Светлана Алешина - Грех на душу
— Мало ли кто кого знает, — философски заметила Маринка, которой вся эта волынка, похоже, до смерти надоела. — Мы тоже кого только не знаем, вот и выходит, что мы самые подозрительные и есть!
Вечером Виктор заехал за мной, и мы отправились к Адаму Станиславовичу. Уже стемнело, и не стоило опасаться, что при передаче телевизора будет много свидетелей. К вечеру похолодало, и усилился ветер — погодка располагала сидеть дома, а не торчать во дворе, где темно и холодно. Так оно и оказалось — ледяной ветер даже с проспекта выдул почти всех прохожих, и он казался вымершим. Темные дома, подсвеченные призрачным огнем реклам, туманная полоса покрытого ледяной коркой асфальта, стонущие от ветра деревья — пейзаж вызывал тоску и заставлял усомниться, что уже пришла весна. Что ж, март — это суровый месяц.
Во дворе, где жил Блох, было почти темно — горели только окна в квартирах, а специального освещения здесь не полагалось. Виктор остановил машину у подъезда, и я отправилась звонить.
Адам Станиславович меня ждал — едва углядев в «глазок» мое лицо, он отпер дверь.
— Добрый вечер! — сварливо сказал он. — Хотя лично мне он не кажется таковым… Вы, разумеется, приехали за телевизором? Что же, я умываю руки. Но только, надеюсь, вы не полагаете, что я еще буду сам его грузить? Благодарю покорно!
— Благодарю вам, как говорят в Одессе? — улыбнулась я. — Не беспокойтесь. Со мной грубая мужская сила. Сейчас я позову Виктора.
Я сходила за своим помощником, и вернулись мы уже вдвоем. Блох не слишком одобрительно оглядел долговязую фигуру нашего фотографа и вместо приветствия ограничился коротким кивком. Далее он, не тратя времени зря, повел нас — но не в спальню, как я ожидала, а на кухню. Красавец телевизор стоял там. Адам Станиславович широким жестом указал на него, предлагая приступить к делу.
— Упаковка, — насупившись, сказал Виктор.
Адам Станиславович сердито сверкнул глазами и ничего не ответил.
— Упаковка приказала долго жить, — сказала я. — Ничего не поделаешь. Как пелось в одной песенке: «Не прожить нам в мире этом…»
— Да, без потерь! — с раздражением закончил он песенную строчку. — Но учтите, что я теряю куда больше!
— Доброе имя того стоит! — успокаивающе заметила я.
Адам Станиславович не нашелся, что на это ответить. Он только махнул рукой. Виктор расценил это как сигнал к действию и сгреб телевизор своими цепкими ручищами. Я побежала открывать ему дверь.
Когда мы затискали телевизор на заднее сиденье машины и собирались распрощаться с Адамом Станиславовичем, который выглядывал из освещенного подъезда, во дворе неожиданно объявился новый персонаж.
Он вынырнул из черной дыры подворотни и неслышными шагами подошел к машине. Заметив неожиданно выросшую рядом фигуру, я невольно вздрогнула.
— Добрый вечер! — сдержанно сказал человек и небрежным жестом коснулся козырька кожаной кепки.
Тут я его узнала — это был Тимур — сосед-сантехник. Он цепко оглядел меня, Виктора, салон машины и недоуменно поднял одну бровь. Потом он обернулся к стоящему в дверях Блоху и приветственно махнул рукой.
— Доброго вечера, Адам Станиславович! — негромко выкрикнул он. — Не ваш телевизор, часом? Неужели не понравился? — В этом вопросе, как мне показалось, прозвучали какие-то ревнивые нотки.
— В ремонт отдаю, Тимур! — буркнул Блох, чтобы отвязаться. — Что-то барахлит там, не знаю…
— «Соня» барахлит?! — изумился Тимур. — Небывалый случай! А что ж мне не сказали? Я бы посмотрел…
— А ты и в этом понимаешь? — в свою очередь изумился Адам Станиславович. — Не знал, что ты такой полиглот! Вроде за тобой таких талантов не водилось?
— Русский человек — он блоху подковал! — самодовольно заявил Тимур. — Что нам какая-то «Соня»! Напрасно вы это, Адам Станиславович! — Он поцокал языком. — Техника тонкая, возить туда-сюда не рекомендуется… Может, передумаем? Я бы прямо сейчас и занялся… Давайте-ка ящик обратно, а, молодые люди? — предложил он, оборачиваясь ко мне.
Глаза наши оказались совсем рядом. Взгляд Тимура мне решительно не понравился — он был недобрый, слишком уверенный и, как мне показалось, даже слегка презрительный. По-видимому, я у него тоже не вызывала восторга.
— Простите, не знаю, как вас звать-величать, — заметила я. — Но ваше предложение не принимается. Вопрос уже решен.
