Андрей Шляхов - Психиатр
— В рамках этой версии ее автору посоветовали поменьше пить и побольше закусывать, — усмехнулся Виталик. — Но следы на шее… Хотя женщины разные бывают… Со мной в одном классе училась Лизка Цегичко по кличке Дюймовочка…
В этом весь Виталик. Прозвищ для него не существует, только клички и погоняла.
— Так у нее руки были, как мои ноги, а если кулаком кому-то даст, то нокаут гарантирован. Встретил ее недавно на Курском, так она, кажется, еще больше стала. Угадай, кем работает?
— Тренером по кунг-фу, — пошутил Савелий.
— Инспектор отдела по делам несовершеннолетних в Реутове! Можно сказать, коллега.
— Она, скорее, твоей Ларисе коллега.
— Почему?
— Потому что педагог.
Лариса преподавала в школе географию. «Тупой предмет, — сетовал Виталик, — никакого репетиторства, голый вассер».[5]
— В первую очередь — моя, потому что форма у нас одинаковая, — возразил Виталик. — Кстати говоря, под твою теорию Лизка не подходит. У нее муж, двое детей и характер спокойный, флегма такая тормознутая…
6
Дедукция — дело хорошее. Сидишь в уютном кресле (или лежишь на диване), неторопливо перебираешь факты, строишь логические цепочки и в конце концов получаешь ответы на все вопросы.
Но для того чтобы успешно дедуктировать, надо иметь кое-какой материал и отправную точку. Взять того же Шерлока Холмса, у которого стараниями автора при расследовании любого преступления всегда были какие-то улики, наводящие на размышления, — шнур, не подсоединенный к звонку, огарок свечи, странное объявление в газете или еще что-то.
«Неужели ни на одном из мест преступления ничего не было найдено? — удивлялся Савелий. — Волосок какой-нибудь, отпечаток ботинка, билет на электричку…»
Для того чтобы разговорить Виталика получше, пришлось прибегнуть к хитрости — сказать, что его роль в расследовании, скорее всего, невелика и потому он многого может не знать.
«Я?!» — взвился Виталик и долго объяснял, что на таких вот незаметных тружениках, как он, все на самом деле и держится, и что по уровню информированности ему нет равных. «Это же мой район, моя земля, я там каждый камешек, каждого дворника знаю!» Крепким кулаком стучал в могучую грудь, не без этого.
А толком ничего не сказал, потому что не было никаких улик, чтобы найти волосок, отпечаток ботинка, билет на электричку и выдать: «Преступник — рыжеволосый мужчина, подстриженный а-ля Брэд Питт, голубоглазый, длинноносый, ростом около двух метров, прихрамывающий на левую ногу и ориентировочно проживающий где-то в районе Сергиева Посада». С такой информацией можно жить и работать. Выставляй сотрудников на всех станциях Ярославского направления от Сергиева Посада до Москвы, и пусть высматривают в толпе этого хромого рыжего Буратино. Ориентировки разослать, в выпусках новостей портрет несколько раз показать… Элементарно. Даже Савелий понимал, что это так.
На воскресенье Савелий запланировал прогулку по Москве. Без конкретной цели — длинную, неспешную, с заходами туда, куда захочется. Вначале он намеревался дойти от дома до Китай-города, свернуть на Маросейку, выйти к Покровскому бульвару, спуститься по бульварам до Яузских ворот, а затем по Яузской улице вернуться на Таганку. Яндекс обещал подходящую для прогулки погоду — чуть выше нуля и без осадков.
Утром Савелий первым делом выглянул в окно. Не для того, чтобы проверить, на месте ли его «Сонька» (машина стояла во дворе, а оба окна, комнатное и кухонное, выходили на улицу), но для оценки погоды. Яндекс не соврал, можно было собираться на прогулку.
Массируя физиономию электрической бритвой, Савелий подумал о том, что Останкино тоже неплохое место для прогулок. Играя с самим собой в кошки-мышки, он притворялся, что речь идет всего лишь о прогулке, не более того. В прошлый раз все было галопом по поликлиникам, а теперь можно неспешно пройтись по Королева, посидеть на Звездном бульваре, а то и в Останкинский парк завернуть. Нет, в парк сегодня не стоит — весна только началась, деревья стоят голые, некрасиво и неуютно.
«Мужик сказал — мужик сделал!» — любит повторять Виталик, непременно стукая себя при этих словах кулаком по колену. Запив яичницу с помидорами двумя чашками крепкого кофе, Савелий начал экипироваться. Сунул в карман куртки блокнот и ручку, отсоединил заряжавшийся с ночи смартфон, поколебался — не взять ли фотоаппарат, но все же решил ограничиться мобильной камерой, проверил — на месте ли паспорт и походные наушники. Паспорт оказался на месте — в левом внутреннем кармане куртки, застегивавшимся на «молнию», а наушники лежали в правом нагрудном. Собственно, он и собран.
Во дворе навстречу попался дворник Шариф с полным ведром песка в правой руке. «Это к удаче», — бодро подумал Савелий, останавливаясь, чтобы поговорить с хорошим человеком. Он любил общаться с такими людьми, не злобствующими и независтливыми. А соседке Полине Федоровне, отставному инструктору Волгоградского райкома КПСС, он только кивал на ходу, не останавливаясь. Беседа с человеком, поливающим всех грязью, никакого удовольствия не доставляет.
— Скоро весна! — сказал Шариф, щурясь на голые ветки деревьев. — Хорошо!
Ему все было хорошо. Весна — хорошо, зима — хорошо, даже листопад — и то хорошо, потому что время за работой идет быстрее. Он и на дворника в классическом современном понимании слова похож не был — толстый, белолицый, с правильной русской речью. Однажды Савелий увидел Шарифа в костюме и при галстуке (тот шел на какое-то торжество к землякам), не сразу и узнал, настолько представительно выглядел дворник, прямо министр.
— У вас все уже зеленеет, наверное?
— Да. — Шариф прикрыл глаза, мысленно переносясь домой, в Коканд. — Зеленеет, цветет… Красиво. В мае поеду домой, к племяннику на свадьбу. Старший брат женит своего старшего сына — как тут не поехать?
— Калым за невесту платить будет? — поинтересовался Савелий.
— Конечно, — улыбнулся Шариф. — Без него нельзя. Семья жениха платит калым, семья невесты обеспечивает молодых всем необходимым для жизни. Расходы пополам получается.
— Так уж и всем? — усомнился Савелий.
— Да, — кивнул Шариф, поставил ведро на асфальт и стал перечислять, загибая пальцы на руках. — Техника — телевизор, холодильник, стиральная машина. Все только новое, по-другому нельзя. Мебель — два больших шкафа. Семь ковров, один из них — бархатный…
— Бархатный? — В коврах Савелий разбирался слабо, а о таких коврах сроду не слышал.
— Такой большой, — Шариф развел руками как можно шире, во всю стену, — с красивой вышивкой. Невеста сама вышивала. Очень красивый ковер. Что там дальше? Одеяла — двадцать больших одеял, десять маленьких. На больших одеялах можно спать, как на матрасе. Двадцать подушек. Постельное белье, занавески, скатерти, полотенца, всего помногу, не одну-две штуки. Три больших зеркала. Разная посуда, ложки-ножики. — Все десять пальцев оказались загнутыми, Шариф разогнул их и начал загибать по новой. — Отдельно — красивая посуда, хрусталь и фарфор. Два сундука с одеждой для невесты, один сундук с одеждой для жениха…
— Почему такая несправедливость — невесте два сундука, а жениху один? — в шутку спросил Савелий.
— Женщине больше одежды надо, — серьезно пояснил Шариф. — У меня, например, одно пальто и один плащ, а у моей жены — ой-ой сколько!
Он прижал к толстой щеке пухлую ладонь и покачал головой.
— А еще обе семьи договорились в складчину машину молодым купить. Правда, не новую, но нормальную — «Нексию», у нас любят эту марку.
— Квартиру тоже в складчину покупают?
— Какую?! — Шариф удивлялся так бурно, что удивление казалось испугом — округлял глаза, раскрывал рот, взмахивал руками. — Это же старший сын брата! Он в отцовском доме должен жить. Некоторые, правда, считают, что с родителями должен жить младший сын, но это не совсем правильно…
Уже на подходе к метро Савелий вспомнил о том, что так и не поинтересовался у Шарифа размером нынешнего калыма в Коканде. Ничего, можно посмотреть в Интернете. Савелий не собирался платить за кого-то калым, просто было любопытно.
«А я, можно сказать, полностью готов к семейной жизни, — подумал он. — С коврами, правда, напряженка, и одеял не так уж и много, но все есть, даже посудомоечная машина…»
Посудомоечную машину незадолго до отъезда в Германию купила мать. Савелий ею никогда не пользовался. Больших компаний гостей на званые обеды он не собирал, а помыть за собой тарелку-другую можно и руками, быстрее выйдет.
Удобно усевшись в полупустом вагоне, Савелий сунул в уши затычки наушников и врубил любимый альбом любимой группы:
On a dark desert highwayCool wind in my hairWarm smell of colitasRising up through the airUp ahead in the distanceI saw a shimmering lightMy head grew heavy and my sight grew dimI had to stop for the night…[6]
Большинство сверстников считало музыкальные пристрастия Савелия архаичными. Некоторые даже пробовали выступать с критикой. «Что плохого в любви к классике?» — удивлялся Савелий, и те отставали. «Иглз» были в его понимании больше чем группой. Они были целой эпохой, сколь бы пафосно это ни звучало. «Орлов» нельзя было представить вне своего времени, оторванными от него. Слушая ту же «Калифорнию», Савелий явственно представлял несущиеся по шоссе большие угловатые «кадиллаки» и «крайслеры» семидесятых годов прошлого века, а не современные автомобили, несмотря на то что в песне не было ни одного намека на время действия. А вот же… К тому же «Орлы» играли мелодичную, приятную для уха музыку и не повторялись в своих песнях. Песни у них отличались своеобразием, а в текстах песен был смысл, порой весьма глубокий:
