Артур Дойл - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

Мы можем только посочувствовать бедняжке — и признать ее правоту. Лично у нас при взгляде на Героиню возникают в точности такие же ощущения.

Еще несколько доводов в пользу Авантюристки. Возможно, она иногда несколько перебарщивает с иронией и сарказмом (для потенциальной хранительницы домашнего очага это действительно не самые желательные качества), а после того, как она развесит в доме Героя все свои наряды, передвигаться там можно будет только боком; но в целом ее можно назвать очень привлекательной женщиной. Авантюристка красива, умна и наделена живой душой. У нее есть твердость характера и способность настоять на своем. А когда она попадает в опасность, то прежде всего пытается обойтись своими силами, а не взывает к Герою: «Ах, Джордж, спаси меня!»

Ребенка — речь идет о незабываемом типаже Сценический Ребенок — у нее нет. То есть в некоторых пьесах он появляется, но не с ней. В свое время Авантюристка оставила его возле порога чьего-то богатого дома, резонно рассудив, что это проще, чем бросить младенца в реку, да ведь и реки-то поблизости нет. Всякий, кто знает, насколько кошмарным существом может быть Сценический Ребенок, с суровым выражением скажет, что уж для такого-то случая следовало не полениться и все же дойти до речки. Так что это довод скорее не «за», а «против» Авантюристки. Хотя… может быть, и «за»: ей, получается, далеко до идеала, а ведь жизнь с идеальной женщиной совершенно невыносима, не так ли?

Зато у нее никогда не опускаются руки, и уж тем паче она никогда не изъявляет желания «предоставить все естественному течению вещей» (а вот для Героини это более чем характерно).

Когда кто-либо признается Авантюристке в любви, она не ведет себя так, будто это признание оскорбительно или непристойно, и не заявляет, что сделавший его человек сошел с ума (для положительных героинь, даже если не говорить о Главной Героине, это опять-таки крайне характерно). А уж по части обмороков, слез, воплей, рыданий и стенаний она точно не может угнаться даже за самой второстепенной из положительных героинь.

Они в этом деле подлинные мастерицы. Авантюристка, к счастью, нет. Зато она может поставить на место любого из комических персонажей — а это своего рода подвиг: на сцене больше никто не в силах обуздать Комика.

Иногда нам кажется, что Главному Герою очень повезло бы, сумей Авантюристка женить его на себе. Ни один автор пьесы, конечно, не допустит такого вопиющего нарушения канонов — а жаль. Потому что лишь такая женщина сможет — не наверняка и уж точно не сразу, но все-таки шанс остается! — сделать из Героя человека.

Он тоже курит сигарету — и, хотя не сидит при этом на столе, но зато носит чистый воротничок. В жизни такое сочетание не обязательно указывает на преступную сущность вашего собеседника и, определяя злодеев по этим критериям, вы рискуете совершить ошибку. Но на сцене, как мы уже знаем, ошибка исключена.

Вообще говоря, большая удача, что это правило не действует за пределами сцены, потому что иначе ошибки случались бы постоянно. Вот мы, скажем, тоже носим чистые воротнички — если и не каждый день, то по воскресеньям довольно часто. Страшно даже представить, что в таких случаях могли бы подумать о нас родные и близкие.

Главный Злодей не умеет вовремя и метко ответить на оскорбительную реплику, да и в поступках он тоже решительностью не отличается. С первого по последний акт положительные персонажи тонко вышучивают его или грубо хамят, бьют его по физиономии, пускают в ход трости, вытирают о Злодея ноги в переносном, а иногда даже прямом смысле — но никак не могут получить от него сдачи (опять же в прямом или переносном смысле), хотя порой буквально напрашиваются.

— Ха-ха, вот прямо сейчас, дождусь только седьмой пятницы на неделе! — это наивысший перл его остроумия; и даже его он произносит после долгих раздумий, предварительно удалившись к дальней кулисе.

Тем не менее Злодею практически все удается без особых усилий — в каждом акте до предпоследней минуты. На последней минуте против Злодея выпускают комического персонажа, и тот наносит ему сокрушительное фиаско. Так бывает всегда, и тем более странно, что Злодей каждый раз оказывается неприятно изумлен. Похоже, он не из тех людей, которые способны хоть чему-нибудь научиться на собственных ошибках.

Не так еще давно Злодея было принято изображать оптимистом, этаким неудачливым, но твердо надеющимся на успех философом. «И это пройдет», — стоически произносил он, получив от судьбы (в лице положительных персонажей) очередную порцию разочарований и неудач. Твердость духа помогала вынести ему и не такое. Его вера в грядущую удачу выглядела, правда, несколько по-детски наивной — но все равно подкупала. «Всему свое время», — заявлял он после очередного фиаско, продолжая хранить в глубине души уверенность, что его время тоже когда-нибудь да наступит.

Однако в последнее время Злодей, по-видимому, разочаровался в философских ценностях, отрекся от оптимизма и сменил жизненное кредо. Слов нет, как жаль. Его прежняя позиция очень даже заслуживала уважения.

А вот что касается любви Злодея к Главной Героине — то это чувство хотя и возвышенное, но оно вызывает скорее недоумение. Героиня занудна, ипохондрична, только и делает, что утопает в потоках слез, к тому же для Злодея она представляла бы, говоря юридическим языком, «приобретение с отягощением» (так как к ней обычно прилагаются минимум двое крайне избалованных, дурно воспитанных и вообще чрезвычайно нежелательных детей — подробней см. главу ужасов «Сценический ребенок»). Лично мы никак не можем понять, что он в ней нашел. Однако Злодей ее боготворит.

Самое странное — это до какой степени он упорен в своих чувствах. Героиня даже не думает скрывать свою ненависть к Злодею, причем иногда даже выказывает ее методами, малоподобающими для благовоспитанной леди. Свои признания в любви он никогда не успевает произнести даже до середины: то неожиданно является герой и посылает его в нокаут, то комический персонаж, подслушивающий за дверью, выбегает в сад и оповещает обо всем гостей либо местных жителей — которые немедленно начинают заглядывать в окна и жестоко насмехаться над Злодеем. Как известно, по канону Злодей испытывает к Комику неукратимую ненависть, и чем ближе к финалу, тем сильней; но при учете всего вышесказанного эти чувства трудно назвать неоправданными…

Несмотря на все это, он по-прежнему верен Героине и клянется перед всяким и каждым, что настанет день, когда она будет принадлежать ему. При этом Злодей сам по себе довольно качественный образец товара, и, насколько мы можем судить о состоянии дел на рынке сердечных услуг, девицы должны вешаться ему на шею пачками. Но почему-то он готов раз за разом совершать чрезвычайно утомительные во всех смыслах преступления, терпеть обиды и получать по физиономии — лишь бы заполучить в жены столь мрачный и унылый приз, как Главная Героиня. Он явно полностью попал под власть своей великой любви. Он грабит и убивает, решается на подлог и поджог, нагло врет и мелко жульничает — все во имя нее; ради этой священной цели он бы и перед другими преступлениями не остановился, но, кажется, просто не настолько хорошо знает уголовный кодекс: тут у него серьезный пробел в образовании. Однако все это без толку: Героиня его не любит. И что же, спрашивается, ему делать дальше?

На самом деле этот вопрос касается их обоих. Они как бы взяли друг друга в заложники. Даже самому неискушенному зрителю ясно, что жизнь этой дамы была бы гораздо счастливее, если бы не великая любовь Злодея, — но, с другой стороны, без этого чувства его собственная карьера тоже складывалась бы куда более ровно, успешно и не обязательно с переходом на преступный путь.

Дело, оказывается, в том, что Злодей влюблен в Героиню всю свою сознательную жизнь, с самых нежных лет. «О, я увидел вас, еще когда мы были детьми — и был очарован вами мгновенно, с той самой поры и по сей день!» В результате он готов надрываться, как негр на плантации, чтобы сделать ее богатой и счастливой. Вообще-то с такими задатками ему прямая дорога в положительные персонажи.

В утешение Главная Героиня сообщает Злодею, что она тоже определилась в своих чувствах к нему мгновенно, при первой же встрече, и с той самой поры по сей день испытывает смесь ужаса с омерзением, затрудняясь определить, какое чувство преобладает. Как-то раз, проходя мимо отвратительного болота, она увидела отвратительную жабу — и прижать эту отвратительную рептилию (так говорит Героиня, мы-то рептилий с амфибиями не путаем), покрытую отвратительной слизью, к своей отврати… извините, к своей груди — так вот, даже это ей было бы проделать куда легче, чем хоть на мгновенье представить себя в объятиях Злодея.

Однако для Злодея эти ее слова — все равно, что запах спиртного для алкоголика. Он заявляет, что Героиня в любом случае будет принадлежать ему.