— Вот оно как! — с непонятным выражением произнес Тимур. — Вопрос, значит, решен? Вон, значит, какие мы решительные? А решать, между прочим, здесь может один человек — хозяин, Адам Станиславович, значит.
Блох не слышал, о чем мы говорим, но это ему было неинтересно. Он замахал руками и сердито крикнул:
— Ну, все! Прощайте! Я ушел — холодно!
Он с треском захлопнул дверь и исчез.
— Ну, вы слышали? — сказала я. — Вопрос решен. До свидания!
— Погоди! — бесцеремонно сказал Тимур.
Он, не торопясь, полез в карман и вытащил пачку сигарет. Достал одну, зажал узкими губами и принялся шарить по карманам в поисках зажигалки. И все это, не сводя с меня пристального неприятного взгляда.
Ужасно хотелось послать его подальше, но профессиональное любопытство взяло во мне верх. Я терпеливо дождалась, пока Тимур прикурит и выпустит изо рта облако дыма. По-моему, он намеревался выпустить его мне в лицо, и только ветер помешал ему это сделать.
Не знаю, кем был Тимур в действительности, по повадкам он чересчур смахивал на урку, и это только укрепило меня в подозрениях.
— Откуда ты такая решительная? — наконец развязно спросил Тимур. — Может, дашь телефончик? Вдруг мне тоже понадобится… телевизор починить? — Он плотоядно усмехнулся.
— Телефон могу, — спокойно ответила я. — Он очень простой. Звони — «02», не ошибешься!
— Чего-то ты путаешь! — не смутившись, продолжил Тимур. — Ноль-два — это ментовка. Зачем мне туда звонить?
Он неспроста вел этот разговор, явно прощупывая меня, пытаясь понять, что мы с Виктором за люди, и это любопытство не было праздным, в этом я могла поклясться. Как ни хотелось сузить мне круг подозреваемых, но без Тимура он, кажется, явно был неполон. Впрочем, я тоже не стала теряться и спросила:
— Как — зачем звонить? А разве тебе нечего сказать ментам? Подумай хорошенько!
Тимур вдруг весь взъерошился, выплюнул сигарету и, сунув руки в карманы, придвинулся ко мне почти вплотную.
— Э, ты чего это здесь гонишь? — хрипло и угрожающе выдохнул он мне в лицо. — Что за гнилой базар?
Я бы сказала, что как раз гнилым было его дыхание. На меня пахнуло такой смесью табака, чеснока, «сучка» и еще черт знает чего, что я отшатнулась. Воодушевленный, Тимур опять надвинулся на меня и прижал к капоту.
— Ты кто такая? — опять завел он свою песню, рассчитывая психологически раздавить меня. — А ты знаешь, что со мной нельзя так разговаривать?
Не знаю, чего он еще бы наговорил, но к этому времени Виктор уже вылез бесшумно из машины и, не говоря ни слова, сделал что-то такое руками, от чего моего неприятного собеседника вдруг стремительно поволокло в сторону, сбило с ног и распластало по асфальту.
Секунд пять он лежал оглушенный, а потом зашевелился и, приподнявшись на локтях, с изумлением огляделся. Его кожаная кепка слетела головы и теперь лежала где-то в темноте отдельно от хозяина.
— Это ты — меня?! — пораженно проговорил Тимур, останавливая взгляд на Викторе, и тут же добавил: — Так, теперь стой и смотри, что я с тобой сделаю, козел! Я тебя на шнурки порежу!
Виктор легонько подтолкнул меня к машине, а сам продолжал пристально и как бы доброжелательно смотреть на поднимающегося Тимура. Я уже пожалела, что затеяла эту несвоевременную дискуссию — потасовка никак не входила в мои планы. Но откуда было знать, что мастер — золотые руки окажется таким нервным.
Я села на переднее сиденье, надеясь, что Виктор сделает то же самое. Но он не спешил. Тимур уже поднялся и теперь бочком подходил к Виктору, набычившись и поглядывая на него исподлобья. Руки его были опущены и слегка согнуты в локтях.
Ударил он внезапно, снизу — вложив в этот удар всю свою силу и ненависть. Но внезапным этот выпад был только для меня. Я невольно ахнула, а Виктор просто чуть ушел назад, молниеносно подхватил Тимура под локоть и одновременно сделал подсечку. Тимур опять взлетел над землей, распластался в воздухе, как лягушка, и со всего маху хряпнулся спиной об асфальт. Из горла его вырвался какой-то странный шип — точно на секунду открыли баллон с газом.
Виктор сел за руль и захлопнул дверцу. По лицу стало видно, что он очень собой недоволен. Я испытывала чувство вины — ведь вся эта некрасивая сцена произошла из-за меня. Можно было провернуть дело как-то поизящнее. Виктор завел мотор, развернулся и выехал со двора. По-моему, Тимур все еще лежал.
— Как бы ты его не искалечил? — с беспокойством заметила я.
