Джон Шеви - Дело Ван Меегерена
11 июня 1946 г. наконец назначена по приказу министерства юстиции специальная комиссия по расследованию, в которую входят эксперты, историки искусства, химик. Прошло девять месяцев после окончания последнего «Вермера». Тем не менее интерес публики к делу не ослаб, несмотря на то что критика и искусствоведы всячески старались в течение всего этого времени, что называется, «напустить туману». В бесплодных дискуссиях, насыщенных противоречивыми мнениями, опростоволосившиеся достойные граждане пытаются заставить забыть о своей промашке. Так, Декун утверждал (и продолжает, не считаясь ни с чем, утверждать до сих пор), что «Христос в Эммаусе» и «Тайная вечеря» действительно принадлежат кисти Вермера. Другой специалист высказывает противоположное мнение. Но Ван Меегерен не намерен дать им обмануть свои ожидания и сам побуждает комиссию Кореманса (названа по имени ее председателя) активно действовать.
Ван Меегерен раскрывается здесь именно таким, каков он есть на самом деле: живым парадоксом. Фальсификатор признается, что он фальсификатор, и хочет, чтобы его доказательства стали подтверждением его гения. Он всячески содействует комиссии Кореманса в ее работе, раскрывает мельчайшие подробности своей техники. Он помогает химикам обнаружить присутствие веществ, которые он использовал и следы которых никому никогда бы не пришло в голову искать. Он руководит рентгенологами, тщательно описывая им, чтобы было ранее изображено на полотнах и какие следы первоначальных изображений еще должны просматриваться при рентгенографии. Так, он предварительно делает точный набросок того, что осталось от «Воскресения Лазаря» под написанным сверху «Христом в Эммаусе». Рентгенологи подтверждают факты. Он убеждает специалистов комиссии и, в частности, Кореманса, которые очень серьезно относится к делу и трудится над составлением солидного досье. Он направляет поиски полиции, которая обнаруживает на его вилле в Ницце многие вещественные доказательства.
Так, шаг за шагом подтверждается правота фальсификатора. Доказательства налицо. Оттягивать процесс больше нельзя.
Рано утром 29 октября 1947 года у дверей четвертой палаты амстердамского городского суда собралась огромная толпа. Сюда примчались журналисты со всего мира: из Франции, Англии, Соединенных Штатов, Италии. Слава Ван Меегерена порождена всемирным любопытством.
Уникальный процесс: обвиняемый, выступающий собственным непреклонным обвинителем, делает затруднительным вынесение приговора. Кого судят? Фальсификатора или весь мистифицированный рынок живописи?
Нельзя было, как бы того ни хотели, избежать вызова в суд непогрешимых и все же оплошавших знатоков, честных и тем не менее скомпрометированных торговцев картинами, деловых, но сомнительных посредников, безупречных, но расточительных крупных государственных чиновников. В суде пытаются спасти положение всеми средствами – законными, но чрезмерно поспешными. Им задают вопросы, но не по существу. Они дают показания, но не затрагивают сути дела. На процессе выступают 17 свидетелей, и их всех заслушивают за два часа. В среднем семи минут оказывается достаточным для каждого из них, чтобы уклониться от признаний, которые потребовали бы долгих речей. Такой процесс, который при обычных обстоятельствах затянулся бы на несколько недель, был проведен за один день, а точнее, за пять с половиной часов.
В это утро Ван Меегерен чувствует себя лучше, чем обычно. В последнее время состояние его здоровья значительно ухудшилось. Однако в тот день он выглядит вполне бодрым 58-летним человеком. С посеребренными сединой висками, с высокомерным выражением лица, черты которого слегка заострены от злоупотребления морфием и придают ему этот внешне самоуверенный вид, фальсификатор, одетый тщательно и очень элегантно, отправляется в суд. Он выходит из собственного дома и идет пешком в сопровождении толпы журналистов, фотографов и просто любопытных, переполняемых чувством симпатии. Он идет, и последние пятнадцать лет его жизни – его работы над подделками, его подпольные изыскания – уже не тяготят его. Он – герой, каким уже не надеялся стать.
Зал четвертой палаты суда представляет собой подлинный музей Ван Меегерена. Председатель суда В.Г.А. Болл восседает в председательском кресле среди этой экспозиции проданных в свое время подделок художника; одной из них – «Тайной вечерей» пришлось даже за неимением места завесить портрет королевы. Все стены зала увешаны его картинами. Имеется также экран, на котором демонстрируются диапозитивы с результатами рентгенографии.
