Андрей Евдокимов - Австрийская площадь или петербургские игры
- Из-за того, что Кошелев не хочет отдавать тебе переписку с Грасси?
- Именно поэтому. Ты прекрасно осведомлена.
- Еще бы - ведь я переводчик, и все документы из России идут через меня...
- Тогда расскажи про "австрийский счет", - неожиданно прервал ее Петр.
- Я ничего не подписывала! - Ее голос сорвался, и она замолчала. Было слышно, как Катя судорожно всхлипнула. - Я ничего не знаю об этом счете, неуверенно добавила она.
- Кроме того, что не подписывала бумаг, связанных с этим счетом? уточнил Петр.
- Я ничего не подписывала.
- Значит, ты все же знаешь, ЧТО ты не подписывала?
- Прекрати ловить меня на слове! Можно подумать, ты меня допрашиваешь. Ты уже испортил мне жизнь. Почему даже сейчас, когда я в другой стране, ты не хочешь оставить нас в покое? За что ты ненавидишь меня, что плохого тебе сделал Кошелев? - Она неожиданно замолчала, и сквозь шорохи в трубке Петр ясно услышал мужской голос, что-то сказавший по-немецки.
"Она не одна, кто-то слушает наш разговор", - догадался Петр.
- Кошелев не сделал мне ничего плохого. Он только сажал моих друзей и знакомых, - сказал он, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
- Хочешь, мы поможем его разоблачить? Организуем кампанию в западной прессе, напечатаем здесь твои статьи. Ты сразу станешь богатым человеком.
- Конечно, хочу, - легко согласился Петр.
- Тогда прекрати этот шум вокруг Австрийской площади, и все будет в порядке! - Катя облегченно вздохнула.
- Боюсь, от меня мало что зависит. Многие заинтересоц! Сумел стать правой рукой у Собчака и себя не забывает. Сто против одного, что он уже придумал для себя пару вариантов, если буревестника демократии заземлят на выборах. Так легко обозначив послезавтрашний день, Путин подстраховался, и дней пять у него, Кошелева, наверняка есть".
- Валентина Николавна, соедините меня с Домом журналистов, лучше прямо с Сидоровым, и узнайте, как связаться в Москве с Невзоровым, - велел Кошелев секретарше.
Спустя минуту в динамике щелкнуло: "Павел Константинович, на смольнинском - Союз журналистов, председатель Игорь Александрович Сидоров".
- Здравствуйте, Игорь Александрович, - придав голосу нужную задушевность, сказал Кошелев. - Хочу провести у вас пресс-конференцию. О чем? Не хочу ставить вас в неловкое положение и скрывать не буду: расскажу о сущности правления Собчака, о выстроенном мэром режиме произвола и беззакония...
Сидоров ничем не выдал удивления, только попросил срочно выслать текст сообщения для прессы. Кошелев согласил ся и, не повесив трубку, нажал на пусковые кнопки факса.
- Я вам через полчаса позвоню, - обещал Сидоров, когда прочел написанный Кошелевым пресс-релиз.
"Помчится советоваться с Яковлевым", - подумал Кошелев. Уже не было секретом, что Сидоров работает на первого заммэра, является его пресс-секретарем в предвыборной кампании.
Через несколько минут без вызова зашла секретарша.
- Извините, Павел Константинович, что не по селектору. В приемной много посторонних. Позвонили из Дома журналистов: ваша пресс-конференция назначена на следующую пятницу, в четырнадцать ноль-ноль. А вот прямые телефоны Невзорова. Первый - на ОРТ, второй - у него в московской квартире.
- Спасибо, Валентина Николаевна, - улыбнувшись, сказал Кошелев. - У вас как раз в ту пятницу день рождения, а меня здесь уже не будет. Так что вручу подарок заранее. Большое, большое вам спасибо! И ни о чем не беспокойтесь - наше дело правое, победа будет за нами!
Кошелев открыл дверцу встроенного в стенку шкафа и показал большой пластиковый пакет:
- Вечером, после работы заберете, чтоб лишних разговоров не было.
"Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как внимание к подчиненным", - подумал Кошелев, тактично не заметив зардевшегося от удовольствия лица секретарши.
- Машина готова? - спросил он и, услышав утвердительный ответ, добавил: - Сегодня уже не вернусь.
Серая "Волга" стояла у тротуара, прямо напротив двери, но путь преградила огромная черная собака. Кошелев отпрянул от неожиданности, когда пес вдруг встал перед ним в стойку на задних лапах. Водитель уже бежал вокруг машины, на ходу запуская руку за пазуху.
- Не стреляй! - оправляясь от испуга, крикнул Кошелев. - Не видишь пес совсем мирный.
Как будто поняв, пес лег на брюхо и, умильно повизгивая, подполз к Кошелеву.
