Людмила Герасимова - Зачем дана вторая жизнь
Медсестра раздала градусники и вышла. Женщина снова заговорила:
— Надо познакомиться, раз свела судьба прожить какое-то время вместе. Я…
— Я знаю, — перебила Елена. — Вы Вероника, а меня звать Лена. В вас, правда, стреляли?
— Вот болтушки-медсёстры! Уже всё рассказали! — вздохнула раненая.
— И кто, знаете? В смысле, стрелял? — полюбопытствовала Лена.
— Нет! — коротко ответила Вероника и замолчала.
Вернулась медсестра за градусниками, посмотрела на ртутные столбики:
— Почти всё нормально, сейчас шприцы принесу.
Лена остановила её у двери:
— Марина, вы ночью одна дежурили, или ещё кто-то из медперсонала был?
— Одна. А что?
— Перед утром приходила высокая медсестра, а может, врач, в белом халате. Она хотела сделать укол Веронике.
— Вам приснилось, — пожала плечами Марина. — Этой ночью я была одна и уколы не делала. Вы что-то путаете. Может, вечером?
— Вечером вы ей ставили капельницу, и раз пять сюда заходили, каждый раз свет включали. А эта пришла, свет не включила и в темноте собиралась сделать укол.
— Так сделала? — насмешливо спросила сестричка. — Может, мне уже и не надо себя утруждать?
— Нет, не сделала. Я ей посоветовала включить свет, а она — прыг за дверь, только шприц уронила.
— Ну, и где же он? — оглядела пол Марина.
— А я спрятала. Сегодня следователю отдам, пусть проверит, что там, — заявила Лена и вышла в туалетную комнату.
Вероника пожаловалась:
— Она ночью так стонала, что меня разбудила.
Медсестра взглянула на Веронику и покрутила пальцем у виска:
— Вы с ней поосторожней! У неё после травмы странности и видения. К ней даже психиатра пригласили. Сегодня придёт.
Вероника с виду осталась спокойной, но внутри разволновалась: шутка ли, и днём и ночью находиться рядом с ненормальной. Вдруг что выкинет, а тут лежишь беспомощной. В комнату вернулась Лена, умылась над раковиной и взяла полотенце.
— А к вам тоже следователь приходит? — поинтересовалась Вероника.
— Нет, а что?
— Так вы сказали, что следователь придёт, и вы ему что-то отдадите, — напомнила соседка.
— Так это к вам следователь придёт.
— Когда? — насторожилась Вероника.
— Сегодня, — укладываясь в постель, уверенно ответила Лена.
— Почему вы так решили? — ещё больше изумилась женщина.
— Знаю. Он уже к вам в реанимацию приходил, а вы ему ничего не сказали. Ведь так?
— Откуда ты знаешь? — перешла на ты раненая.
— Вот поэтому он сегодня опять придёт, — будто не слыша вопроса, продолжила Лена, откусывая банан.
Глава 20. Продолжение истории жизни Радуни: у позорного столба, бегство
Через час после утреннего обхода за Леной пришла медсестра:
— Собирайся живей, в ординаторской психиатр ждёт.
Лена быстро привела себя в порядок, даже поправила перед зеркалом бинт на голове и воротничок больничного халата, и поспешила за медсестрой, испытывая лёгкое волнение от первой встречи с такого рода специалистом.
Доктор оказался невысоким, плотным, с брюшком и небольшой лысиной, к тому же весьма румяным и уютным человеком, похожим на Айболита. Он полюбопытствовал, где захочет сидеть пациентка, и Лена поняла, что это первый тест на её адекватность. Она заняла место у окна. Николай Петрович — так звали врача — выбрал стул у стены и, толкая его ногой, почти вплотную придвинул к Лене. Началась доверительная беседа. Николай Петрович задавал вопросы и терпеливо слушал больную о видениях во время операции, о картинках, возникающих помимо воли, о её странных снах.
— А сегодня перед утром, — продолжала задумчиво Алёна, — мне приснилось, как я, то есть Радуня, оказалась в пустой горнице, ждала хозяина, как мне велели. Долго никого не было, потом вошли двое из тех, кто ограбил мою деревню. Они прошли мимо в другую комнату, и я услышала крик. Те двое вернулись и потащили меня туда, откуда выбежали. Там, на полу, в луже крови лежал хозяин — в груди торчал нож. Эти двое трясли меня, кричали, что это я убила их друга. Меня толкнули на тело, я упала на колени прямо в лужу, испачкала руки и новую одежду. За косу меня выволокли на улицу, бросили в пыль.
Собрался вокруг народ. Всем сообщили о кончине хозяина, меня назвали убийцей. Женщины заголосили и набросились на меня. Те двое разогнали разъярённую толпу. Меня поставили лицом к столбу, к которому раньше были привязаны лошади, заставили его обхватить, обмотали верёвкой, кисти рук крепко связали. Я кричала, что никого не убивала, но меня никто не слушал.
Мне не было видно, что делается сзади. Вокруг собирались любопытные. Внезапно спину ожёг хлесткий удар — от боли я стукнулась лбом о столб, тут же меня настиг ещё удар, затем ещё и ещё. В глазах потемнело, и я бы упала, если б не верёвки. Очнулась, захлебнувшись ледяной водой. Отплёвываясь, я увидела глаза людей: они горели любопытством и жаждой крови. Пытка продолжилась. Вожжи со свистом рвали кожу, на глаза опустилась кровавая пелена, и я увидела бабку Манефу. Она парила надо мной, накрывая прозрачной тканью, и я перестала чувствовать боль. Вы устали меня слушать?
— Нет! Совсем нет! Рассказывайте! Или это всё? — спросил терпеливый доктор.
— Очнулась я в конюшне на сене, лежала на животе. Не знаю, кто перенёс меня туда и сколько времени была в забытьи, но шевелиться я не могла: кожа сзади горела огнем. Откуда-то потянул ветерок. Я с трудом подняла голову и увидела девчушку, которая меня кормила днем. Она дала выпить горький отвар и принялась обмывать мне раны. Было больно и приятно.
— А хозяина убила Любава, — сказала она.
— Откуда узнали?
— Она сама призналась. Сказала, что осерчала на него из-за тебя. Вот и убила.
— Когда же она успела?
— А когда за одёжой для тебя ходила.
— И что теперь с ней будет?
— Засекли её до смерти — слабая оказалась.
Наступила ночь. Я лежала на животе и думала о своей горькой доле. Спина уже не так беспокоила, помогли, видно, примочки доброй девочки. Рядом во сне фыркали лошади, и я решилась бежать, пока не рассвело. Мне с трудом удалось подняться на ноги. Я была практически голой: одежду на мне порвали, лохмотья свисали с тела, в прорехи дул ветерок, приятно охлаждая раны. Через открытые ворота конюшни вливался лунный свет, и я стала искать что-нибудь, что могло бы прикрыть тело. В углу на перекладине висел кусок рогожи. Я обмотала его вокруг себя, стараясь не касаться спины; подвязалась вокруг талии порванной рубахой. Потом я вошла за загородку и потянула за уздцы первую попавшуюся лошадь. Она открыла большой карий глаз и зачмокала губами. Мне пришлось наклониться, чтобы достать ей сена. Лошадка осторожно взяла с рук угощение и, прядя ушами, послушно пошла за мной.
Во дворе было тихо. Я повела покорное животное к воротам, где стоял пустой воз. С него я смогла взобраться на тёплую спину кобылки и схватиться за шею. Тут я стукнула пятками по бокам, как когда-то учили меня братья, и понеслась вперёд. Меня сильно трясло, от страха я что есть силы вцепилась в длинную гриву, а лошадь с лёгкостью перелетела через низкие ворота и помчался прочь. Я отдалась воле животного, не зная, куда направить его бег.
По обеим сторонам стремительно убегали назад одинокие деревья, потом они исчезли. Луна освещала призрачным светом незнакомую равнину, покрытую травой. Лошадь всё неслась и неслась вперёд, будто знала дорогу. Слева появились кусты, над ними блеснула лента реки. Я впервые увидела такую широкую реку. Мы долго скакали по берегу. В тишине отчётливо звучала дробь конских копыт и слышался лёгкий шум воды. Лошадь будто чувствовала моё состояние: она старалась двигаться по ровной местности, обходя преграды. Внезапно она громко заржала — издалека ветер принёс ответное ржание. Я попыталась повернуть лошадь назад, но не тут-то было: она ускорила бег и понеслась на зов, откликаясь долгим ржанием. Мне ничего не оставалось, как прижаться к её шее, вцепиться в густую гриву, всеми силами стараясь не слететь на землю под копыта.
Теперь я услышала топот коней: он быстро приближался. Я стала вглядываться в темноту — луну скрыли облака — четверо верхом во весь опор мчались в нашу сторону. Через минуту мы влетели в группу всадников, и моя лошадь взвилась на дыбы, остановленная чьей-то твёрдой рукой. Я не удержалась и полетела назад, больной спиной на траву.
Лена замолчала и вопросительно взглянула на доктора.
— А дальше что произошло? — спросил он.
— Не знаю, я проснулась.
Николай Петрович крякнул и задумался. Лена с тревогой следила за ним. Какой диагноз поставит опытный психиатр? А вдруг она опасна для общества, и её запрут в клинике? Сердце забухало, как после бега.
— Почему вы молчите? — не выдержала она. — Это не лечится?
— Всё хорошо, дорогуша. Всё хорошо! — спокойным тоном произнёс доктор, погладив узкую трепетную ладошку пациентки.
