Мечты, присыпанные пеплом - Наталья Вячеславовна Андреева
Шекер Пара с досадой подумала, что власть уплывает из ее рук, как и во время первой беременности, потому что Золотой путь теперь открыт, Ибрагим не терпит одиночества, особенно по ночам. Она наблюдала за резвящимися девушками, пытаясь угадать, которая же из них ее новая соперница. Даже не подозревая, что за ней, в свою очередь, наблюдает из галереи, стоя в тени, всесильная свекровь.
Они сторожили друг друга, две умнейшие женщины, уверенные в том, что в этом противостоянии и развернется главная борьба за власть, и еще не подозревая о том, что Топкапы накрыла огромная черная тень.
И их обеих победит безумие…
– Холодно, идемте, – Кёсем-султан, которая все время мерзла, передернула плечами. – Привезли уже новых рабынь?
– Да, госпожа. Их сейчас осматривают. Многие ведь врут, что девственницы.
– Когда девушек разделят, я хочу посмотреть на тех, кого отобрали для гарема. Выберу двух-трех, их и будут готовить. Нам нужна новая наложница для султана. Его надо отвлечь. Я слышала, что Ибрагима опять терзают головные боли. Он даже не пришел сегодня взглянуть на купание своих любимиц. Ибрагим не пропускает эти часы. Но сегодня я его не вижу. А что хранитель покоев?
– Исмаил, похоже, затаился, госпожа.
– Есть новости о лавочнике, к которому ходила Фатьма?
– Прикажете его схватить и допросить?
– Вы узнали все о его семье?
– Гонец вот-вот вернется.
– Тогда и допросим. У меня сейчас много дел. Не до него. Меня беспокоит сын. Его срочно надо чем-то отвлечь.
…Для султана Ибрагима это и в самом деле было скверное утро. Осенью на него всегда накатывала тоска, хотя жару он не выносил. Но когда розы в дворцовом саду начинали вянуть, а ветер становился свежим, Ибрагим вспоминал, как в одну из таких ночей, в середине октября, его чуть не убили по приказу брата. И ночная прохлада становилась для Ибрагима могильным холодом.
Он чутко прислушивался, спрятавшись за горой подушек на кровати. Что это за шорох? Палачи крадутся к его дверям? Нет, это за окном. Ах, они решили забраться к нему оттуда, зная, что он ни за что не откроет дверь! Кёсем-султан пустила убийц на свой балкон и указала им путь. Ближе всех к нему она, мать. Она знает его лучше всех и знает, как к нему подобраться. Ибрагим весь сжался.
«Голубь», – мелькнула мысль, когда захлопали крылья. Всего лишь птица. Не убийца. Но почему здесь голубь? Что это? Весть? Душа его отца, султана Ахмеда, который сейчас в раю? И зовет к себе младшего сына, последнего из оставшихся в живых.
«Но я не хочу умирать! Я боюсь!»
Он страшился боли, а еще сильнее темноты, когда меркнет сознание. Сколько раз он уже задыхался во время припадка и не помнил потом ничего. Кто знает, есть ли он, рай, или это забытье, без мыслей, без всяких чувств и без запахов? Кто знает правду о смерти? Кто был на том свете и вернулся? Остается лишь верить. Но откуда возьмется вера у того, кто ненавидит собственную мать? Потому что эта ненависть взаимна. Если нет на земле материнской любви, то и любовь небесного отца – такая же ложь.
Хотелось крикнуть слугам, чтобы позвали Исмаила, но голос куда-то пропал. Султана охватил ужас. «А не умер ли я?» – внезапно подумал он. Это не султанские покои, а могила, на самом деле жизни нет, есть это забытье, сразу за которым – смерть. Ибрагим посмотрел на потолок, весь завешенный по его приказу зеркалами, и чуть не заорал от ужаса. На него смотрело сверху чье-то злое бородатое лицо с безумными глазами.
Это убийца! Они проникли сверху, через крышу! Да они ее, похоже, разобрали! Крыши больше нет!!! Ибрагим уже ничего не соображал. Он даже не понял, что кричит. Полился дождь, стало вдруг холодно и сыро. Вокруг шеи тоже было мокро. Он вдруг подумал, что тонет. Вот что они задумали! Утопить его! Как и тех женщин! Наложниц! Сверху, через разобранную крышу на него будут лить воду, пока он не захлебнется!
– А-а-а!!!
– Повелитель, успокойтесь! Это я, Исмаил.
Он стиснул руку, тянущуюся к его горлу, и захрипел:
– Так вот ты какой… Это тебя мать послала… Убить меня…
– Пейте же! Это вода…
Он очнулся, но не сразу понял, что лежит на кровати, а Исмаил пытается напоить его водой. Это она пролилась из стакана на бороду и на подушки. А в зеркале на потолке – его испуганное лицо. Это он, султан Ибрагим хазретлири. Пока еще султан. Повелитель огромной империи.
– Где моя мать? – прохрипел он.
– Валиде-султан осматривает новых наложниц. Девушек доставили во дворец сегодня утром.
– Женщины… Они – смерть…
Он вспомнил утопленниц, которые приходили сюда каждую ночь, чтобы терзать его, и опять застонал:
– Исмаи-иииил.
– Что, Повелитель?
– Я умер?
– Нет, вы просто больны. Похоже на очередной приступ.
– Позови Шекер Пара… она снимет боль, – он схватился за ноющие виски.
– Ваша любимая хасеки беременна, ей нездоровится, – Исмаил чуть не сорвался от досады.
Ну почему сестра так тяжело переносит все, что связано с материнством?! И беременность, и роды, и кормление. Да еще племянник был хилым и быстро умер. А власть уплывает из рук. Фатьма помощница плохая, ею надо управлять, говорить, что необходимо делать.
– Я сам к ней пойду. Помоги мне, – султан попытался встать, опираясь на руку Исмаила.
– Быть может, вам лучше остаться? Скоро ваша мать придет сюда сама. Или хотите, повелитель, я ее позову немедленно?
– Нет! Не надо! Я… Я боюсь ее, – внезапно признался султан.
«Да кто же ее не боится?» – невольно усмехнулся Исмаил. Валиде и его приговорила к смерти. Ждет удобного момента.
– А ты помнишь свою мать? – вдруг пронзительно посмотрел на него султан.
– Плохо. Меня забрали по девширме, а она почти сразу умерла. Помню только, что она вечно была беременна.
– У Кёсем-султан тоже было много детей, – он внезапно назвал мать именно так – Кёсем-султан. Как чужую. – Она убила всех моих братьев.
– Их убили по закону Фатиха. У правящего султана не может быть братьев.
– Нет, это она их убила! Кёсем-султан!
Исмаил понял, что лучше не спорить. У падишаха очередное помрачение рассудка. Надо бы лекаря позвать, да толку? Его снадобья почти уже не помогают. Это похоже на горячечный бред.
– Погоди… – султан сжал его плечо так, что Исмаил едва не застонал. Безумие наделяет поистине нечеловеческой силой! – Что там за крики?
– Вам показалось, повелитель.
Но Исмаил уже и сам слышал: в гареме
