Хорошо поговорили, — резюмировал Филин.
Вероника и Мерин в диспуте участия не приняли.
Дверь распахнулась, в проёме возникла фигура Сидоровой.
— Вы что тут шепчетесь, тихари? А? Заходите, дело не ждёт.
Она прошла в кабинет, заговорила, не дожидаясь, пока рассядутся подчинённые.
— Труп у нас, мальчики-девочки. Только что прислали. — Полковница махнула оторванной телетайпной лентой. — Собирайтесь. Вот: Гривин Алексей Юрьевич, семьдесят второго года рождения, тело обнаружено в его собственной квартире на третьи сутки после убийства. Он бывший клиент ОБХССников, не наш, они давно за ним охотились. Фарцовщик. Чем они им мешают — не возьму в толк: мирные же люди. Но — это не моё дело. Я этого не говорила. Был не наш, теперь вот нашим заделался — убили. Проморгали, мудачьё, простите за слово «проморгали». Держи, начальник, — она протянула Мерину лист бумаги, — тут всё сказано. Ну? Кому что не ясно?
Сотрудники понятливо молчали.
— Похвально. Тогда — марш по коням! Ни пуха ни пера, как говорится. Ни два пера, ни три пера, — улыбнулась она своей любимой шутке. — Все свободны. Кроме майора.
Сидевшие за длинным Т-образным столом «мураши», не веря своему счастью, шумно задвигали стульями, направились к выходу.
— Тут вот какое дело получается, — негромко начала полковница, глядя на Мерина с материнской строгостью, — я хочу сказать, убили в общем-то жулика, элемента закононепослушного, дело может показаться несрочным. Нет?
— Нет. Как все другие, — выдавил из себя Мерин.
— Ну правильно. Я тоже так думаю. Ему ещё девятнадцати не было — жить бы да жить. Шагай.
И она, не глядя на подчинённого, зачем-то протянула ему для пожатия руку.
* * *Для работников МУРа оперативные выезды подчас бывают предпочтительнее каждодневной рутины: допросы, допросы и допросы надоедают не менее, чем «Учиться, учиться и учиться». А тут — что-то подвижное, новое, «адреналиновое». Одним словом — живое, как бы парадоксально и кощунственно это ни звучало.
Конечно, бывает по-разному. Бывает — опаснее и страшнее войны, но сидеть за столом, перебирать бумаги и при этом числиться оперативником московской уголовки — в зеркало на себя смотреть противно. А что касается опасностей, то — как и минёры, шахтёры, как воры и прокуроры — к опасностям муровцы быстро привыкают. Так что оперативные выезды — почти всегда отдушина, и какие бы изуверские ужасы ни ожидали их в конце пути — психовать и сдерживать рвотные позывы никто заранее себе не позволяет. Работа — есть работа. Делу — время, потехе — час. И все стараются использовать этот свой «час» по максимуму.
И Мерин Игорь Всеволодович исключение собой не являл: поездку в любом транспорте он использовал для любимого развлечения.
— Звёздное скопление в созвездии Тельца? — громко объявил он.
В салоне чёрной муровской «Волги» майор сидел рядом с водителем с газетой в руках. Сзади, плотно сжимая друг друга, теснились Александров, Калашникова-Мерина и посерёдке, на самом неудобном месте — Филин.
— Лер, ты не знаешь звёздного скопления в Тельце? — Мерин повернулся к Веронике, но та демонстративно перевела взгляд на бегущий за окном пейзаж.
— Никто не знает? — с упрёком в голосе продолжил допытываться Мерин.
— Плеяды, — снисходительно подал голос водитель Паша.
— Пле-я-ды, — майор вписал буквы в клеточки кроссворда. — Замечательно, Паш, молодец. Спасибо.
Водитель пожал плечами: мол — на здоровье, нет ничего проще.
— Вывоз товаров из-за границы. Ник, ты не знаешь вывоз товаров…
— Спекуляция, — сострил Александров.
— Шесть букв, — посчитал Мерин. Он всерьёз отнёсся к подсказке товарища.
— И-и-импорт. — Ещё снисходительней, без уважения к «звёздным» пассажирам сказал Павел. И тяжело вздохнул. «Не надо вам кроссворды гадать, товарищи офицеры, — говорило его недовольное лицо. — Жуликов лучше ловите».
У Павла, как и у всех, кто поставлен на стражу закона, вне зависимости от высоты пьедестала, было сильно развито чувство превосходства. Над всеми. Даже над законопослушными гражданами, не говоря уж о правонарушителях. Подобное «чувство» у этих бедолаг странным образом срастается с кожей, смешивается с кровью, и вытравить его практически не представляется возможным. Даже после ухода от дел или смены профессий иные «стражи» поглядывают на окружающий «электорат» привычно свысока.
И если речь о шоферне, то всё это напрямую, а подчас и прежде всего, относится к «мигальщикам» — водителям с мигалками на «головах». Будь то «Бугры», «Думцы», шмумцы — каждого из них хлебом не корми — дай безнаказанно проехаться по встречке.
Молодой муровский шофёр Паша Селиванов ходил в звании «мигальщика в законе», гордился этим высоким званием и откровенно страдал, когда приходилось подолгу отсиживаться в гараже. Для него срочные выезды — на бандитские ли налёты, кражи ли, убийства — всегда праздник, именины сердца. Тут уж он вовсю давал волю своему мастерству.
— Сто второй, сто второй, я девятый, иду налево по Кольцу, подготовь перекрёсток! Сто второй, сто второй, я девятый, дай зелёный! Сто второй, сто второй, я девятый, убери транспорт с выезда! Сто второй, сто второй… Подобные приказы через оглушительный усилитель и соответствующие звуковые сигналы грели Пашкину Селиванова душу, будоражили воображение: вот толстомордый бандит вынимает из кобуры пистолет, вот направляет его на невинную жертву, вот спускает предохранитель и… Его, Павла, машина врезается в подонка, сбивает его с ног и вот уже бандит в наручниках даёт признательные показания.
Впереди, на перекрёстке с Дорогомиловской улицей загорелся красный светофор.
— Сто второй, я девятый, дай зелёный! — заорал Павел, но его перекрыл мегафон выбежавшего на середину проспекта постового. «Девятый, девятый, остановись, девятый!..»
— У-у ё-моё! Разъездились, пузыри.
— Ты их пузырями зовёшь? — подал голос Александров.
— Ну а как ещё? Конечно пузыри, пока не лопнули. Шестёрки госдумовские. Они все теперь с эскортами катаются. Проскочим, товарищ майор? — обратился он к Мерину.
— Ты хозяин.
— Понял.
Чёрная «Волга» взревела форсированным двигателем и, лихо обогнув бросившегося наперерез милиционера, вырвалась на свободу пустого проспекта.
— Пусть теперь доносит, побирушка пузатая. А мы ему покажем… — Павел оглянулся на Веронику, не стал заканчивать фразу.
— Что мы ему покажем? — спросил Александров.
— Фигу, товарищ старший лейтенант, — улыбнулся Павел, — фигу мы ему с вами покажем.
— Приятный душистый запах, — объявил Мерин.
— Это я точно знаю, — Александров широко осклабился.
— Ну?
— Приятный?
— Да.
— Душистый?
— Душистый.
— Перегар!
— Дурак. — До сих пор мрачная, молчаливая Вероника позволила себе улыбнуться.
— Да уж, — подобострастно согласился с ней Мерин, — действительно. А ты не знаешь, Никуша? Душистый запах. — Он повернулся к ней всем корпусом, но Вероника опять заинтересовалась заоконным пейзажем.
— Арома-а-ат, — как малым детям пояснил Селиванов. — А. Ро. Мат.
