Эллери Куин - Тайна американского пистолета. Дом на полпути
— Боже правый! — воскликнул Поллинджер, взмахнув руками.
— Четвертое: у преступника был мотив и для убийства Гимбола, и для убийства Уилсона. Это было следствием его проникновения в тайну двойной жизни Гимбола, к чему я сейчас подойду. Но, зная это, ясно, что любой человек из окружения Гимбола имел причину желать смерти Гимболу, виновнику позора Джессики, и мог лично хотеть отомстить Люси — живому символу двойной жизни Гимбола. А Финч был очень близок к Джессике.
Пятое: письменные принадлежности. Любопытное замечание. В тот день, когда я посетил офис Финча, он предложил мне чек в качестве гонорара за расследование этого преступления для Национальной страховой компании. У меня на глазах он подписал чек ручкой, которую вынул из кармана. Когда Финч показал мне чек, я увидел, что он подписал его зелеными чернилами. Зелеными чернилами! Такое не забудешь. Это сразу бросается в глаза. Зеленые чернила, согласитесь, вещь редкая. Естественно, Финч не мог написать записку на месте преступления этими чернилами. Потому и пришлось ему искать другой способ. Безусловно, авторучка при нем была. Сейчас, когда Финч мертв, мы уже не узнаем, как он был одет в тот вечер; но, скорее всего, закатал брюки и надел поверх своего костюма женское платье. Вот таким образом при нем оказались трубка и спички — они просто были в его костюме, который оставался на нем под женской одеждой.
Шестое: разумеется, Финч из окружения Гимбола. Он близкий друг семьи Гимбол-Борден и хорошо знал их многие годы.
Седьмое: его нежное отношение к Андреа не ставится под сомнение; мы уже говорили, что об этом свидетельствуют его поступки. Что касается матери Андреа, конкретных фактов, доказывающих это, нет, но его постоянная забота о ней и то, что он все время сопровождал ее после смерти Гимбола, — все это достаточно откровенно демонстрирует его теплые чувства к ней, если не больше.
— Да, думаю, это правда, — тихим голосом подтвердила Андреа. — Я не сомневаюсь, что он… любил ее. С давних пор. Финч, конечно, был холостяком. Мама часто говорила мне, что он не женился, потому что она вышла замуж за моего отца — моего настоящего отца, Ричарда Пейна Монстелла. А потом, когда отец умер и мама вышла за Джо…
— Любовь к вашей матери — вот единственная объяснимая причина убийства вашего отчима, которую я мог приписать Финчу. Узнав, что Гимбол так поступил с вашей матерью, по существу вступив с ней в незаконный брак, что большую часть времени он проводил с другой женщиной в другом городе, что его, Финча, жертва была напрасной, он решил убить человека, предавшего вашу мать.
Восьмое: преступник правша, во всяком случае, смертельный удар он нанес правой рукой. Этот пункт применительно к Финчу оставался не совсем выявленным, но в свете ошеломляющего свидетельства остальных восьми пунктов он не так уж и важен. Так или иначе, Финч мог пользоваться правой рукой.
Девятое: последний и по многим соображениям самый важный пункт. Финч знал об изменении получателя страхового полиса. Этот пункт раскрыть было просто. Кому вообще было известно о процедуре изменения имени получателя? Двоим людям. Один из них — сам Гимбол. Но Гимбол никому об этом не сказал — на эту тему я уже высказывался. Второй — Финч. Финч, и только Финч, единственный из всех потенциальных кандидатов в преступники знал об изменении имени получателя страховки до преступления.
Эллери прервался, чтобы закурить. Затем заговорил дальше:
— Видите ли, этот последний пункт нельзя назвать свободным плаванием. В нем были определенные трудности для всей гипотезы. Доступ к самому страховому обязательству и полисам — вот единственный путь к открытию тайны двойной жизни Гимбола. Но с момента изменения имени получателя до того момента, когда Гимбол вручил запечатанный конверт Биллу, доступ к полисам имели только вовлеченные в эту страховку компании. Можно исключить клерков страховой компании, осуществлявших техническую работу, как совершенно не имеющих отношения к делу. Но Финча мы исключить не можем, тем более что, по его собственному признанию, он знал о внесенном Гимболом изменении, поскольку был его личным «брокером», вел его дела, а потому имел дело и с документами по изменению имени получателя.
Отсюда возникает следующая проблема. Не сообщил ли Финч, несмотря на то что он настойчиво утверждал обратное, кому-либо о совершенном Гимболом изменении в страховых документах, тем самым дав третьему лицу ключ к ситуации? Финч утверждал в ходе расследования, что только он один знал об операции по изменению имени получателя страховки. А ведь если бы он подумал о возможных последствиях, то нашел бы способ рассказать об этом кому-нибудь еще, хотя бы для того, чтобы расширить круг потенциально подозреваемых.
