Дик Фрэнсис - Перелом
Алессандро справлялся с Индиго достаточно умело, хотя это еще не показатель класса: ведь мерин был покладистым старичком. Но ясно, что он хорошо держится в седле, и у него твердая рука.
- Эй, ты, - крикнула Этти, маня его хлыстом, - давай сюда!
Спрыгивая с Лаки Линдсея, она спросила меня, как зовут новичка.
- Алессандро.
- Алесс?… Слишком длинно.
Индиго, подчиняясь всаднику, остановился рядом с ней.
- Послушай, Алекс, - сказала она, - спрыгни-ка и подержи эту лошадь.
Я думал, он взорвется. Разъяренное лицо определенно говорило, что никто не имеет права называть его Алексом и что никто, то есть никто абсолютно, не имеет права ему приказывать. Да еще женщина!
Он увидел, что я наблюдаю за ним, и внезапно с его лица исчезло всякое выражение, как будто по нему провели губкой. Он стряхнул стремена с ног, проворно бросил ногу вперед над холкой Индиго и соскользнул на землю лицом к нам, затем обменялся поводьями с Этти, которая быстро удлинила ремень, забралась на лошадь и уехала заниматься с двухлетками.
Голос Алессандро вырывался как из жерла вулкана:
- Я не намерен больше подчиняться приказам этой женщины.
- Не будь таким дураком, - сказал я.
Он поднял на меня глаза. Намокшие под дождем черные волосы облепили голову мелкими завитками. С этим своим надменным носом и отведенной назад головой, четко очерченной слипшимися кудрями, он напоминал сейчас ожившую римскую статую.
- Не говорите со мной так. Никто со мной так не разговаривает.
Клауд Куку-ленд терпеливо стоял, насторожив уши, и наблюдал за чайками, летающими над Пустошью.
- Ты находишься здесь по собственной воле, - сказал я. - Никто не просил тебя приезжать, никто не остановит, если ты уйдешь. Но пока ты здесь, ты будешь выполнять то, что велит мисс Крейг, и будешь делать то, что говорю я, причем беспрекословно. Ясно?
Такое надругательство заставило его еще крепче стоять на своем:
- Мой отец не позволит вам так обращаться со мной.
- Ах, твой отец, - бросил я холодно, - твой отец может подпрыгнуть от радости, что его сыночку нужно прятаться за его юбки.
- Вы пожалеете, - пригрозил он, доведенный до бешенства.
Я пожал плечами:
- Твой отец сказал только, что я должен давать тебе хороших лошадей для скачек. Но никаких намеков на то, что я обязан поклоняться капризному оловянному идолу.
- Я расскажу ему…
- Говори, что хочешь. Но чем чаще ты будешь бегать к нему, тем хуже я буду думать о тебе.
- Мне наплевать, что вы обо мне думаете, - заявил он темпераментно.
- Ты лжец. - Я констатировал факт, и он выдал мне долгий неподвижный взгляд, крепко сжал губы и резко отвернулся. Потом отвел Лаки на десять шагов в сторону, остановился и стал наблюдать за тренировкой, которой руководила Этти.
Он был как струна, и весь вид его тонкой фигуры говорил о раненой гордости и клокочущем негодовании. Я призадумался: не посчитает ли его отец, что я и правда зашел слишком далеко. И если да, то что он предпримет?
Выбросив из головы все передряги последних дней, я попытался оценить способности двухлеток. Как бы ни издевались надо мной по поводу того, что я решился занять место отца, а детские-то навыки возвращаются даже и через девятнадцать лет так же естественно, как умение ездить на велосипеде. Разве мог одинокий ребенок вырасти в скаковых конюшнях, не познав всех тонкостей дела - от уборки навоза до высшего класса верховой езды? Вне дома моей компанией были лошади, а в комнате - мебель, и я счел, что если мне удалось создать бизнес из ничего, из мертвого дерева, то я смогу управиться с налаженным ходом дела, основанном на силе живых мышц. Но только в том случае, напомнил я себе, если удастся избавиться от Алессандро.
Этти вернулась после тренировки и снова поменяла лошадей.
- Помоги мне, - бодро сказала она Алессандро, так как Лаки Линдсей, подобно большинству молодых породистых лошадей, не любил, чтобы наездник на него карабкался.
«Представление окончено», - мелькнула мысль. Алессандро выпрямился в полный рост, став таким образом выше Этти на целых два дюйма, и метнул в нее огненный взгляд с целью испепелить ее на месте. Но Этти даже не заметила.
- Давай же, - нетерпеливо сказала она и отвела назад согнутую в колене ногу.
Алессандро бросил на меня отчаянный взгляд, глубоко вздохнул, перекинул через руку поводья Индиго и подставил обе руки под коленку Этти. Он помог ей вскочить в седло, причем сделал это вполне грамотно, хотя я не удивился бы, узнав, что это первый случай в его жизни.
Я удержался от смеха и язвительного замечания, вообще сделал вид, что ничего особенного не произошло. Алессандро молча проглотил свое поражение. Но не следовало надеяться, что дальше все пойдет как по маслу.
Мы поехали обратно через город и вернулись в манеж, я передал свою лошадь Джоку и направился в контору, к Маргарет. Она на полную мощь включила свой грибовидный обогреватель, но я все равно усомнился, что успею обсохнуть ко времени второй проездки.
- Доброе утро, - коротко приветствовала она. Я кивнул, чуть улыбнулся и упал в кресло.
- Я опять вскрыла письма… это правильно? - спросила она.
- Абсолютно. И ответьте на них тоже, если не трудно.
Она удивилась:
- Мистер Гриффон всегда диктует ответы.
- Если хотите о чем-то спросить, спрашивайте. Все, о чем мне нужно знать, скажите мне. Со всем остальным управляйтесь сами.
- Хорошо, - согласилась она, и, судя по голосу, с удовольствием.
Я сидел в отцовском кресле, уставясь на его же сапоги, которые присвоил, и всерьез размышлял над тем, что увидел в его бухгалтерских книгах. Алессандро был не единственной проблемой, угрожавшей существованию конюшни.
Вдруг дверь со двора грохнулась об стену, и Этти ворвалась в контору, как баллистическая ракета. Хотелось тут же спасаться бегством.
- Этот треклятый мальчишка, которого вы взяли… Его надо выгнать! Я не потерплю этого. Не потерплю.
Она выглядела в высшей степени оскорбленной, глаза сверкали яростью, губы крепко сжаты.
- Что он натворил? - примирительным тоном спросил я.
- Он укатил в своем дурацком белом автомобиле и оставил Индиго в деннике, не расседлав его и не сняв уздечки. Джордж говорит, он просто соскочил с Индиго, завел его в бокс, вышел, закрыл дверь, сел в машину, и шофер увез его. Просто взял и уехал! - Она остановилась, чтобы перевести дыхание. - И как он думает, кто снимет с Индиго седло, оботрет его, вымоет ему ноги, накроет попоной, даст ему сена и воды и устроит на ночь подстилку?
- Пойду просить Джорджа, - ответил я.
- Я уже попросила его, - отмахнулась Этти. - И дело не в этом. Мы не потерпим здесь этого паршивца Алекса. Ни минуты.
Она смотрела на меня, вздернув подбородок. Действительно, вопрос ребром. Главный конюх имеет решающий голос при найме и увольнении работников. Я не посоветовался с ней, принимая Алессандро, и она предельно ясно дала мне понять, что следует признать ее полномочия и избавиться от него.
- Боюсь, Этти, нам придется потерпеть его, - сказал я, словно соболезнования приносил. - И надеюсь, со временем он научится приличным манерам.
- Его нужно выгнать! - яростно настаивала она.
- Отец Алессандро, - гнул свое я, - просто на уши встал, чтобы мы взяли его к себе учеником. Конюшне это очень выгодно в финансовом отношении. Я переговорю с Алессандро, когда он вернется к второй проездке, и прослежу, чтобы он вел себя скромнее.
- Мне не нравится, как он пялится на меня. - Этти была неумолима.
- Я попрошу его.
- «Попрошу»! - воскликнула Этти в раздражении. - Где это слыхано, чтобы ученика просили вести себя уважительно с главным конюхом?
- Хорошо, я скажу ему.
- И скажите ему, чтобы прекратил задирать нос перед другими ребятами, они уже недовольны. И скажите ему, что он должен ухаживать за своей лошадью после тренировки, как все остальные.
- Извините, Этти. Не думаю, что он станет ухаживать за своей лошадью. Нам придется попросить Джорджа, чтобы взял это на себя. За отдельную, плату, конечно.
Этти сердито сказала:
- Не дело конюха работать… э… э… лакеем… при ученике. Не по правилам!
- Знаю, Этти, - согласился я. - Конечно, не по правилам. Но Алессандро не обычный ученик, и, вероятно, всем будет легче, если сказать остальным, что его отец платит за то, чтобы он здесь был, и что в Алессандро взыграла романтическая жилка и он мечтает стать жокеем. Скоро ему это надоест, и мы все сможем вернуться к нормальной жизни.
Этти с сомнением посмотрела на меня:
- Какое же это ученичество, если он не будет ухаживать за своими лошадьми?
- Детали ученичества обговариваются отдельно, - с сожалением сказал я. - Если я согласился, чтобы он не обслуживал двух лошадей, то он и не должен. Откровенно говоря, мне не нравится такое положение, но именно так обстоят дела: для конюшни лучше, если мы дадим ему только тренироваться.
