Тайны расстрельного приговора - Вячеслав Павлович Белоусов
— Нет смельчаков? — раззадоривая толпу, Рудольф поднялся с полупустой бутылкой и, допив до дна, отбросил в сторону, его заметно качнуло, но верный Матвеич успел поддержать вожака.
— Неужели среди вас… — начал снова Астахин и прервался.
К удивлению притихшей публики в круг вышел неуверенной походкой неказистый мужичок. Он заметно уступал Циклопу в размерах и в силе, но, как оказалось позже, знал тайны бокса. Вроде ничего особенного не делал, но пытаясь попасть в него убийственным кулачищем, Циклоп каждый раз падал или пролетал мимо, воя от досады и злости. Зрители, нисколько не сомневавшиеся в успехе одноглазого, первые его промахи встретили недоумением, весёлым смехом и шутками. Некоторые принялись делать ставки на то, с какого удара окажется на спине удививший всех запьянчужка, многие потехи ради открыли счёт неудачам громилы, но на цифре «восемь» оставили пустое занятие. Время шло, а ожидаемый результат не наступал. Когда Циклоп, промахнувшись в очередной раз, на полном ходу врезался в сетку и, ударившись головой в металлический столбик, распластался рядом с Викой, её обдало смердящим жирным потом страшилища. Циклоп выплюнул на песок к её ногам окровавленные зубы, больше похожие на клыки дикого животного; её стошнило и затрясло.
«Может, случится чудо и отважному босяку удастся победить одноглазое чудовище?» — мелькнула мысль. Что произойдёт далее, её не заботило, она не смела думать об этом; противный гнилостный запах из пасти Циклопа угнетал её сознание.
Но чудо не произошло. Циклопу всё же удалось подняться сначала на колени, а потом уже и на ноги. Он долго раскачивался и мотал головой, приходя в себя, а, очухавшись, злобно бросился на обидчика. Один-единственный раз ему повезло всё же попасть, и смельчак отлетел в толпу, откуда его уже не вынесли.
Зрители обсуждали случившееся, когда на середину круга выпрыгнул, словно молодой тигр, Леонид. Они только что подбежали вдвоём с Валентином. Сыч безнадёжно отстал, а Валентин замешкался в толпе, и Леонид его опередил. Яростно сверкая глазами и играя бронзовыми мускулами, юноша был красив, какими бывают молодые и здоровые, вступая в пору своего расцвета. Толпа зачарованно любовалась им, она явно не желала, чтобы Циклоп — это грязное дикое животное, превосходящее в размерах отчаянного юнца-красавца, сотворило подобное, что только что разыгралось на их глазах. По толпе прошёл гул недовольства, все головы повернулись к вожаку, ожидая его решения. Никто не верил, что бой будет начат, слишком явно было неравенство сил. Да и какой отец позволит!..
— Из него вырастет лев! — рявкнул Рудольф, помедлив минуту и любуясь сыном.
Недовольный ропот толпы он прервал взмахом руки и повелительным окриком:
— Бой продолжается! Правил никаких!
Циклоп недоумевал и раздумывал, как себя вести, что делать с прыгающим перед ним в боксёрской стойке юнцом, ведь это был не простой боец из рыбаков, а сын вожака! Но вожак сам дал команду?! Он вертел головой, ища единственным глазом ответ в толпе, рыскал среди старшин, а Леонид уже подскочил к нему и нанёс несколько ощутимых ударов. Словно медведь, Циклоп отмахнул лапой, но юнец проскочил под ней и уже ощутимее потряс челюсть соперника. Ему везло и в дальнейшем, удача сопутствовала какое-то время отваге и молодости, к тому же сызмальства отец обучал его боксу, а потом даже отдал в спортивную школу известному тренеру, но сын скоро заартачился, ему не нравились жёсткие требования учителя, и он бокс забросил, увлёкшись книжками…
Циклоп почёсывал места, куда сыпались удары, пробовал дурачиться, подставляя дубовый лоб, мол, бей сюда, воробушек, но словив одну за другой несколько ощутимых оплеух, рассвирепел, прекратил игру и, изловчившись, угодил в мальчишку. Этого и хватило. Леонид свалился с ног, словно подкошенный, покатился по песку и затих. Толпа ахнула и бросилась на металлическую сетку, привстал и Рудольф, не говоря ни слова. Леонида унесли при гробовой тишине, руки его безвольно касались песка, но он шевелил губами и пытался приподнять голову.
— К воде его! — сухо скомандовал Рудольф.
Вот тогда вышел на середину Валентин. Сверкая каплями воды в волосах, поджарый и босой, он казался вдвое меньше Циклопа.
— А, любовничек! — взревел тот от восторга и бешенства. — И ты тут оказался!
Валентин обошёл его кругом, настороженно изучая.
— Зуб я на тебя наточил! — не унимался Циклоп. — Душа скучала без утехи!
Молчание противника бесило громилу:
— Размажу я тебя сейчас!
Валентин собрался, ожидая нападения.
— Размажу и сожру! — Циклоп бросился на него, но Валентин сдвинулся чуть в сторону, пропуская противника, и неуловимым движением ноги заставил того, потеряв опору, взлететь вверх. Просвистев как снаряд в воздухе, Циклоп грохнулся о землю так тяжко, будто качнулось всё вокруг. Валентин нагнулся над лежащим и шепнул что-то на ухо. Тот замычал невразумительно, оторвал тело, шатаясь на четвереньках и ловя кровоточащим ртом воздух. Валентин крутанулся вполоборота и жёстко ударил его пяткой в мерзкое, измазанное грязью и кровью лицо. Циклоп издал звук лопнувшего пузыря и ткнулся носом в землю.
Вика вскрикнула, Леонид криво усмехнулся, Рудольф зябко повёл плечами. Не поднимая глаз, Валентин спустился к берегу сквозь расступившуюся толпу, не оглядываясь, зашёл в воду и поплыл. Рудольф вскочил на ноги, спрыгнул с подиума, бросился было за ним, но остановился и махнул рукой.
— Небось отойдёт, — Матвеич уже тёрся рядом. — Бабу, вон, отнести бы…
— Чего? — Рудольфа слегка качало, он будто только что увидел сжавшуюся от страха Викторию.
— Бабу, говорю, унести с позора. Негоже, порвано на ней всё… голая совсем.
— Вот и займись, — буркнул Рудольф, рванул рубаху на груди, побрёл к берегу и бухнулся с головой в воду.
— Леонид! — Матвеич обернулся к сыну вожака. — Присмотри за отцом.
— А что с ним будет, — отвернулся тот, едва не свалив подвернувшегося Сыча, обнял его за плечи, и оба они побрели прочь от ристалища.
Qui sine peccato est?[2]
Боронин по обыкновению вяло поздоровался, не поднявшись, не подав руки, кивнул вошедшему Максинову на ближний стул и снова ткнулся головой в бумаги. Нежелателен ему был внезапный визит генерала милиции, весь его вид подчёркивал это.
— Ну что опять как с пожара? — буркнул он, морщась. — Чем огорошишь?
— И не говорите, Леонид Александрович, — живо отозвался генерал, будто всего этого не замечая, — по пустякам беспокоить не стал бы.
— Вечно ты с проблемами.
— Виноват.
— Докладывай, чего уж, — первый секретарь обкома партии тяжело поднял невыразительные, мёртвой мутью затянутые глаза. — Конечно, виноват, раз сам справиться не можешь.
Когда-то генерал ему был симпатичен, бывали времена,
