Александр Горохов - Приговоренный к власти
— А оружие? — требовательно сказал Лешка.
— Голова кругом. В кабинете номер… Забыл какой номер, на шестом этаже получишь оружие, а рядом там скажут тебе, где канцелярия, дадут офицерские погоны. Проведешь на крыше рекогносцировку, доложишь мне непосредственно.
— Бинокли, стереотрубы есть?
— Ты еще радар попроси, черт тебя дери! Ищи! Здесь все должно быть. Иди, я позвоню, чтоб ты все получил. Пока дойдешь, они будут предупреждены.
Через двадцать минут Лешка был облечен новым воинским чином. Погоны выдали без звука, только сделали какую-то запись в потертую тетрадку. При получении автомата молодой лейтенант спросил:
— Тебе какой Калашников лучше, укороченный?
— Хулиганам и бандитам давай укороченный. Нормальный, с нормальным калибром, а не этой перепелиной дробью стрелять.
— Сразу видно профессионала, — одобрил лейтенант. — Но пистолеты остались только ТТ, все Макаровы разобрали.
— Сойдет, — удержал ликующую дрожь в груди Лешка.
Стараясь поменьше расспрашивать дорогу, чтобы на всякий случай не терять авторитета, а разом для всех сойти за опытного и знающего обстановку офицера, Лешка поднялся на последний этаж, там долго блуждал по коридорам, но в конце концов нашел ход на крышу.
На ней никого не было.
Внизу, под ногами, светилась спокойными огнями Москва.
Освещенные пунктирами огней проспекты врезались в глубины города и исчезали на горизонте. Одни стрелы магистралей от огней были оранжево-рыжие. Другие казались голубоватыми, как река. Ровный могучий гул громадного города долетал сюда приглушенно и мощно, создавал впечатление спокойной уверенной жизни, и не было ничего, что говорило бы о напряженности момента, о том, что, соскользни ситуация чуть в сторону, и тотчас заполыхают пожары, загрохочет артиллерийская канонада.
Лешка подумал, что восторженный романтик-идеалист Алик оказался прав — да, мы сейчас переживаем историческую минуту, которая целой главой, а может — всего лишь несколькими строчками, но будет вписана в историю Великой (Алькин, конечно, эпитет!) России. И, может быть, если судьба будет милостива, а сам не оплошаешь, то в этих строчках для будущих поколений, мелькнет и его имя — лейтенанта А. Ковригина. Момент, конечно, решающий. Одни лениво забивают домино, другие страдают от отсутствия дешевой колбасы, третьи мечтают переспать с женой соседа, пока тот мечется по улицам взбунтовавшегося города, ну, а иные полагают, что пришли исторические дни, которые перевернут миры. А вместе с мирами и человеческие судьбы. Так что, кроме всего прочего, следует позаботиться о том, чтобы при перевертыше не оказаться внизу.
Пистолет Лешке выдали в жесткой кобуре. Он приладил его на пояс, сдвинув по-офицерски на задницу. Он уже видел, как некоторые из местных вояк, особенно штатских, таскали оружие на эдакий ковбойский манер — на ослабленном ремне, где-то у коленки, что якобы позволяло быстрей схватиться за рукоятку. Но такие приемчики — только для кино. Офицер так оружия не носит. Он перекинул автомат через плечо, и, как всегда, благородная тяжесть смертоубийственной игрушки придала силы и уверенности. Человек с автоматом — это качественно иной человек, иная личность, иной характер и даже голос.
По лестнице, а потом на лифте он спустился вниз.
Своих друзей он нашел в группе слушателей, окруживших аккордеониста. Тот исполнял песни времен войны. Лана, Алик и Вово стояли, положив руки друг другу на плечи.
Лешка остановился за спиной Алика, неторопливо закурил, выждал паузу и негромко спросил:
— Алик, а ты на трубе для подъема боевого духа нам не поиграешь?
Друзья разом обернулись. Появление бравого лейтенанта при полном блеске обмундирования и с оружием произвело оглушительный эффект. Самая слабая реакция оказалась у Вово.
— Во-о-о, — протянул он и закончил: — Во!
У Алика открывался и закрывался рот, а Лана на миг обмерла, словно не признала, потом завизжала и кинулась ему на шею.
— Ты… Ты… Ты когда стал лейтенантом, самозванец? — наконец пролепетал Алик.
— Ввиду напряженности боевых действий Отечество доверяет свою защиту самым проверенным и достойным! — со смаком выговорил Лешка тщательно подготовленную фразу. А заодно и уклонился от опасного вопроса Алика. После этой вступительной реплики он властно обнял Лану за плечи, привлек к себе и поцеловал в губы, завершив это действие фразой еще более глупой, чем первая:
— Женщина — награда воину!