Ван Меегерен аккуратно поворачивает голову, оглядываясь по сторонам, садится, вновь встает, снимает и вновь надевает очки, машет рукой своим близким. Каждый жест тщательно выверен. Великолепный актер, он с явным удовлетворением любуется собранием своих произведений. Он произвел большое впечатление, когда ровно в 10 часов занял свое место на скамье подсудимых.
– Вы – Хенрикус Антониус Ван Меегерен?
Ван Меегерен охотно признает это. Затем прокурор Х.А. Вассельберг зачитывает обвинительный акт. Два основных обвинения таковы: доходы, полученные мошенническим путем; подделка подписей «на некоторых картинах» «с намерением выдать их за произведения других».
– Обвиняемый, признаете ли вы эти факты?
– Признаю.
– Тогда предлагается заслушать показания специалистов, – объявляет судья.
Комиссия Кореманса в полном составе приносит присягу. Вопросы к комиссии:
– Все ли фигурирующие в деле картины созданы недавно, а не в XVII веке? Если да, является ли их автором Ван Меегерен?
Семь специалистов отвечают утвердительно. После демонстрации диапозитивов с рентгенограммами д-р Кореманс дает краткое получасовое объяснение. Он доказывает, что… все утверждения фальсификатора абсолютно точны. Кракелюры (а также пыль из китайской туши), живописные слои, присутствие фенолформальдегида, укороченный подрамник «Христа в Эммаусе» (отпиленный оригинальный кусок которого был найден полицией в Ницце) – ничто не упущено, но все излагается сверхскоростным методом: процесс не должен затягиваться, и к тому же Коремансу – странное совпадение – нужно спешить на самолет. В 11 часов он покидает зал суда и отбывает в Нью-Йорк. Его выступление в суде носило чисто технический характер. Он не стал слишком распространяться.
Сам Ван Меегерен высказывает следующее суждение об этой демонстрации, которая подтверждает, что он – фальсификатор:
– На мой взгляд, проделана блестящая работа. Я бы сказал даже выдающаяся. Теперь уже никогда нельзя будет так легко, как раньше, выдать подделку за подлинник. По моему мнению, работа подобного рода даже куда более искусна, чем… скажем, написание «Христа в Эммаусе».
Место для свидетелей занимает де Вилд, специалист, рекомендовавший нидерландскому государству приобрести «Омовение ног». Одновременно он – один из членов комиссии Кореманса, задачей которой были поиски доказательств фальсификации. Показания этого человека необходимы со всех точек зрения, поскольку именно он устанавливал подлинность картины и ему же пришлось потом доказывать, что это подделка. Он заявляет:
– Позднее я смог сделать радиографический анализ «Омовения ног», и это заставило меня изменить мнение.
Следует отметить, что это его «позднее» очень туманно. На деле лишь по настоянию и в соответствии с точными указаниями самого Ван Меегерена была проведена радиография его картин. Что же касается де Вилда, он, не боясь оказаться в смешном положении, продолжает показания, похваляясь своими познаниями и заслугами в искусстве:
– Для меня все эти проверки были очень просты. Я вскоре убедился, что обвиняемый позаимствовал в моем трактате о методах Вермера и де Хоха формулу состава почти всех красок, которые он готовил по старинному методу. Даже некоторые посторонние примеси (случайная грязь), которые я отметил в живописи Вермера, обнаруживаются и в живописи Ван Меегерена.
Смех в зале сопровождает это не совсем удачное бахвальство.
Затем выступают поочередно другие члены комиссии, подтверждая вывода Кореманса. Вслед за Страйбисом, заявившим, что он был весьма эффективным, но явно несведущим посредником и «абсолютно не помнит суммы сделдок, поскольку не сохранил никаких документов», показания дает Хоогендайк, самый крупный торговец картинами в Голландии. Судья почтительно предоставляет ему возможность излагать факты по собственному усмотрению и не задает ни одного щекотливого вопроса.
– Я попался в ловушку. Когда я увидел картину «Искупитель», я тотчас же подумал о «Христе в Эммаусе».
Историки искусства утверждали, что «Христос в Эммаусе» не может быть единственным произведением подобного рода, что должны существовать и другие. Я продал «Искупителя» Ван Бенингу. Это было в 1941 году в Роттердаме…
