Людмила Герасимова - Зачем дана вторая жизнь
Лена открыла глаза — за окном глубокая ночь.
— За что мне всё это?! Скорей бы утро!
Заметалась соседка, слабо застонала. Елена дотянулась до кнопки вызова — через пару минут явилась заспанная медсестра, широко распахнув дверь, пошла на красный огонёк:
— Зачем звала?
— Она стонет! Ей, кажется, плохо!
— Всё в порядке, не беспокой по пустякам! — проверив пульс больной, с раздражением сказала Марина (это имя значилось на бэйдже).
— Скажите, её Вероникой зовут? — спросила Лена.
— Маврыкивной, — съязвила сестричка, намереваясь покинуть помещение.
— В неё стреляли? — не сдавалась Елена.
— Да, огнестрельное!
— Я никак не могу уснуть. Мне перестали колоть снотворное?
— Если не сделали, значит, нет назначения.
— Может, тогда таблетку дадите?
Марина, подавив зевок, изучающе взглянула на Лену. «Если больная не уснёт, то и мне не даст», — прочиталось в её глазах, и она ушла за снотворным.
Глава 18. Сон о Радуне: в чужой горнице, впервые в бане
Лежит Радуня, связанная по рукам и ногам, на беличьих шкурках, брошенных на воз. Пять телег с добром в сопровождении дюжины всадников медленно въезжают в низкие ворота просторного двора. Слышит пленница топот ног, приветственные крики. Останавливается воз под ней, снова трогается и тут же резко встаёт после зычного окрика:
— Тпру! Окаянная!
Сильные руки тащат девушку вниз. Огромный мужик, что увёз из родного дома, рассекает ножом путы, опускает её на землю. Качается от слабости Радуня — поддерживает её похититель и, толкая в спину, заставляет подняться на высокое крыльцо в просторную нарядную избу. Такую она никогда не видела. Стоят в чистой горнице, не с глиняным или земляным, а дощатым полом, вдоль стен дубовые лавки с резными ножками; посередине возвышается большая белёная печь; уходит труба вверх, в потолок. Сажают Радуню на лавку у входа. Висит в углу перед тёмной доской на тонких цепях плошка. Слабый огонь в ней манит к себе. Строго смотрит сверху узкое мужское лицо. Наверное, хозяин дома!
Трогают Радуню за руку — зовёт за собой отрок. Идёт послушно за ним через двор. В другой избе, поменьше, скоблит ножом деревянную крышку крепкого стола девчонка одних с Радуней лет. Бросает она работу. Шлёпая босыми ногами по земляному полу, ставит перед гостьей глиняную миску с горячей похлёбкой, молча даёт в руки белую лепёшку и потемневшую деревянную ложку.
С жадностью набрасывается Радуня на еду — ой! горячо! — брызжут скорые слёзы.
В широко распахнутую дверь видна часть двора: снуют туда-сюда люди в простых рубахах и лаптях, некоторые и вовсе босы. Освобождают телеги, сносят всё награбленное в большое поветье. Зорко следит за их работой рыжий мужик в расшитой рубахе и коротких кожаных сапогах. Стучит Радуня ложкой по дну пустой миски, спрашивает, волнуясь:
— Зачем я здесь? Что будет со мной?
Переглядываются девчонка и отрок, молча пожимают плечами.
— А куда мне сейчас?
— Велено отвести тя к хозяину, — говорит отрок, поднимаясь.
Встаёт Радуня, выходит во двор в сопровождении молодого смерда. Колотится сердце, как в клетке птичка: сейчас узнает она о своей горькой участи. А что ожидает её незавидная доля, сомнений нет! С тех пор, как покинула родительский дом, все боги отвернулись от неё, потому, наверное, что не чтит она их, не приносит им жертвы, вдобавок потеряла мужа и не сумела спасти брата. Она так одинока, и некому вступиться за неё! И бабки Манефы нет рядом, и вряд ли когда-нибудь суждено им увидеться. Теперь новый хозяин будет мучить её, нагружать тяжёлой работой.
Плетётся по двору Радуня, как овца на заклание, обречённо опустила голову, и слёзы капают на пыльные пальцы босых ног.
Сидит в горнице под крашеной доской её похититель, одет в длинную рубаху с красными узорами по рукавам и подолу. На ногах красные сафьяновые сапоги. Расчёсаны на прямой пробор длинные, до плеч, льняные волосы. Страшен пристальный взгляд пронзительных серых глаз. Ещё больше сжимается Радуня: хочется стать маленькой и незаметной, превратиться в ящерку, выскользнуть во двор и забиться в самую тёмную щель, только б не испытывать этот ужас.
— Как нарекли тебя? — звучит густой бас.
— Радуней, — блеет она чуть слышно.
— Ты некрещёная! — догадывается незнакомец. — Перуну молишься?
