Ги Декар - Зверь
— Господин комиссар, — сказал председатель,— предыдущий свидетель мсье Анри Тераль заявил, что вы, так же как и он, были удивлены, не найдя в каюте оружия, которым было совершено преступление.
— Да, господин председатель, и самое странное в этом деле то, что, несмотря на последующие поиски, это оружие так и не было найдено.
— В этом нет ничего удивительного,— перебил генеральный адвокат Бертье.— В дальнейшем ходе процесса для суда и присяжных прояснится характер этого оружия и то, каким простым образом, как свидетельствует сам преступник, он от него избавился.
— Господин комиссар,— снова заговорил председатель Легри,— скажите нам точно, что вы сделали после того, как заключили Жака Вотье в корабельную тюрьму?
— Позволю себе заметить суду, — сказал Виктор Дельо,— что защита выражает удивление по поводу немедленной и по крайней мере смелой инициативы комиссара Бертена, который заключил в тюрьму—и, следовательно, арестовал — моего клиента, хотя ничто не доказывало, что Джона Белла убил именно он.
— Как ничто? — задохнулся комиссар. — Ну и ну! Это уж слишком! Любой здравомыслящий человек поступил бы так же на моем месте. Не мог же я позволить свободно разгуливать по теплоходу человеку, которого я только что обнаружил сидящим с окровавленными руками рядом с еще теплым трупом!
— Я заявляю протест, — крикнул мэтр Вуарен, — против этого вторжения защиты! Комиссар Бертен вел себя именно так, как требовал от него долг. Впрочем, правильность такого поведения едва ли не через час была подтверждена собственными признаниями Вотье, который в присутствии многих свидетелей безоговорочно признался в том, что он — убийца.
— Инцидент исчерпан,— спокойно сказал председатель,— и вернемся к моему вопросу, на который вы так и не ответили, господин комиссар.
— Господин председатель, как только Вотье отвели в камеру, я направился к капитану, которого поставил в известность о том, что обнаружен труп. Капитан тотчас спустился в каюту, где было совершено преступление и где все было оставлено на своих местах, за исключением Вотье, которого мы вынуждены были увести. Тело жертвы оставалось в прежнем положении, пальцы по-прежнему сжимали дверную ручку. Капитана Шардо сопровождал бортовой врач Ланглуа, который произвел первоначальный медицинский осмотр. Тем временем по совету капитана, сопровождавшего меня до моего кабинета, и в его присутствии, я посчитал своим долгом поставить в известность о случившемся мадам Вотье. Когда я ей это рассказал, она упала в обморок. Придя в себя, мадам Вотье согласилась пойти с нами в камеру и быть переводчиком на предварительном допросе ее мужа. Должен подчеркнуть ради репутации Генеральной трансатлантической компании, что все было сделано с максимальной аккуратностью. К несчастью, мы были обязаны сообщить об убийстве французской полиции и просить ее подняться на борт теплохода по прибытии в Гавр. Пересылка такой телеграммы, хотя и шифрованной, не исключает чьей-то возможной нескромности. К вечеру следующего дня все пассажиры знали, что на борту было совершено преступление.
— Каким было поведение Жака Вотье во время первого допроса в корабельной тюрьме, в присутствии его жены? — задал вопрос председатель.
— Он казался спокойным. Единственный ответ, которого с помощью жены мы могли от него добиться, был: «Я убил этого человека. Я официально признаю это и ни о чем не жалею». Ответ, который сам Жак Вотье написал с помощью точечного алфавита Брайля и который был передан капитаном Шардо следователю по прибытии в Гавр.
— Документ, о котором идет речь,— уточнил генеральный адвокат Бертье, — находится в распоряжении суда.
— Хочу обратить внимание господ присяжных, — сказал мэтр Вуарен,— на основополагающую важность этого заявления, написанного рукой самого обвиняемого, в котором он признает, что убил Джона Белла.
— Свидетель может нам сказать,— спросил Виктор Дельо,— какой была реакция мадам Вотье, когда она узнала от самого мужа, что он убил?
— Мадам Вотье,— ответил комиссар,— держалась очень мужественно. Помню, что, прочитав ответ, написанный с помощью алфавита Брайля, она сказала нам, капитану Шардо и мне: «Жак напрасно утверждает и письменно заявляет, что он убил этого человека. Я утверждаю, что это невозможно! Жак не преступник и не может им быть! Зачем он стал бы убивать человека, которого он никогда не встречал, которого ни он, ни я не знали и с которым у нас не было ни малейших отношений со времени отправления из Нью-Йорка?».
