Андрей Троицкий - Прыжок в темноту

По экрану пошли волнистые зигзаги, голос пропал.

– Эта часть записи оказалась утерянной, – пояснил Беляев. – Кусок вырезанной ленты – бракованный. Обратите внимание, как он говорит, едва языком шевелит. Зрачки глаз сужены, радужка блестит, усиленно потовыделение. Вялый и сонный. Максиму, видимо, колят лошадиные дозы транквилизаторов или наркоту.

Изображение снова появилось. Максим продолжал говорить. На заднем плане у кирпичной стены сидела женщина, одетая в голубое платье и серую кофту. Женщину можно было назвать миловидной, даже красивой, если бы не темно землистый цвет кожи и не синяк в пол-лица. Стальных браслетов на руках нет, но левая нога прикована длинной цепью к торчащему из стены кольцу. Женщина сидела не двигаясь, опустив взгляд.

– Я очень устал за последние дни, – Сальников поднял скованные руки и вытер испарину, выступившую на лбу. – Но, дядя, теперь, ты знаешь, как нас отсюда вытащить. Расплатись с этими людьми, собери деньги…

Изображение снова поплыло. Пару минут Антипов сидел, глядя в серый экран, нетерпеливо хлопая себя по колену. Беляев только вздыхал, мол, не все под силу нашим технарям. Но вот динамики зашипели, изображения по-прежнему не было, но появился голос Максима.

– Крепко обнимаю. И очень на тебя рассчитываю. Но, если больше не встретимся, прости за все. И не горюй.

– На том утерянном куске пленки что-то важное, – сказал Антипов.

– Все могло ограничиться просьбами и мольбами о спасении.

Беляев вставил в видеомагнитофон вторую кассету, экран телевизора засветился. Похоже, снимали все в том же подвале, где сейчас держат Сальникова с Татьяной, только на этот раз освещение ярче. Возле деревянного столба стоял голый по пояс мужчина со связанными за спиной руками и ртом, заклеенным полосками пластыря. На вид лет сорок с гаком, худой и жилистый, лицо и руки по локти дочерна загорелые, а грудь бледная, как простыня. Пегие, давно не знавшие мыла волосы, всклокочены, кажется, они встали дыбом от страха. Глазами, вылезшими из орбит, человек пялился в камеру, мотал головой из стороны в сторону и мычал.

В кадре появилась спина другого человека, одетого в черный кожаный жилет на голое тело, на уровне пояса завязки фартука, на голове то ли черный вязаный чулок, то ли шапочка по самую шею. Палач, не произнеся ни звука, наотмашь ударил пленника кулаком, с зажатым в нем вентилем от пожарного крана. Отошел в сторону и снова ударил, на этот раз снизу вверх, под нижнюю челюсть. Жертва замычала громче. Из щеки, рассеченной поперек, глубоко, до самых зубов, потекла кровь. Челюсть съехала на бок, деформировалась. По экрану пошли полосы.

– Человека медленно убивают перед объективом камеры, – сказал Беляев. – Снято для устрашения отца Владимира. Жертву выбрали случайно. Возможно, он какой-нибудь приезжий строитель, сезонный рабочий или просто бродяжка.

По экрану снова пошли полосы. Появилось изображение, но тусклое. Антипов наклонился вперед, стараясь разглядеть, что происходит в кадре. Палач хлестал свою жертву цепью поперек торса, оставляя на груди и животе кровавые отметины. К концу цепи прикрепили грузило, по виду килограммовую гирьку. Человек захлебывался слизью, сочащейся из носа, но не терял сознания. Палач намотал цепь на кисть руки, отвел плечо назад, и ударил, как молотом, кулаком в грудь. Кажется, этот чудовищный по силе удар должен выбить из тела душу. Голова пленника дернулась, он повис на ремнях. На объектив попала капелька крови. В следующую секунду беднягу окатили холодной водой из ведра. Он пришел в себя и замычал, как корова на бойне.

Кровь, смешанная с водой, стекали под решетку в бетонном полу. Палач не терял времени, вытащил из-за пояса отвертку и от пояса нанес жертве удар в живот. И снова полосы и рябь по экрану. Когда изображение появилось вновь, жертву было трудно узнать. Левый глаз вытек, тело превратились в месиво из мяса и кожи. Человек висел на ремнях, не подавая признаков жизни, палача в кадре не было. Развязка истории уже наступила. Мужчина скончался от большой кровопотери, когда с него спустили брюки и оскопили. Беляев нажал кнопку «стоп».

– Там дальше покажут женщину, – сказал он. – Ну, в сравнении с этим горемыкой ей досталась легкая смерть. Ей вскроют живот от ребер до лобка. А потом перережут горло. Будете смотреть?

Антипов хмурился и дымил сигаретой, стряхивая пепел в бумажный кулек.

– Ты что, думаешь, я таких видов не видел? Щадишь мои нервы?

– Никак нет. Толку от этого просмотра никакого. Рот жертвы забит тряпкой и заклеен. Палач не сказал ни слова во время казни, не издал ни звука. На голых руках нет татуировок, характерных родимых пятен или шрамов. Ни малейшей зацепки, которая бы помогла идентифицировать личность.

Глава шестая

Телефонный звонок заставил Колчина открыть глаза. Сев на кровати, он протянул руку и снял трубку.

– Привет, Валера, не разбудил? – голос подполковник Беляева оказался бодрым. – Нет? Как дела?

– Я отправил вам зашифрованное донесение, – ответил Колчин. – Уже должно дойти. Успехи у нас скромные. Честно говоря, никаких успехов. Но к вечеру, возможно, что-то будет. Сейчас хочу сходить в местное туристическое агентство. Возможно, Максим заглядывал туда.

– Понятно, – ответил Беляев. – Если появится хоть какая-то зацепка, звони в любое время.

Вскоре Колчин шагал по пустым улицам, на ходу размышляя о делах, которые сулит новый день. Остановившись возле старого здания купеческой постройки, Колчин подергал ручку двери. И тут только догадался взглянуть на листок с расписанием работы агентства, пришпиленный к двери конторскими кнопками. Ого, поздно они просыпаются. Эта лавочка начинает работу только в десять утра. Значит, до открытия почти полтора часа. Возвращаться в гостиницу нет смысла. Колчин пересек сквер, сел на край скамейки и прикурил сигарету. На работу спешил служивый люд. Какой-то нетрезвый мужик, одетый в приличный серый костюм и хорошие туфли, уселся на возле тротуара на бордюрный камень. Время от времени он прикладывался к горлышку пивной бутылки и что-то бормотал себе под нос. Пиво подходила к концу, когда у тротуара тормознул милицейский бобик. Из кабины вылезли водитель и здоровенный сержант. Сдвинув фуражку на затылок, сержант, не говоря ни слова, сграбастал мужчину за ворот пиджака. Бутылка полетела на асфальт и разбилась.

– На прошлой неделе меня уже забирали, – заорал мужчина. – Вышел от вас без лопатника. Даже карманных денег не оставили. Не пойду… Убери лапы…

– Заткнись, тварь. Шевели поршнями.

– Люди, что происходит…

Сопротивление было подавлено в зародыше. Сержант отвесил мужчине тяжелую затрещину. Водила открыл заднюю дверь. Пьяного на глазах прохожих запихнули в машину. «Уазик» тронулся с места и скрылся за поворотом.

Колчин, хмыкнув, раздавил подметкой окурок и вернулся к своим мыслям. Накануне удалось выяснить, что Сальников проживал в этой же гостинице, видимо, вычитал в буклете, которые пачками пылятся в холле на первом этаже, что отель – самое уютное гнездышко для усталых путников и всех влюбленных. И купился на лабуду. На вкус Колчина уюта гостинице немногим больше, чем в ночлежке для бродяжек. Судя по записям в книге регистраций, провел в двухместном полулюксе всего две ночи. Утром вместе со своей женщиной съехал неизвестно куда.

В других городских гостиницах человек с такой фамилией не зарегистрирован. Морги, где ждали опознания криминальные трупы, больницы, куда могли бы доставить пострадавших в бессознательном состоянии, – проверены. Дорожных происшествий, где бы засветился «Форд Эксплорер» изумрудного цвета с иностранным номером, не случалось ни в городе, ни в области. Правда, удалось найти гостиничную уборщицу, слишком любопытную и памятливую, славившуюся феноменальным слухом и к тому же не избалованную деньгами. Просто из любви к живому художественному слову, не помышляя о чаевых, она в лицах очень образно пересказала ссору между парочкой, мужчиной и женщиной. Ссору якобы случайно услышанную в тот момент, когда тетя Маруся чистила плевательницу, стоявшую возле приоткрытой двери в семьсот десятый номер.

Мужчина был явно не в настроении, а женщина, спорившая с ним, тоже не хотела уступать. «Но ведь мы даже не успели посмотреть город, я никогда не была здесь, – в голосе женщины слышалась нотка обиды. – И для тебя работы непочатый край. Сфотографируй Нижегородский кремль, здание музыкального музея, театра, Дом фольклора». «Темы, которые ты предлагаешь – дешевка низшей пробы. Они годятся для настенных календариков или путеводителей, – мужчина повысил голос. – Мне нужно нечто иное. Русская провинция в ее первозданном виде. Простые люди, галерея портретов. Вот это будет в точку». Дальше тетя Маруся поняла разговор плохо, дверь в номер захлопнули перед самым ее носом, спасибо не прищемили. Постояльцы еще долго вяло переругивались и спорили.