Испуганно кивает пленница, не поднимая глаз. Слышится скрип — встал хозяин. Тяжёлая поступь приближается к ней. Пятится Радуня к выходу, натыкается спиной на отрока, ожидающего приказаний.
— Стёпка, пришли ко мне Любаву. А ты поди сюда.
Радуня, глядя в пол, делает робкий шаг вперёд.
Слышится за спиной топот по деревянным ступеням, влетает, запыхавшись, в горницу молодица.
— Любава, — обращается к ней хозяин, — отмой её и одень, выбери что получше, да успокой. Потом приведёшь!
— Идём! — хватает молодка Радуню цепкой ручкой и тащит через широкий двор, теперь в противоположную сторону от той избы, где её кормили.
Толкают пленницу внутрь низкого сруба. Как жарко здесь и темно! Оглядывается она на Любаву — недобро блестят карие очи. Летит ветхая одежда с Радуни в угол — осматривает Любава девичью фигурку, отчего-то качает головой и сбрасывает свою одежду. Робко садится Радуня на лавку. Плещет из бадьи вода на раскалённые камни — зло шипят пузыри, клубится пар.
— Ложись на живот! — звучит приказ.
Хлещут мокрые ветки по спине, ногам и рукам. Задохнулась Радуня от жгучей боли, густой пар забивает горло. Не вырваться из сильных рук. Перевёрнута на спину, теперь больно трут рукавицей. Наполняет огонь Радуню, полыхает в глазах. Вскрикнула гостья, взвилась с лавки, облитая студёной водой.
— Жди! — бросают ей чистую мягкую ткань.
Дремлет Радуня, привалившись к стене. Толкает Любава гостью, больно чешет костяным гребнем влажные волосы, плетёт тугую косу. Надевает Радуня рубаху длинную, любуется красным узором по подолу и вороту. Не потерять бы лапти новые, не для неё сплетенные.
— Как тя звать? — вопрошает женщина.
— Радуней, — отвечает пленница, удивляясь незнакомой лёгкости в теле.
— Ра-радуней? — переспрашивает Любава и ведёт к хозяйскому дому.
В пустой горнице тихо и страшно. Пляшут светлые блики по тёмной доске, хмурится на ней строгий лик. Страстный шёпот летит к оконцам, сизой горлинкой бьётся на волю призыв девичий о помощи ко всем всесильным богам.
Глава 19. Шприц как улика
Лена вынырнула из сна — за окном ещё темно, соседка мирно сопит, за стеной тишина, которую называют мёртвой. Что могло её разбудить? Опасность! Кожей чувствовалась опасность. Слабо скрипнула дверь, медленно приоткрылась — в щель тенью скользнула высокая фигура в медицинском халате. Долговязая медсестра, стараясь не шуметь, взглянула в сторону Лены и на цыпочках подкралась к Веронике. Стоя в прямоугольнике слабого света, падающего на пол из коридора, она вынула что-то из кармана и склонилась над больной. Что в темноте можно видеть?!
— А вы свет включите, я уже не сплю, — громко посоветовала Лена.
Медсестра дёрнулась и тут же выскользнула вон. Лена пожала плечами, завернулась в одеяло и, шаркая мягкими тапочками, подошла к двери. В коридоре никого. Странно! Чего так испугалась медсестра? И какая-то незнакомая… Может, новенькая? Или из отпуска вышла… Только с вечера дежурила Марина!
Лена включила свет. Соседка уже не сопела, лежала на спине без движений, бледная рука безвольно свисала с постели, тонкие длинные пальцы почти касались пола. Лена наклонилась, прислушиваясь: слава Богу, дышит. Под ногой что-то хрустнуло. На полу в лужице поблёскивал треснувший поперёк шприц, иголка валялась рядом. Куда бы это собрать? Она порылась в своей тумбочке, вытряхнула коробки с йогуртом на постель, а освободившимся прозрачным пакетом накрыла шприц с остатками лекарства и иглой, осторожно подняла с пола.
— Завтра покажу следователю, пусть разбирается, — вслух подумала она, взбивая блин больничной подушки.
Удивительно, но уснула она сразу. Правда, её громкие стоны и плач разбудили соседку. Снотворное продолжало действовать, и Вероника, немного повздыхав, снова задремала.
Наступило утро. Дежурившая ночью медсестра принесла в палату градусники, и по обыкновению стала будить спящих. Вероника открыла глаза и огляделась.
— Откуда я здесь? Как я здесь оказалась? — прозвучал мелодичный голос.
— Вас вечером из реанимации опустили сюда, освобождали место для раненых. Днём случилась авария на стройке, — объяснила сестричка.
— Вот как! А я ничего не слышала, — женщина посмотрела на вставшую с кровати соседку: — А вы давно здесь лежите?
— Около двух недель, — ответила Лена, надевая больничный халат.
Медсестра раздала градусники и вышла. Женщина снова заговорила:
