Джозефина Тэй - Поющие пески, Дело о похищении Бетти Кейн, Дитя времени
- Впредь не буду верить ничему, что вычитаю из книг по истории.
- Вам придется делать исключения, - со своей обычной дотошностью заметил Уильямс. - Королева Виктория все-таки была английской королевой, и, мне кажется, Юлий Цезарь и впрямь вторгался в Британию. Ну, и потом еще норманнское вторжение в 1066 году…
- Да? А то я уже начал сомневаться насчет 1066 года, - улыбнулся Грант. - Я вижу, вы разделались с делом в Эссексе. Ну, и кто же убил вашу лавочницу?
- Один молодой подонок. Все его раньше жалели, воспитывали, с тех пор как в девять лет он начал воровать мелочь у собственной матери. Хорошая порка в двенадцать лет могла бы спасти ему жизнь. А теперь будет дрыгать ногами на виселице, еще до того, как отцветет миндаль. - Тут Уильямс сменил тему. - Весна в этом году ранняя. Теперь, как дни стали длиннее, я каждый вечер в саду копаюсь. Вам тоже будет приятно снова подышать свежим воздухом.
И сержант ушел, розовощекий и здравомыслящий, как и подобает человеку, которого в детстве пороли для его же пользы.
Итак, Грант томился в ожидании следующего пришельца из внешнего мира, членом которого вскоре сам собирался снова стать, и очень обрадовался, когда послышался знакомый робкий стук в дверь.
- Заходите, Брент! - весело окликнул он.
И Брент вошел.
Но это был не тот Брент, которого он видел в прошлый раз.
Где его радостный взор? Где новоприобретенная осанистость?
Куда подевался Кэррэдайн - пионер Кэррэдайн! - покоритель прерий?
Вместо него в дверях стоял худой юноша в длинном, висящем как на вешалке пальто, удрученный и потерянный. Из кармана, против обыкновения, не торчали никакие бумаги.
Ну, что ж, философски подумал Грант, эта игра доставила немало волнующих минут. Но, конечно, рано или поздно должен был произойти срыв; нельзя заниматься серьезным расследованием по-дилетантски легковесно и надеяться что-то доказать. Ведь нельзя же ожидать, что случайный прохожий, оказавшись в Скотленд-Ярде, разрешит задачу, над которой безуспешно ломали головы сыщики-профессионалы. Почему же он возомнил себя умнее ученых мужей-историков? Ему хотелось доказать себе, что он правильно прочитал лицо на портрете; что не ошибся, поместив этого человека в судейское кресло, а не на скамью подсудимых. Теперь придется признать свою ошибку. Пожалуй, он сам напрашивался на то, чтобы получить щелчок по носу. Видно, в глубине души он переоценивал свое умение читать по лицам.
- Здравствуйте, мистер Грант.
- Привет, Брент.
Да, юноше было худо. Он все еще пребывал в том возрасте, когда ждут чуда, верят, а лопнувший воздушный шарик означает крах надежд и личную трагедию.
- Вы выглядите расстроенным, - обратился к нему Грант. - Что-нибудь не так?
- Все не так.
Юноша сел и уставился в окно.
- Вам эти проклятые воробьи не действуют на нервы? - раздраженно буркнул он.
- Что с вами? Может быть, вы узнали, что слухи о смерти мальчиков распространились все-таки до гибели Ричарда?
- О, куда хуже!
- Что же? Это были не слухи, а письменное свидетельство? Какое-нибудь письмо?
- Нет, ничего такого. Гораздо хуже… Не знаю, как и сказать… - Он сердито взглянул на ссорящихся воробьев. - Дурацкие птицы… Я никогда не напишу эту книгу, мистер Грант…
- Почему же, Брент?
- Потому что все это ни для кого не новость. Это уже давно известно.
- Известно? Что именно?
- А то, что Ричард вовсе не убивал мальчиков… и все такое.
- И как давно это известно?
- О, сотни и сотни лет.
- Возьмите себя в руки, дружок. С тех пор всего-то прошло четыреста лет.
- Знаю. Да какая разница! Люди знали о невиновности Ричарда сотни и сотни…
- Перестаньте хныкать и говорите толком. Когда… когда началась эта реабилитация?
- Началась? Да чуть ли не в первый удобный миг.
- Когда именно?
- Как только Тюдоры ушли с престола и говорить стало безопасно.
- Во время Стюартов, что ли?
- Да. Скорее всего. Некто Бэк письменно оправдал Ричарда в семнадцатом веке. А Хорэйс Уолпол в восемнадцатом. А еще один сочинитель, Маркхэм, в девятнадцатом.
- А кто в двадцатом?
- Насколько я знаю - никто.
- Тогда почему бы вам не стать этим человеком?
- Но ведь это не то же самое, неужели вы не видите! Это уже не будет великим открытием!
Грант улыбнулся.
- Перестаньте! Великие открытия на дороге не валяются. Если нельзя стать первооткрывателем, то почему бы вам не организовать крестовый поход?
- Крестовый поход?
- Вот именно.
- А против чего?
- Против Тонипэнди.
Лицо юноши заметно оживилось. Оно приобрело выражение человека, до которого, наконец, дошел смысл анекдота.
- Чертовски глупое название, верно? - заметил он,
- Если люди в течение трех с половиной столетий указывали, что Ричард не убивал своих племянников, а школьные учебники по-прежнему безапелляционно обвиняют его, то, как мне кажется, вы не опоздали заняться борьбой с Тонипэнди. Беритесь за дело!
- Но что могу сделать я, если даже таким людям, как Уолпол, не удалось никого переубедить?!
- Капля камень точит.
- Знаете, мистер Грант, сейчас я чувствую себя ужасно маленькой капелькой.
- Ну, дружок, и с таким настроением вы хотите переубедить британскую публику? У вас и так небольшая весовая категория.
- Потому что я не написал ни одной книги раньше, вы это хотите сказать?
- Нет, это-то как раз и неважно. Первые книги у большинства авторов часто бывают самыми лучшими, потому что именно их хотелось написать больше всего. Я имею в виду то, что большинство читателей, которые не открывали после школы ни одной книги по истории, будут считать себя вправе судить - и осуждать - вас. Осуждать за то, что вы стараетесь обелить Ричарда. «Обелить» звучит гораздо неприятнее, чем «реабилитировать», так что будут употреблять именно это слово. Кто-то, быть может, потрудится заглянуть в энциклопедию, и уж в этом случае будет к вам совершенно безжалостен. А серьезные историки вас не заметят.
- Пусть только попробуют! Я их заставлю обратить на себя внимание!
- Вот так-то лучше! Вижу боевой дух. Кстати, вы уже успели что-нибудь написать, до того, как узнали, что вы не первооткрыватель?
- Да, две главы…
- И что вы с ними сделали? Надеюсь, не выкинули?
- Ну… я чуть было не бросил их в камин…
- Что же вас остановило?
- Камин был электрическим. - Кэррэдайн вытянул свои длинные ноги и рассмеялся. - Мне не терпится ткнуть в нос британской публике парочку фактов из ее же истории. Чувствую уже, как закипает в жилах кровь Кэррэдайна Первого.
- Наверное, весьма активный был человек?
- Да уж, и безжалостный вдобавок. Старик начал простым лесорубом, а под конец жизни у него был замок в стиле ренессанс, и две яхты, и собственный вагон. Железнодорожный. Зеленые шелковые занавески с бомбошками и такая инкрустация по дереву, что видеть надо! Но в последнее время кое-кто начал поговаривать - и среди них не последним Кэррэдайн Третий, - что фамильная кровь стала совсем жидкой. Это они меня в виду имеют. Но сейчас я - Кэррэдайн Первый. Теперь знаю, как чувствовал себя старик, когда хотел купить какой-нибудь очередной лес, а ему отказывали… Все, отправляюсь работать!
- Вот и прекрасно, - похвалил Грант. - А я буду с нетерпением ждать обещанного посвящения. - Он взял со стола блокнот и протянул юноше. - Я тут кое-что нацарапал, вроде полицейского досье. Возможно, вам пригодится.
Кэррэдайн с уважением посмотрел на блокнот.
- Выдирайте нужные страницы и забирайте. Я уже покончил со всем этим.
- Теперь вы, конечно, займетесь настоящими делами и позабудете про наше исследование, - с тоской произнес Кэррэдайн.
- Никакое дело не доставит мне столько удовольствия, как наше, - чистосердечно признался Грант. Он посмотрел на портрет, который все еще стоял на тумбочке, прислоненный к стопке книг. - Марта считает, что он похож на Лоренцо Великолепного. Ее приятель Джеймс говорит, что это лицо святого, а мой хирург - что это лицо калеки. Сержант Уильямс думает, что он походит на судью. Но мне кажется, что ближе всех к истине была старшая сестра.
- А как она считает?
- Она заявила, что лицо выражает самые тяжкие страдания.
- Да, пожалуй, что так. И после всего, что мы выяснили, вас это удивляет?
- Нет. События последних двух лет его жизни обрушились на него, как снежная лавина. А ведь до этого все шло так хорошо. Англию наконец-то не раздирали междоусобицы. Гражданская война забывалась, здравое правление сохраняло мир, торговля приносила стране процветание. И вдруг в два коротких года - его жена, сын, и покой…
- Я знаю, от чего он был избавлен.
- От чего?
- От мысли о том, что его имя в последующих веках станет притчей во языцех.
- Подобная мысль разбила бы его сердце. Знаете, какой довод более всего убеждает меня в том, что Ричард вовсе не стремился узурпировать власть?