- Хороший, хороший, где же твой хозяин? - сказал Кошелев и, погладив пса по загривку, сел в машину.
- Красивый пудель, - сказал водитель.
- Какой же это пудель? - удивился Кошелев. - Пудели такими большими не бывают.
- А черт его знает, только теперь псиной на весь салон разит.
Кошелев повел носом, но не заметив никакого постороннего запаха. И тут же почувствовал жжение в ладони, как будто гладил не пса, а листья крапивы.
"Вот, зачурался от собаки", - недовольно подумал он и, взяв трубку мобильного телефона, позвонил жене:
- Приготовь, пожалуйста, ванну. Через десять минут буду.
1.16. ОДИН ДЕНЬ ПАВЛА КОНСТАНТИНОВИЧА. ПОЛДЕНЬ
Подписав письмо, Кошелев передвинул рычажок на пульте прямой связи с приемной мэра.
- Паша, привет! Что там у тебя стряслось? - тут же отозвался начальник приемной.
- Горим, Витюня, горим, - приглушив голос, сказал Кошелев. - Мне бы к шефу минут на пять...
- Ты, как всегда: горишь где-то, а тушить - сюда, к Витюне.
- Ну, это ты зря, я к тебе только через магазин... с огнетушителем.
Кошелев сделал вид, что шутит, но про себя обозлился: среди чиновников давно стало привычным, что любой вопрос в аппарате мэра решался только подношением одной-двух бутылок с надлежащим набором сопутствующих деликатесов.
Заглянув, чтобы не ошибиться, в блокнот-ежедневник, Кошелев вызвал секретаршу:
- Валентина Николаевна, позвоните в магазин Юрию Павловичу, сегодня его очередь. Скажите, пусть приготовит пакет по 1-й категории, я скоро заеду.
- Хорошо, сейчас сделаю. Да, вам опять Катушкин звонит, тот, из футбольного клуба. Говорит, вы ему обещали...
- Скажите, что вопрос решается, как раз сейчас еду в Смольный.
- После соединять?
- Повременим.
Своих секретарш Кошелев оценивал по умению отсекать от своего телефона ненужных людей. Причины всегда находились: совещание, выехал, скоро будет, мы вам перезвоним. Так что никто не мог дозвониться до занятого важными делами Павла Константиновича, если только он сам этого не хотел.
- Да, кстати, чуть не забыл: если будет звонить этот, который сегодня утром был, ну, журналист из мэрии...
-...Рубашкин Петр Андреевич, - память у Валентины Николаевны была превосходной.
- Да, Рубашкин, - едва заметно скривился Кошелев, - пусть перешлет все, что ему нужно согласовать, по факсу.
Кошелев одернул пиджак и проверил диктофонный микровыклю чатель, закрепленный под левой манжетой, - с недавнего времени все беседы с мэром он на всякий случай записывал. Рука невольно задержалась на удобном, хорошо отрегулированном переключателе. Что-то было связано с этим жестом, неожиданное и тревожное. Через мгновение Кошелев вспомнил: входя утром в кабинет, этот журналист точно так же провел под рукавом и при этом неестественно закашлялся, как будто хотел заглушить характерный щелчок.
"Негодяй, какой негодяй!" - подумал Кошелев. Разумеется, он не сказал Рубашкину ничего такого, но сам контекст беседы был скверным и, при определенном повороте, даже опасным.
- Не наш человек, - вырвалось у Кошелева. Заметив удивление секретарши, добавил: - Не наш человек, этот газетчик!
Валентина Николаевна понимающе кивнула. Слова шефа были ясными, как завершение судейского заседания: "Приговор окончательный, обжалованию не подлежит".
* * *
В коридоре у входа в приемную Кошелева встретил всемогущий Крутинин. Именно он решал, кого и как будет принимать Собчак, а кого не пустят дальше внутреннего поста охраны на втором этаже Смольного.
- Подожди минут десять, - сказал он, одной рукой похлопывая Кошелева по плечу, другой перехватывая тяжелую пластиковую сумку. - А после зайди на рюмку чая. Или, может, кофе покрепче?
Крутинин засмеялся, пропуская Кошелева в приемную. Это была просторная, метров на сорок комната с большим круглым столом и удобными креслами. В углу, между окном и узкой одностворчатой дверью, заметно сдерживая зевоту, располагался секретарь. Его обязанности мало кто понимал, потому что за охраняемой им дверью была еще одна даже не комната, а комнатенка. В ней помещался только письменный стол с десятком телефонов, за которым сидел дежурный помощник. Вот кто настоящий! Попасть в кабинет мэра можно было только с его разрешения. Говорили, что мебель и обстановка в приемной и в самом кабинете не менялись с двадцатых годов. Но сам Кошелев этого не знал, поскольку его по молодости ни разу не вызывали к первому секретарю обкома.