— Вы уверены в словах, которые сейчас сообщаете?— спросил председатель свидетеля.
— Это собственные слова мадам Вотье.
— В свою очередь обращаю внимание господ присяжных на тот основополагающий факт, что мадам Соланж Вотье отказывается допустить мысль о виновности мужа.
— Было бы удивительно, если бы утверждалось обратное,— вставил генеральный адвокат Бертье.
— В этом зале, господин генеральный адвокат,— ответил Виктор Дельо,— случалось видеть и слышать и более удивительные вещи.
— У защиты есть еще вопросы к свидетелю? — спросил председатель.
— Других вопросов нет.
— Суд благодарит вас, господин комиссар. Можете быть свободны. Пригласите третьего свидетеля — капитана Шардо.
— Господин председатель, — начал капитан «Грасса»,— о преступлении мне сообщил первый комиссар Бертен, который из соображений предосторожности намеревался заключить предполагаемого преступника в корабельную тюрьму. Также он хотел получить от меня инструкции. Хотя пассажир или член команды может быть подвергнут заключению только по моему официальному приказанию, я одобрил решение комиссара Бертена, который действовал таким образом, чтобы избежать огласки этого злополучного дела. Вместе с комиссаром Бертеном и корабельным доктором Ланглуа мы направились в каюту класса «люкс», которую занимал Джон Белл. У ее двери дежурил стюард. Я приставил к нему еще и матроса. Убедившись, что все в каюте остается на прежних местах, я велел опечатать дверь. Передо мной стояла одна проблема: в Гавр мы прибывали только через неделю, и невозможно было, следовательно, оставить труп в каюте — он разложился бы. После тщательного осмотра тела доктором Ланглуа я решил ночью, когда пассажиры спят, переместить его в холодильник, чтобы по прибытии в Гавр следователь и судебно-медицинский эксперт нашли его в полной сохранности. Затем я направился в кабинет комиссара Бертена, где обеспокоенная мадам Вотье ждала известий о пропавшем муже. Стараясь щадить ее, насколько это было возможно, мы сообщили ей о драме, в которой ее муж оказался серьезно замешанным.
— Какова была реакция мадам Вотье? — спросил Виктор Дельо.
— Мадам Вотье упала в обморок. Только спустя час она смогла проследовать с нами в камеру к мужу.
— Как держали себя супруги в тот момент, когда они встретились? — спросил защитник Жака Вотье.
— Сцена была душераздирающая. Мадам Вотье бросилась к мужу, который прижал ее к себе. Она громко повторяла в отчаянии: «Ты не совершал этого, Жак! Это невозможно, любовь моя! Почему?»
— Прошу господ присяжных обратить внимание на то,— сказал Виктор Дельо, — что Жак Вотье не мог слышать и понимать эти слова отчаяния, произнесенные его женой. Позволю себе задать последний вопрос свидетелю: держала ли мадам Вотье мужа за руки?
— За руки? —с удивлением переспросил капитан «Грасса».— Теперь я уже не помню. Кажется, да...
— Вспомните, капитан, это очень важно, — с настойчивостью произнес Виктор Дельо.
— Суд позволит мне выразить удивление, — язвительно сказал мэтр Вуарен,— по поводу того упорства, с которым защита пытается подвергнуть сомнению свидетельские показания, добросовестность которых очевидна...
— Речь здесь идет не о добросовестности, дорогой собрат,— воскликнул Виктор Дельо,— а о человеческой жизни! Все имеет значение! Малейшие детали! Если я настаиваю на этом частном пункте, то просто потому, что, держась за руки, оба супруга могли переговариваться незаметно для комиссара Бертена и капитана Шардо.
— И что дальше? — заметил генеральный адвокат Бертье.— Даже если супруги Вотье и переговаривались, как это может отразиться на ходе процесса?
— Это могло бы существенным образом все изменить, господин генеральный адвокат! Я попытаюсь показать это в ходе процесса, но я хотел именно к этому пункту привлечь внимание господ присяжных.
Виктор Дельо сел.
— Что произошло далее в тюрьме,— спросил председатель,— когда волнение супругов улеглось?
— Я тотчас же приступил к допросу, протокол которого вел комиссар Бертен. Мадам Вотье переводила вопросы. Жак Вотье отвечал, используя пуансон, картонную бумагу и трафарет,— все это его жена всегда имела в сумочке при себе. Ответы, написанные собственной рукой Жака Вотье, приложены к протоколу комиссаром Бертеном.