Олесь Бенюх - Гибель "Эстонии"
«Синоптик и пальцем зря не двинет. Лучше попытаться выяснить от него самого, чего ему надобно», — подумал он, выходя из бара. Оказавшись на Марин Драйв, он в который уже раз залюбовался простором державной набережной. Нарядная воскресная толпа несуетно плыла в обоих направлениях. Стайка юношей и девушек, молодые пары, семьи с чадами и домочадцами лениво фланировали, наслаждаясь прохладным бризом. Разносчики зазывно выкрикивали: «А вот холодный шербет! Кока-кола! Мороженое!» И у каждого лотка толпились дети. Уткнувшись спиной в парапет, на тротуаре сидел, поджав под себя ноги, факир. Перед ним на вытертом коврике стояла вместительная корзина. Факир затягивал на самодельной флейте нехитрую заунывную мелодию и из корзины медленно выползала четырехметровая королевская кобра. Нехотя принимала боевую стойку, раздувала капюшон, раскачивалась из стороны в сторону, танцевала. Пасть была закрыта, но маленькие глазки злобно обещали муку кромешную любому, кто попадется на пути. За первой змеей выползала вторая, третья и вот уже частокол аспидов под взорами восторженных зевак послушно клонился вправо, влево, вправо, влево. На коврик изредка летела скупая пайса.
Росс подошел к лестнице, которая спускалась к воде. На её серединной площадке, куда не долетали брызги волн, стоял высокий старик, вся одежда которого состояла из узенькой набедренной тряпицы. Густые седые волосы на его голове были всклокочены, черная кожа на худом теле лоснилась, словно смазанная жиром. На одном плече его сидела обезьянка, на другом широкий ремень держал довольно большую открытую коробку, в которой стоймя толпились разноцветные конвертики. У ног старика чертенком крутился мальчишка. С тщательно причесанными на косой пробор волосами, в новеньких белых сандалиях, синих брючках с идеальной стрелкой, белой рубашке и голубом галстуке, он объявлял звонким дискантом на безукоризненном английском:
— Дамы и господа! Вы имеете уникальную возможность заглянуть в свое близкое и не столь близкое будущее. Перед вами прямой потомок Великого Прорицателя Лхасы из монастыря Потала и незабвенного царя Тибета Сронцзангамбо. Материализуется раз в двести пятьдесят лет. Всего за сто рупий вы обретете Верховное Знание Вишну и его аватаров Кришны и Рамы.
Желтые, синие, красные полоски на лбу и щеках старика задвигались, закрытые дотоле глаза распахнулись и он пронзительно выкрикнул несколько слов, значение которых никто не понял. От звуков голоса его люди, стоявшие подле него полукругом, вздрогнули, по телу многих пробежали мурашки.
— Откровение! — закричал мальчишка. — На саньяса снизошло космическое откровение!
Из толпы тотчас выдвинулся толстяк в белоснежном дхоти, протянул крупную новенькую купюру. Ее проворно схватила обезьянка, положила в коробку, достала зеленый конвертик. Старик приложил его ко лбу, что-то прошептал и передал прорицание толстяку. Тот, отойдя в сторонку, стал читать. Постоял, глядя на синюю рябь бухты, и, с неожиданной легкостью перескакивая через несколько ступенек, ринулся вверх по лестнице.
Только что все выжидали, не решаясь расстаться с такой всегда нужной и желанной сотней и, вдруг, целая гирлянда ровненьких и помятых банковских билетов потянулась к предсказателю. Две девушки в богатых ярких сари, пожилой европеец со своей леди, шумный американец, три японца. Наконец, очередь дошла до Росса. Обезьянка вытянула ему из коробки единственный фиолетовый конвертик, оказавшийся там, и он тут же развернул фиолетовую записку. Прочитав, он усмехнулся, разорвал её на мелкие клочки и, перегнувшись через парапет, выбросил их в море. Медленно удаляясь от лестницы, он краем глаза видел, как два парня, европеец и индиец, следовавшие за ним от «Тадж Махала», отстали, обсуждая что-то весьма энергично и напряженно глядя на волны. «Молодо-зелено, — снисходительно отметил про себя Росс. — Откуда им знать, что в конверте две бумаги. Одна чистая, её я и разорвал и выбросил. Хрестоматийная истина. Именно на таком «пустяке» провалился сам Зорге».
Вернувшись в гостиницу, он ещё раз перечитал «предсказание». Текст гласил: «Напарник эстонки Канделябр по русской рекомендации от операции отстранен, как окончательно засветившийся. Его заменил Моцарт, который уже в Москве и со всем товаром ждет её. Остерегайтесь «Синоптика». По его данным, свою долю с товара имеете именно вы.»
«Ничего себе дезу подкинули Кохену, — невесело подумал Иван. — Он же лихой ликвидатор, это я знаю». В этот момент на телефонном аппарате загорелась красная лампочка.
