Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Норов слышал о нем от Леньки, но сам с ним не общался. Ленька пригласил обоих к себе в кабинет, чтобы познакомить. Норов, придя, застал Леньку и Рындина за оживленным разговором. Рындин был высоким плотным мужчиной, лет пятидесяти, спортивного телосложения, с красивым лицом, темными, коротко стрижеными волосами, густо тронутыми сединой, и уверенными движениями.
–Владимир Сергеевич мне историю про самарских бизнесменов рассказывает, – сообщил Ленька, представив Норова полковнику.– Они тоже пытались сахаром заняться. Слышал?
–Нет еще,– ответил Норов, обмениваясь с полковником рукопожатием.
Ладонь у Рындина была широкой и сильной.
–Расскажите ему, Владимир Сергеевич,– попросил Ленька.
–Два коммерса из Самары собрали с людей бабки на сахар, ляма полтора зеленью, наняли состав и поехали в Краснодар,– заговорил Рындин, испытующе разглядывая Норова.
–И пропали! – не удержался Ленька. – Прикинь?!
–Как пропали?
–Так! Доехали до Краснодара и исчезли! Вместе с деньгами. Неделю уже нет от них никаких известий. Никто не знает, где они. Их сейчас уже милиция ищет.
–Не только милиция, – заметил Рындин. – И прокуратура тоже. И самарские бандюганы, которые в это дело тоже вложились.
–Сбежали что ли?
–Может и сбежали, а может и лежат где-нибудь в лесу под кусточком, – полковник со значением пожал широкими плечами.
–Странно, что в прессе ничего не было,– заметил Норов.
–Напишут еще, – зловеще пообещал полковник.– Журналюги за такое ухватятся, они ж любят жареное.
Рындин, конечно, знал, где работает Норов. Возможно, он хотел сразу поставить его на место. Норову его слова не понравились.
–Короче, с сахаром – тема горячая. Дело тебе предстоит серьезное, – заключил Ленька, пытаясь смягчить резкость Рындина. – Владимир Сергеевич решил ехать с тобой сам.
–Здорово,– сказал Норов.
–С собой беру шесть человек,– веско проговорил Рындин.– Все – с оружием. Ребята – толковые, с опытом, не подведут.
Ленька уважительно кивал, слушая его. Рындин посмотрел на Норова.
–В поездке мои распоряжения выполняются безоговорочно. В армии служил? Нет? Ясно,– он снисходительно хмыкнул.– Объясняю доходчиво. Если я сказал: «Стоять!», – значит, все замерли на месте. Если сказал: «Лежать!», значит, залегли и прикрыли голову руками. Если я сказал: «Бежать!»…
Его начальственный тон действовал Норову на нервы.
–Покажи,– перебил Норов, тоже адресуясь к полковнику на «ты».
–Что показать? – опешил полковник.
–Как нужно залечь и прикрыть голову?
Полковник с минуту оторопело смотрел на него.
–Ты что, бать, шутишь, что ли? – недоверчиво осведомился он, наконец.
–У меня чувства юмора нет. Я просто хочу понять, как нужно выполнять твои команды, чтоб не накосячить, – ответил Норов, весело и дерзко глядя ему в глаза.– Я же не служил.
Ленька смущенно кашлянул.
–Владимир Сергеевич, э-э… выйдите, пожалуйста, на минутку, – попросил он.– Я сейчас Паше все объясню.
Полковник еще раз взглянул на Норова и криво усмехнулся. Поднявшись с кресла, он вышел, не торопясь, вразвалку, хмыкая, как бы про себя, будто поражаясь норовской наглости.
–Ты зачем его дразнишь? – принялся выговаривать Норову Ленька.– Это его работа, он на этом деле собаку съел. Он за безопасность сделки отвечает!
–Вот пусть за безопасность и отвечает,– возразил Норов.– А мною командовать не надо. Нравится ему лежать – пусть лежит со всеми своими толковыми ребятами. А я уж сам решу, что мне делать: бежать или стоять.
* * *
В Альби Норов поехал не по платной скоростной трассе, а спокойной деревенской дорогой, петлявшей среди холмов. С одной стороны тянулись виноградники, с другой – поле, а за полем – лес, привычный пейзаж тех мест. Они въехали на очередной пригорок, на повороте показалось уединенное деревенское кладбище, небольшое и старое, отгороженное от дороги каменной стеной, густо заросшей бурым мхом. Возле кладбища стояла невысокая часовенка с черным колоколом в полукруглой нише.
–Что это за церквушка? – спросила Анна.
–Часовня Сан-Жером,– Норов сбавил скорость, чтобы Анна могла рассмотреть получше.– Наверное, самая старая в округе, первая постройка относится чуть ли не к шестому веку. Была полностью разрушена в Средние века, построена заново, потом вновь разрушена в эпоху религиозных войн, и вот, сравнительно недавно ее восстановили, причем полностью на средства местных жителей. Они сами здесь работали, устраивали субботники. Лет шесть трудились, очень добросовестно, лишь в прошлом году закончили. Несколько раз я с ними тоже выходил.
–Вот видишь, не такие уж они и безнадежные, французы-то! И кладбище ухоженное! Вон даже цветы лежат! Давай заглянем?
–В часовню? Там внутри ничего нет, голые стены. Совсем не зрелищно.
–Ну пожалуйста, я тебя прошу!
–Хорошо…– Он затормозил и сдал назад, к кладбищу.
–Понимаешь, сейчас все так сошлось… так необычно, – несколько смущенно заговорила Анна.– Мы с тобой во Франции, и вдруг этот карантин… Как в каком-то кино или романе, правда? И любовь, и смерть, и счастье… Все так внезапно… Граница закрыта, я не могу улететь отсюда, вернуться в привычную жизнь… Да я и не знаю, хочу ли я? Я вообще сейчас ничего не знаю. Как потерянная… Это я пытаюсь тебе объяснить, почему мне вдруг захотелось сюда войти…
–Ты надеешься получить знак? – с улыбкой догадался Норов.
–Наверное, да,– призналась Анна.– А вдруг мне что-то откроется? Почему ты улыбаешься? По-твоему, это невозможно?
–Напротив, суеверные люди всегда находят то, что хотят.
–Я совсем не суеверна!
–Среди русских нет совсем не суеверных.
–А ты? Разве ты суеверен?
–Прежде у меня тоже были свои приметы.
Анна подошла к кладбищенской стене, над которой возвышались большие белые кресты, потрогала рукой мох, прижалась к нему щекой и втянула воздух.
–Почему-то очень люблю мох,– призналась она.– Такой красивый: мягкий густой, темно-зеленый на этих жестких серо-белых камнях. Даже его запах, тяжелый, болотный, мне нравится…
–Стену, кстати, тоже выкладывали заново,– сказал Норов.– Два каменщика, молодые парни, французы, возились все лето, под палящим солнцем. Тут ведь в июле и августе – жара за сорок. Но сделали аккуратно, видишь? Точь-в-точь, как было. Не прошло и трех лет, она вновь покрылась мхом.
–Большая влажность?
–Мгновенно все зарастает. Особенность Франции – способность быстро забывать и восстанавливаться.
–А сейчас ты уже не ищешь знаки? – спросила она.– Совсем? Никогда-никогда?
Он покачал головой.
–Тебе безразлично, что с тобой будет?
–Ну, не вполне, просто я как-то не думаю об этом, не загадываю. К тому же всегда есть риск получить дурное предзнаменование.
–Знаешь, а ведь это – тоже суеверие! – развеселилась она.– Только наоборот. Опасение получить плохой знак!
–Действительно,– невольно улыбнулся он, соглашаясь.– Ты очень умна.
