Жизнь мальчишки - Роберт Рик МакКаммон
Конечно, шериф Эмори обещал, что продолжит расследование, что обзвонит все полицейские участки штата, чтобы получить от них сведения о пропавших людях. Рано или поздно, сказал он, кто-нибудь заявит именно о том человеке, который покоится в озере вместе с машиной. Когда шериф уехал, отец вышел на веранду, чтобы посидеть в темноте наедине со своими мыслями. Он оставался там и после того, как мама велела мне ложиться спать.
Уже ночью меня разбудил крик отца.
Встревоженный, я сел на кровати, слыша, как за стеной мать говорит отцу:
— Не беспокойся. Это был плохой сон, всего лишь дурной сон, теперь все в порядке.
Отец молчал довольно долгое время. Я слышал, как в ванной течет вода. Потом раздался скрип пружин на их кровати.
— Ты хочешь рассказать мне об этом? — спросила мама.
— Нет, о господи, нет.
— Это был всего лишь дурной сон.
— И все же я видел это как наяву.
— Ты сможешь опять заснуть?
Он тяжело вздохнул. Я без труда мог представить, как он сидит там, в темной спальне, прижав руки к лицу.
— Не знаю, — ответил отец.
— Дай-ка я потру тебе спину.
Пружины заскрипели под тяжестью их тел.
— У тебя здесь все напряжено, — сказала мама. — Особенно ближе к шее.
— Тут чертовски болит. Там, где твой большой палец.
— Это растяжение. Ты наверняка потянул мышцу.
Молчание. Мои шея и плечи, казалось, тоже расслаблялись под нежными руками матери. Каждое движение в спальне родителей сопровождалось скрипом пружин. Потом снова раздался голос отца:
— Я опять видел кошмарный сон — мужчину в машине…
— Я так и подумала.
— Я видел его лицо, превратившееся в кровавое месиво, шею, стянутую струной. Наручники на запястье и татуировку на плече. Машина погружалась все глубже, а потом… потом его глаза открылись…
Я вздрогнул, ясно представив себе все это. Отец говорил с трудом, ловя ртом воздух.
— Он посмотрел на меня. Прямо на меня. Из его глаз вытекала вода. Он открыл рот, и его язык оказался черным, как голова змеи. А потом он сказал: «Идем со мной…»
— Не думай об этом, — прервала его мама. — Просто закрой глаза и попытайся расслабиться.
— Я не могу расслабиться.
Я представил себе, как отец лежит, скрючившись, на кровати, а мама массирует его твердые, как железо, мышцы.
— Кошмар на этом не закончился, — продолжал он. — Тот человек в машине протянул руку и схватил меня за запястье. Ногти у него были синими. Его пальцы впились в мою кожу, и он сказал: «Идем со мной, вниз, во тьму». А машина… она стала погружаться все быстрее и быстрее; я попытался освободиться, но он не захотел меня отпустить и опять сказал: «Идем со мной, идем со мной, вниз, во тьму…» А потом озеро сомкнулось над моей головой, и я не смог выбраться наружу и открыл рот, чтобы закричать, но его заполнила вода. О боже, Ребекка! Боже правый!
— Это все не настоящее. Послушай меня! Это лишь страшный сон, но теперь все в порядке.
— Нет, — ответил отец. — Не все в порядке. Это гложет меня, и мне становится все хуже. Я думал, что смогу избавиться от этого кошмара. Я хочу сказать… Боже мой, я видел мертвецов и раньше. Совсем рядом. Но это… Это совершенно другое. Струна вокруг шеи, наручники на запястье, лицо, изуродованное до неузнаваемости… Это совершенно другое. Я не знаю даже, кем он был, вообще ничего о нем не знаю… но это гложет меня день и ночь…
— Это пройдет, — сказала мама. — Ты и сам так меня успокаивал, когда я боялась, что от лягушки будут бородавки. Да брось, говорил ты, пройдет…
— Может быть, и так. Я надеюсь, что с Божьей помощью это пройдет. Но сейчас этот ужас засел у меня в голове, и я никак не могу от него избавиться. А самое худшее, Ребекка: это подтачивает меня изнутри, гложет меня. Кто бы ни совершил убийство, он или они наверняка были местными. Тут не может быть сомнений. Тот, кто сделал это, отлично знал, насколько глубоко озеро Саксон. Он прекрасно понимал, что если автомобиль пойдет на дно, то навсегда исчезнет и тело жертвы. Ребекка… ведь это может быть один из тех людей, которым я развожу заказы, кто сидит в церкви на одной с нами скамье. Кто-то, у кого мы покупаем бакалейные товары или одежду. Некто, кого мы знаем всю жизнь… по крайней мере, думали, что знаем. Это пугает меня так, как ничто никогда не пугало. И знаешь почему? — Он немного помолчал, и я представил себе, как кровь пульсирует в его висках. — Потому что если нельзя чувствовать себя в безопасности здесь, то нельзя чувствовать себя в безопасности нигде во всем мире.
На последнем слове его голос дрогнул. Я почувствовал облегчение, что меня нет в той комнате и я не могу видеть его лицо.
Прошли две или три минуты. Я думаю, отец просто лежал, давая матери возможность спокойно массировать ему спину.
— Теперь ты сможешь заснуть? — спросила мама.
И он ответил:
— Попробую…
Несколько раз скрипнули пружины. Я услышал, как мама шепчет что-то ему на ухо. Он ответил:
— Надеюсь, что так.
Потом они замолчали. Отец, бывало, храпел во сне, но не этой ночью. Я гадал, не лежит ли он с открытыми глазами, после того как мама отодвинулась от него, видит ли он все еще перед собой труп, который тянет к нему руки из машины, чтобы утащить вниз, во тьму. Сказанное отцом неотвязно преследовало меня: «Если нельзя чувствовать себя в безопасности здесь, то нельзя чувствовать себя в безопасности нигде во всем мире». Рана, нанесенная отцу, оказалась глубже, чем озеро Саксон. Может быть, причиной тому явилась внезапность происшедшего или его чудовищная холодная жестокость. А возможно, осознание, что за закрытыми дверями одного из самых спокойных и безобидных городков мира скрываются какие-то ужасные тайны.
Полагаю, мой отец всегда верил, что все люди в глубине души добрые и хорошие. Это происшествие разрушило основу его жизни, и мне пришло в голову, что убийца приковал моего отца к этому ужасному мгновению так же, как он приковал свою жертву наручниками к рулевому колесу. Я закрыл глаза и стал молиться за папу, чтобы он нашел дорогу из этого царства тьмы.
Март испустил дух, как жертвенный ягненок, однако работа убийцы оказалась еще не закончена.
Глава 3
Захватчик
Все утряслось и забылось, как обычно это случается.
В первый субботний вечер апреля, когда