— У вас для меня послание? — спросил он операторшу, нажав на нулевой клавиш.
— Вас просили позвонить в 320 номер, сэр.
— Мисс Сальме, — Росс прижал головой трубку к плечу, пытаясь продеть запонку в манжет рубашки, — я к вашим услугам.
— Зачем так формально, мистер Росс? — обиженно удивилась Сальме и он представил, как она выпятила нижнюю губу.
— Милая, очаровательная Сальме, — Росс наконец справился с запонками, улыбнулся. — Я весь глаза и уши.
— Я почему-то ужасно проголодалась. Почему бы нам вместе не полакомиться шедеврами индийской кулинарии?
Росс сразу же представил мину, которую состроит Синоптик, когда увидит, что он явился к столу не один. «А что, почему бы и нет? И беседа будет дипломатичнее, да и забористее — в присутствии столь авантажной дамы. Вряд ли они знают друг друга. Впрочем, заодно и это прояснится».
— Обожаю кухню Тандур. Жду вас у лифта через…
— Через пять минут.
«Завораживающе элегантна, завораживающе эффектна», — Росса слегка позабавило чувство мужского тщеславия, когда он, следуя за Сальме, исподтишка разглядывал её в зеркальной стене. Метрдотель узнал Росса, хотя он последний раз был здесь более года назад.
— Добро пожаловать вновь в наше королевство аппетита и веселья, досточтимый господин Росс и ваша прелестная спутница! Мистер Кохен уже ждет вас.
— Кто такой этот Кохен? — улыбаясь, напряженно спросила Сальме.
— Сейчас увидишь, дорогая, — также улыбаясь, ответил Росс. Метрдотель провел их к столику, за которым сидело двое мужчин. Они встали, учтиво поклонились. Лица всех источали искреннее радушие.
Росс: — Мисс Сальме Пихт. Мистер Билл Кохен.
Кохен: — Мистер Иван Росс. Мистер Лесли Коллинс.
Для всех четверых встреча за этим столом была в какой-то мере сюрпризом. Что и отразилось в их мыслях.
Сальме: «Почему Иван не предупредил, что будет ещё кто-то? Да кто Синоптик и Скунс! Премиленькая компашка — црушник и сотрудник комиссии по борьбе с наркотиками! Оба в наших черных списках. Вышли на Росса именно в Бомбее. А теперь и на меня. Что они замышляют? И какая роль во всем этом отведена Россу?»
Билл Кохен: «Агентурные данные верны. Эта мерзкая сучка Дракона спелась с русским из ИНТЕРПОЛа. Значит он замазан в проверке и апробации нового маршрута. Работал во внешней разведке. Опытен, чем особенно опасен. Недешево достался он Дракону. Хотя и не доверяет ему император Гонконга, девку-киллера приставил. Правильно делает.»
Лесли Коллинс: «Вот она какая, Восточная Потрошительница. И русский ей под стать — то ли боксер, то ли борец. Сладкая парочка. Российская мафия объединяется с интеллектуальными хунхузами. Худший из возможных международных альянсов, жалом своим смертоносным направленный в сердце нашей цивилизации».
Иван Росс: «Если объединяют усилия ведомства Кохена и Коллинса, значит в Вашингтоне берет верх клан, который представляет Уинстон Даггерти. И это означает войну с Драконом. Уж не первые ли её вестники эти двое?»
Сделали заказ. Всех удивил Кохен.
— Я, пожалуй, возьму лег бара (целиком зажаренная баранья нога) и мурга макхан (курица тушеная в особом масляном соусе).
— Аппетит у вас надежный, — засмеялся Росс.
— Кто не ест, тот не работает, — глубокомысленно парировал Кохен.
— Откуда мне знакомо ваше лицо? — Коллинс внимательно рассматривал Сальме. — Ваш портрет никогда не публиковался на первой обложке журнала «Глэмор»?
— Я убеждена, что мы видимся с вами впервые, — Сальме посмотрела Коллинсу в глаза холодным, жестким, истинно эстонским взглядом. — Что же до журнала «Глэмор», то я не фотомодель. Но если бы была ею, то именно для этого журнала позировать никогда бы не стала — ни для первой, ни для последней его обложки.
— Почему? — недоумевающе всплеснул руками Коллинс.
— Потому, что это инфантильное издание для перезрелых кокоток.
— Лесли, будьте джентльменом, предложите восхитительной хозяйке нашего стола бокал чего-нибудь приятно-горячительного, — увещевательным тоном попросил Кохен.
— Вы же сами только что сокрушались, что Бомбей город абсолютно сухой, — обескураженно вздохнул Коллинс.
— Верно, — Кохен заговорщицки оглянулся по сторонам. — Закон есть закон. Чтобы его обходить. Когда очень нужно или очень хочется.