Но даже если не верить его утверждениям, кому теоретически Финч мог все рассказать? Женщине? Миссис Гимбол? Но, как женщина, она вычеркнута из списка подозреваемых — преступник был мужчиной. Если бы она поделилась своим знанием с другой женщиной, та тоже была бы вычеркнута из списка на том же основании. Если бы она поделилась своими сведениями с другим мужчиной или если бы Финч прямо рассказал об этом другому мужчине, то мы просто проверили бы, насколько этот мужчина или любой другой мужчина, вовлеченный в это дело, подходит под характеристики преступника, список которых составлен нами. Что же происходит? Нет никакого мужчины, который с такой полнотой, как Финч, соответствовал бы всем пунктам. Итак, кружным путем мы приходим к заключению, что Финч никому ничего не говорил, или если и говорил, то это никак не отразилось на убийстве, как оно в дальнейшем произошло.
А как все произошло, я уже реконструировал: его подозрения, его вероятная поездка в Филадельфию, знакомство со средой, в которой там жил Гимбол-Уилсон, открытие Дома на полпути, план преступления, подтасовка улик против Люси Уилсон и так далее.
— Маскарад, конечно, был необходим, — вставил Поллинджер.
— Ну еще бы! Если ему хотелось все подстроить так, что это Люси убила Гимбола, то надо было заручиться свидетелем, который видел, что за рулем «форда» сидела женщина. Вуаль, понятно, была нужна для того, чтобы скрыть черты мужчины. Потому он и не мог разговаривать с хозяином автозаправки. Иначе весь маскарад оказался бы напрасным. Как я уже показывал, Финч специально остановился залить бензин в бак, чтобы навести след на Люси! Не будучи юристом, он не понимал, насколько все это шито белыми нитками, потому что все это косвенные улики. Не попадись ему в руки этот нож для разрезания бумаг, не разверни Люси подарок за день до этого у себя дома, случайно оставив на нем отпечатки своих пальцев, дело лопнуло бы, и ее освободили бы.
— Не будь этих отпечатков пальцев на ноже, я закрыл бы дело при первом же ходатайстве защиты, — заявил судья, качая головой. — Если уж говорить серьезно, то даже с этими отпечатками дело трещало по всем швам, так слабо было представлено обвинение. Вы меня простите, Пол, но я думаю, вы и сами это понимали. Тут, боюсь, это несчастное жюри. Все в конце концов уперлось в вопрос веры, поверит жюри Люси Уилсон или нет. А почему они ей не поверили, для меня и по сей день загадка.
— Железная леди, — хмуро проговорил Эллери. — Что ж, что было, то было, но история такова. А теперь, ваша честь, никакого волшебства, так? Здравый смысл, и ничего, кроме здравого смысла. Не буду объяснять, как я это делаю. Это лишает людей иллюзий.
Оба юриста из Нью-Джерси рассмеялись, но Билл вдруг посерьезнел. У него заходил кадык, и он обратился официальным тоном:
— Судья Менандер, сэр!
— Минутку, мистер Энджел. — Старый судья нагнулся вперед. — Кажется мне, мистер Квин, вы что-то недоговариваете. Как объяснить ту слабость подготовки дела, о которой я только что говорил? Вы работали, исходя из, как вы сказали, «предпосылки», что мисс — могу я называть вас Андреа, дорогая? — что Андреа сказала вам правду о спичках и прочем. Но какое право, — суровым голосом сказал он, — вы имели исходить из подобной предпосылки? Я считал, что вы работаете исключительно на основании твердо установленных фактов. Если молодая женщина сказала бы неправду, вся ваша конструкция разлетелась бы вдребезги.
— Законнический ум, — ухмыльнулся Эллери. — Как же я люблю обсуждать подобные вещи с юристами! Совершенно верно, судья. Все разлетелось бы вдребезги. Но ничего подобного не произошло, потому что Андреа сказала правду. Я знал, что она говорит правду, когда добрался до конца моего умственного путешествия.
— Это немного выше моего разумения, — подхватил Поллинджер. — Да как, черт возьми, вы могли знать?
Эллери спокойно прикурил следующую сигарету.
— Зачем Андреа лгать? Это могло быть только в том случае, если она сама убила Гимбола и пыталась запутать следствие. — Он помахал в воздухе дымящейся сигаретой. — И куда эта ложь, если бы это была ложь, привела? Она привела бы к обвинению Гросвенора Финча. Куда уж глупее! Потому что если преступник действительно Андреа, то она уже подвела под приговор Люси Уилсон! И где Люси Уилсон? В тюрьме, по обвинению в убийстве! Следовательно, план свалить вину за преступление на Люси Уилсон, с точки зрения Андреа, уже сработал. И тут она будет лгать мне, подставляя Финча? И это после того, что Люси уже в тюрьме? Подумайте, какой смысл разрушать удавшийся план по перекладыванию вины на одного человека и ставить под подозрение совершенно другого? Конечно, такое немыслимо. Но даже если она, говоря эту ложь, не понимала, куда это может привести, зачем ей вообще лгать, если она убила Гимбола и сумела всю вину возложить на Люси? Преступление совершено успешно со всех точек зрения. Ее жертва, ее живая жертва приговорена к длительному сроку. Снова путать следствие абсурдно. Вот почему я был убежден, что Андреа говорит правду.
