Есть что скрывать - Элизабет Джордж

металлическими рольставнями. Они были выкрашены в голубой цвет, с ярко-красными буквами названия кафе. Картинка изображала персонажей из мультфильмов, сидящих за столами с горами еды. Облачка с текстом персонажей сообщали: «Утренний кофе», «Ланч», «Легкие закуски весь день». Посуда и столовые приборы выстроились в надпись: «Съешь здесь или возьми с собой». Художник был явно не лишен таланта и воображения.

«Жаль, что картина не подписана», – подумала Монифа, но потом увидела оставленный художником автограф – Аннан Кваме. Скорее всего, он жил неподалеку и расписал рольставни в знак благодарности.

Элис отперла и подняла рольставни, потом открыла дверь кафе и пригласила Монифу войти. На стеклянной двери висела табличка «Открыто/Закрыто», и Элис не стала ее переворачивать.

– Табби сейчас придет, – сказала она Монифе, – и я хочу, чтобы она посмотрела, как мы будем готовить. А пока можно выпить кофе.

Кофе приготовился быстро, и Элис поставила его на один из столиков в кафе, вместе с кувшином холодного молока и корзинкой с разными сладостями.

– Вы давно владеете этим кафе? – спросила Монифа, когда они сели.

Элис кивнула.

– Когда Стоуни – наш Гарольд – оказался в тюрьме, мне нужно было отвлечься от мыслей, что я сделала не так, когда его воспитывала. Бендж сказал, что я должна заняться еще чем-то, кроме переживаний, потому что мы с ним больше ничем не могли помочь Стоуни. А мой единственный талант – за исключением вязания, я очень люблю вязать – это карибская кухня, и я решила этим заняться. Сначала готовила на рынке Брикстон, всего три часа в день, с десяти до часу. У меня и теперь там точка – ею заведует мама Табби, – но потом Бендж сказал, что лучше открыть обычное кафе. Чтобы я не стояла на холоде зимой, и все такое. И вот я здесь.

Монифа задумалась над ее словами.

– Кулинария? – наконец спросила она.

– То есть?

– Это ваш единственный талант?

Элис улыбнулась.

– Вязание, как я уже сказала. А может, во мне скрыты и другие таланты, но регулярно я только готовлю. А чем еще заниматься, когда у тебя голодные мужчины, которых нужно кормить? Кроме того, для нас не будут лишними деньги, если мне удастся немного заработать. В самом начале не получалось. Я заказывала лишние продукты, слишком много готовила, подавала слишком большие порции… Дело пошло не сразу.

– У меня все то же самое, – сказала Монифа. – Готовить, убирать, гладить, ходить за покупками.

Элис кивнула, попробовала кофе и поморщилась.

– Боже, какой крепкий… Неделю не уснете. Давайте, Монифа, я сварю другой.

– Нет-нет, пожалуйста. Не беспокойтесь. – Элис с сомнением посмотрела на нее, но Монифа добавила в кофе молоко, сахар и поднесла чашку к губам. Действительно слишком крепкий, но этого она никогда не скажет. – Получается, что вы сделали свой талант… профессией?

– Профессией? – Элис провела ладонью по столу и, видимо не удовлетворившись его состоянием, скрылась за стойкой кафе. Вернулась она с чистящим средством и тряпкой и принялась яростно тереть стол. – Знаете, это такая профессия, что приходится все время учиться. Поэтому я и привела вас сюда. Думаю, вы можете меня научить. Вы никогда не задумывались о том, чтобы открыть курсы нигерийской кухни?

Монифа удивленно вскинула голову, пытаясь понять, не шутит ли она.

– Я? Курсы?

– Почему бы и нет? Меня же вы сегодня будете учить, правда?

– Это другое.

– Вовсе нет. Вы вполне можете преподавать вечерами. Например, прямо здесь, в кафе, если хотите. Думаю, желающие найдутся. Особенно с учетом того, что в этот район теперь переезжают люди с деньгами. Вам кое-что понадобится.

– Мне? Зачем?

Элис не ответила и снова занялась пластиковой поверхностью стола, за которым они сидели. Наконец решилась – выпрямилась и посмотрела в глаза Монифе.

– Буду откровенна. Вы не похожи на дуру, Монифа.

– Надеюсь.

– Да, и не без основания. Но позвольте сказать вам кое-что – думаю, вам нужно это услышать прямо сейчас. Вы будете настоящей дурой, если вернетесь к мужчине, который вас бьет. Насколько я понимаю, Бриллиант дал вам на размышление один день. – Она дождалась кивка Монифы. – То есть вы теперь на перепутье. И только от вас зависит, что будет дальше.

Пекхэм Юг Лондона

Синтия Сванн и Клит Дженсен (Клит? Она не ослышалась?) ссорились всю дорогу, пока Барбара ехала в Пекхэм. Вариантов у нее было два: ехать на машине от Чок-Фарм или воспользоваться общественным транспортом, но поскольку общественный транспорт означал метро, железную дорогу, автобус и пешую прогулку – не говоря уже о большей части утра, – она выбрала машину и аудиоверсию несчастной любви Синтии и Клита, чтобы в утренних пробках ее давление не выходило за пределы нормы. Как оказалось, она сделала правильный выбор. История о найденной, потерянной и вновь обретенной любви была чрезвычайно увлекательной. Клит только что сбежал с ранчо, которое Синтия унаследовала от своего дяди, много лет не общавшегося с семьей. Клит был ковбоем, управлявшим ранчо так, чтобы оно держалось на плаву – в прямом и переносном смысле. Синтия приехала на ранчо, чтобы посмотреть на свое наследство в… Барбара не могла вспомнить, какой это штат, хотя описание ранчо автором наводило на мысль, что он слишком много времени провел в австралийской глуши. Как бы то ни было, именно сюда приехала Синтия, именно здесь Синтия и Клит встретились, и именно здесь они влюбились друг в друга – благодаря судьбе и тому обстоятельству, что в радиусе пятидесяти миль тут больше не было ни единой живой души, если не считать дряхлого фермера, предпочитавшего одиночество. Итак, судьба и уединение бросили их в объятия друг друга. За двадцать пять страниц они два раза занимались сексом, испытав «неописуемое наслаждение», но на третий раз поссорились – временно, учитывая жанр романа, – и теперь Клит скакал на своем жеребце (по очевидным причинам это ни при каких обстоятельствах не могла быть кобыла), а Синтия плакала у окна и смотрела ему вслед. Один раз он обернулся, словно передумал, и их взгляды встретились, и было в них желание, надежда и обещание, которое обязательно должно было исполниться…

«Бла-бла-бла», – подумала Барбара и выключила звук. Клит вернется. И один из них не удовлетворится одной страстной ночью, не имеющей себе равных, – или даже двумя или тремя. Вновь обретенная любовь ждала их за углом.

Как и галерея «Падма», обнаружила Барбара, хотя к тому времени она уже вышла из машины и передвигалась пешком. Заметить галерею было непросто, поскольку она находилась в переулке, отходящем от Рай-лейн, и была зажата между кафе, предлагавшим африканские блюда, и парикмахерской «Али-Баба». Собственно, она три раза прошла мимо, пока не догадалась спросить у продавца в магазине азиатской мебели.

Она должна была заметить галерею, подумала Барбара, но ее отвлекла кирпичная стена, в которой находилась дверь. Стена