Вчера над подобным афоризмом Алик хохотал бы до колик в животе, а Вово — кисло улыбался, признавая, что выражение явно не лучшего сорта и в приличном (заграничном!) обществе его не употребляют. Но сегодня Алик лишь потерянно улыбнулся, но тут же — добрая, отзывчивая душа, — не скрывая зависти, принялся восхищаться:
— Ну, орел! Ну, кадровый офицер! И ведь в чем повезло мерзавцу, Ланочка! На нем и смокинг сидит, как на наследном лорде, и в любые джинсы влезет без примерки, и вот — пожалуйста, можно выставлять в качестве манекена в витрине Военторга!
Лешка посчитал комплимент сомнительным и по привычке дал Алику легкую затрещину, а тот, также по привычке, на это оскорбление действием внимания не обратил.
Лана сказала, изображая самые серьезные колебания разборчивой невесты:
— А ведь действительно с тобой можно и под венец идти. Ты теперь будь осторожней, а то я без официального венчания нынче с тобой у койку и не лягу!
— У койку сегодня никто не ляжет, — улыбнулся Лешка. — Потому что все дружно и весело будут куковать на крыше.
— На какой крыше? — подозрительно спросил Алик.
— Вот на этой, — Лешка махнул рукой за спину. — Будем нести сторожевую службу по наблюдению за небом.
Против ожиданий, оркестр согласился на противовоздушные дежурства с активным удовольствием — предлагалось конкретное ответственное дело, и музыканты, против выполнения важного и серьезного задания не возражали. Это все-таки дело, а не малоосмысленное ожидание штурма, бесконечных слухов о начале которого было столько, что самые большие пессимисты пришли к твердому выводу — никакого штурма не будет, мятежники струсили и к утру, поджав хвост, разбегутся по домам. А в честь этой победы будет большой концерт — план подготовки к нему уже прикидывали.
Кроме оркестра, нашлись и еще добровольцы, которым тоже не улыбалось изнурительное ночное бдение у костров. Каждый второй прихватил с собой подружку, обещая показать сверху огни Москвы, и всем гуртом они полезли на крышу.
Дисциплину в своей команде Лешка навел среднюю между дисциплиной режимной воинской части и нерегулярными партизанскими соединениями. Составил список, заверив, что он в дальнейшем будет озаглавлен как «наградной», и это воодушевило его команду того более.
Большой майор одобрил столь упорядоченный подход к делу, когда Лешка доложил ему о заступлении отделения на посты.
— Молодец, — коротко сказал он. — Я сразу почувствовал, что в тебе есть хватка. К примеру сказать, я даже и не знаю, сколько человек у меня переходы в подвалах защищают, не говоря уж о том, кто поименно. Дежурь. К рассвету приедут настоящие зенитчики, а то ведь я понимаю, что ты всего лишь энтузиаст.
Лешка вернулся на свой командный пункт и убедился, что его наблюдатели службу несут сурово — без большой нужды таращились на небеса через бинокли, и Лешка в деликатной форме пояснил, что в условиях сложной видимости следует более полагаться на органы слуха, нежели зрения. Тем более что ждем вертолетов, а их скорее услышишь, нежели увидишь.
До полуночи оставалось около часа, и Москва начала заметно стихать. Быть может, это объяснялось тем, что, по очередному слуху, был объявлен комендантский час.
Алик затеял дискуссию с очкастой девочкой — такой аккуратненькой, такой домашней и воспитанной, что не было никаких сомнений, что семья ждет и волнуется в предынфарктном состоянии.
Лешка не сразу понял, чего ему не хватает на командном пункте для ощущения полного порядка, и, только оглядевшись и сосредоточившись, понял, что не хватает Ланы, что ее на крыше нет.
— Девочки, а где мой заместитель? — деланно небрежно спросил он.
— Какой странный вопрос! — фыркнула очкастенькая собеседница Алика. — Разве не могут быть у человека, особенно женщины, естественные, простите, надобности?
От этого заявления смешался только Лешка, а остальные засмеялись.
Лешка разрешил им включить транзистор на пониженный звук, и они тут же нашли работающую радиостанцию, которая молодыми и нервными голосами сообщала об общей обстановке в Москве. Обстановку охарактеризовали как неустойчивую. Слышимость и четкость передачи всех изумила, кроме Лешки, который знал, что радиостанция работает здесь же, в Белом доме, то есть прямо у них под ногами.
Еще минут через пять, за которые Лана так и не появилась, Лешка занервничал и отправился ее искать, предполагая, что она запуталась в этажах и переходах огромного здания.
