Она умерла как леди - Джон Диксон Карр
– А теперь послушайте, летчик-испытатель, – говорил Феррарз, – эта штуковина – кресло-каталка…
– Ладно, ладно!
– …Предназначенное для транспортировки беспомощных людей. Не следует обращаться с ним как с новой моделью истребителя «спитфайр». Вы хоть понимаете, что мы никогда не погасили бы штраф за опасное вождение, не будь вы другом суперинтенданта Крафта?
На лицо зловредного джентльмена легла тень безнадежного и страстного непонимания.
– Послушайте-ка меня, – сказал он, – гори оно все огнем, я лишь хотел узнать, сколько это кресло выдает на прямой и ровной дороге. И что случилось?
– Вы, черт побери, едва не разнесли всю деревню! Вот что случилось!
– Вы хоть понимаете, что я чудом жизни не лишился? – взвыл обездвиженный джентльмен. – Ехал себе спокойненько, никому не причинял никакого зла, и тут не меньше полусотни обозленных дворняжек как налетели на меня и давай кусаться…
– И куда же они вас укусили?
Инвалид ответил свирепым взглядом.
– Не ваше дело куда, – мрачно изрек он. – Вот подхвачу бешенство, и в скором времени сами все узнаете. Меня обрекли на одиночество и приговорили к домашнему аресту из-за серьезнейшей травмы пальца. Подумать только, нельзя уже подышать свежим воздухом и чинно-мирно прокатиться в инвалидном кресле без того, чтобы все окрестные шавки не бросились на больного человека, намереваясь загрызть его до смерти!
Перед нами, разумеется, сидел не кто иной, как великий и прославленный Г. М., о котором все мы были весьма наслышаны. Почти сразу мы с Молли привлекли его внимание, но самым неудачным образом.
Во время блистательного проезда по деревне мы могли лишь с оторопью наблюдать за происходящим, но теперь оказалось, что Молли уже не в состоянии сохранять серьезную мину. Она сдавленно фыркнула, наморщив милый носик, и отвернулась, крепко взявшись за прутья калитки.
Сидевший у дверей паба сэр Генри Мерривейл поправил очки, устремил взгляд в нашу сторону, зловеще указал на Молли пальцем и произнес:
– Вот я о чем.
– Тише, тише! – настойчиво зашептал Феррарз.
– Ну почему мне никто никогда не сочувствует?! – осведомился Г. М., обращаясь в пустоту. – Почему я всегда оказываюсь изгоем? Случись такое с кем-то еще, с кем угодно, и все запричитают и заклохчут: «Господи боже мой, ну и трагедия!» Но когда нечто подобное происходит с больным стариком, все только и делают, что надрываются от хохота. Когда меня будут хоронить, сынок, не удивлюсь, если священник потеряет дар речи из-за смеха, а когда возьмет себя в руки, поминальщики с дружным гоготом попадают со скамеек!
– Это мои друзья, – сказал Феррарз. – Давайте я вас представлю.
– Что, можно запускать моторчик? – с надеждой спросил Г. М.
– Нет, нельзя. Я вас подвезу. Сидите смирно.
Хай-стрит понемногу успокаивалась, если не считать нескольких собак, что щетинились из-за углов, с глубочайшим подозрением наблюдая за неподвижным креслом-каталкой. Том, оставивший машину чуть поодаль от кузни Миллера, чтобы присоединиться к погоне, отбыл по новому вызову, а Г. М., величественно положив руку на управляющий рычажок и пытаясь принять изящно-небрежную позу, не без помощи Пола Феррарза проследовал в нашу сторону.
Стоило креслу прийти в движение, как собаки разразились оглушительным лаем. Несколько вражеских бойцов вынырнули из укрытий, и их пришлось отогнать прочь.
– Вы уже догадались, кто это, – сказал Феррарз, когда Г. М. перестал размахивать костылем. – Доктор Люк Кроксли, отец Тома. А юная леди, что смеялась, – мисс Грейндж.
Должен признать, сегодня Пол Феррарз прямо-таки лучился человеческим теплом, что ему несвойственно, поскольку наш художник довольно-таки сардонический парень (или же был таковым), лет тридцати с небольшим, тощий, носатый и склонный читать нравоучения. Одевается он в заляпанные краской фланелевые брюки и старенькие кофты, а также срывается на крик всякий раз, когда собеседники рискнут завести речь о светотени.
– Мне очень неловко, сэр Генри, – искренне призналась Молли. – Я не собиралась смеяться над вами, и это было чрезвычайно грубо. Как ваш палец?
– Ужасно, – ответил Г. М., демонстрируя перебинтованную правую ногу, и его кислая физиономия слегка смягчилась. – Что ж, хоть кому-то достало порядочности поинтересоваться!
– Нам всем было очень жаль узнать об этом… Кстати говоря, как вы получили эту травму?
Г. М. сделал вид, будто не услышал вопроса.
– Он показывал нам, – тут же объяснил Феррарз, – как в девяносто первом году играл в регби за Кембридж.
– И по-прежнему считаю, что малый у меня за спиной нарушил правила. Еще бы доказать… – Г. М. умолк, шмыгнул носом и обратился к Молли с той обезоруживающей прямотой, о которой мне еще предстояло узнать: – Ну а дружок у вас имеется?
Молли окаменела.
– Знаете ли… – начала она.
– Слишком вы красивая, чтобы не было дружка, – продолжил Г. М., всего лишь делая ей комплимент в уплату за интерес к травмированному пальцу. – У вас, должно быть, полно дружков. В смысле, на такую благовидную и покладистую девицу они, наверное, слетаются как осы на мед.
Обычно в общении с молодыми людьми я выставляю себя полнейшим идиотом, но тут понял, что просто обязан вставить пару слов, а потому сказал:
– Стив Грейндж считает, что юной Молли рановато думать о замужестве. Хотя мы всегда надеялись, что однажды они с моим Томом…
Молли ахнула и немедленно приосанилась.
– В таком случае пусть Том говорит за себя, – довольно резко произнесла она. – И я не понимаю, с чего вдруг мы переключились на обсуждение моей личной жизни.
– Вы напрасно тратите время, Молли, – заметил Феррарз, отчего-то ставший похож на кота. – По натуре Том холостяк. Любое существо в юбке, по его мнению, надлежит водрузить на стол и… препарировать. Не стоит ли вам обратить свой интерес на кого-то другого?
– Это зависит, – с любопытством взглянула на него Молли, – от его опыта.
– Опыта? – насмешливо переспросил Феррарз. – И это слово я слышу из ваших уст?
На его длинноносом лице мелькнула едва заметная улыбка. Он перенес массу тела на одну ногу и сунул руки в карманы заляпанных краской брюк. Его тощие локти торчали в стороны, будто крылья.
– Может, вы и правы, – добавил Феррарз, и его лицо затуманилось. – Сейчас не лучшее время для обсуждения любовных дел, нынешних или будущих. В субботу вечером одна любовь уже закончилась. И, на мой вкус, финал был чересчур сентиментальным. Кстати говоря, что нового слышно об этом случае?
Пожалуй, вопрос был менее непринужденным, нежели тон, которым его задали, поскольку Феррарз – как и все мы – не мог не увидеть полицейский автомобиль, что ехал по Хай-стрит со стороны Линдона.
