Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин
- Два взвода чернорубашечников.
- Сегодня, после комендантского часа, смени охрану плотины. На ночь оставь только немецкие части. Чисто немецкие, понимаешь?
- Будет сделано!
- Я сейчас умоюсь с дороги, немного отдохну, а на четырнадцать часов вызови сюда Лемке, Штенгеля и Кубиса... Прикажи приготовить ванну!
- Может, выпьете кофе?
- Нет, рюмку хорошего коньяку, если он у тебя есть.
- Сколько угодно! В подвалах старого Рамони его хватит до начала повой войны!
- Кстати, как себя чувствует граф? Мы с ним старые друзья!
- О, он во многом нам помог, когда формировались отряды добровольцев из солдат итальянской армии. Но после того как партизаны взяли его заложником, граф парализован. Вот уже несколько месяцев Рамони лежит неподвижно, никого не узнает! У него даже отнялся язык.
- Жаль! Мне хотелось бы с ним поговорить. Но за эту войну я нагляделся на мертвецов и не имею ни малейшего желания видеть живой труп Рамони.
Генрих вышел в комнату, где жил Курт. Тот стоял у окна, бледный, взволнованный.
- Что с тобой?- удивился Генрих, подходя к нему.
- Посмотрите,- Курт указал на ворота замка.
Возле них стояли три здоровенных эсэсовца.
- И с этой стороны, и с той,- Курт бегал от окна к окну, показывая все новые и новые патрули эсэсовцев-автоматчиков, окружившие замок!
- Ну и что же? - пожал плечами Генрих,- ведь они здесь затем, чтобы охранять Бертгольда!
- Но они никого не выпускают из замка!
- Если тебе надо будет выйти, это мы уладим. А сейчас приготовь генералу ванну, а как освободишься - при ходи в кабинет, мне надо с тобой поговорить.
Генрих вернулся к себе, там, кроме генерала, была графиня Мария-Луиза. Она стояла у окна в костюме амазонки, который надевала всегда, собираясь на прогулку.
- Барон! Объясните, пожалуйста, почему меня не выпускают из собственного замка?- в голосе Марии-Луизы слышались нетерпение и обида.
Генрих вопросительно взглянул на Бертгольда
- Это я приказал никого не выпускать из замка,- бросил генерал-майор.
- Но по какому праву?- возмутилась Мария-Луиза, продолжая обращаться к Генриху.
- Простите! Прошу познакомиться - мой тесть, генерал-майор Бертгольд, графиня Мария-Луиза Рамони.
Бертгольд поднялся и поклонился Марии-Луизе, едва кивнув головой.
- Может быть, генерал-майор объяснит - почему меня не выпускают?
- Я могу разрешить вам выйти с одним условием: вы должны вернуться до двух, то есть до четырнадцати часов, как говорят военные.
- А если позднее? Меня не пустят?
- Повторяю, разрешаю вам выехать из замка, но вернуться вы должны до четырнадцати часов.
Мария-Луиза покраснели, потом побледнела от обиды и вышла, не сказав никому ни слова.
- Надменная племянница у старого Рамони! Узнаю его характер!- улыбнулся Бертгольд раздеваясь.
- Она невеста барона Штенгеля.
- Штенгеля? - почему-то с удивлением переспросив генерал.
На миг он задумался.
- Пустое! Найдет другую! Где у тебя ванна?
Генрих не отважился спросить, почему Штенгелю надо искать другую невесту. Ему не хотелось излишним любопытством настораживать Бертгольда. Он хорошо видел перемену, происшедшую в отношении Бертгольда к нему, и ничего хорошего это не предвещало. Завтра они вместе выедут отсюда, но предложение генерала обменяться завещаниями не понравилось Генриху. Несчастный случай в дороге, от которого Бертгольд хотел застраховать себя на два миллиона марок, принадлежавших Генриху фон Гольдрингу, мог произойти не только по вине партизан, а и с помощью самого Бертгольда, если у него в кармане будет лежать доверенность на Швейцарский банк. Но что он хочет сделать с плотиной? Почему не выпускает людей из замка? Неужели в последнюю ночь произойдут какие-то события? А все-таки жаль старого Лерро. Кубис инсценировал паралич сердца, хотя знал, что смерть Альфредо бессмысленна. Ведь копии чертежей лежат у Кубиса в кармане.
- Саперные части ведут какие-то работы вокруг замка,- шепотом сообщил Курт, входя в кабинет.
Генрих бросился к окну, выходившему во двор.
- Не там, не там! В парке!
Действительно солдаты саперной части сверлили скалу в парке.
Генрих побледнел. Теперь он понял, почему Бертгольд приказал никого не выпускать из замка.
- Курт,- подозвал он денщика,- где сейчас Лидия?
- Не знаю!
- Говори правду! Мне известно, что ты связан с ней и помогаешь ей! Это ты, узнав от меня об отправке итальянских солдат, передал ей, а она партизанам. Это ты, услышав об угрозах Лемке, сообщил обо всем Лидии. Я все знаю Курт... и... хвалю тебя за это! Сейчас у нас считанные минуты! Ты можешь связаться с Лидией?
- Да!- решительно ответил Курт и вытянулся.
- Необходимо передать ей, что сегодня вечером плотина и электростанция, очевидно, будут взорваны.
- Боже мой! А городок?
- Ничего больше сказать не могу, сам еще не знаю! Передай также, что тотчас после наступления комендантского часа я буду сменять охрану на плотине. Ты сможешь это сделать, Курт?
- Смогу!
- Когда?
- Немедленно. Здесь есть ход, о котором эсэсовцы пока не знают.
- Тогда поспеши! Но помни: если вечером я выйду по каким-либо делам из замка, а тебе придется задержаться немедленно беги. Понимаешь?
- Яволь!
- Ну, иди... Нет, погоди!
Генрих снял золотые часы.
- Возьми их, Курт, на память. Может, нам уже не придется поговорить с глазу на глаз.
На глазах Курта выступили слезы.
- Данке!
Генрих обнял Курта, и они крепко поцеловались.
- Действуй!
Когда за Куртом закрылась дверь, у Генриха похолодело внутри.
"Один, совсем один,- подумал он,- ни одного близкого человека, на помощь которого я могу рассчитывать!"
Вспомнив о поручении Бертгольда, Генрих позвонил Лемке.
- Генерал приказал прибыть ровно в четырнадцать ноль-ноль,- сухо сообщил он, нарочно не называя ни фамилии, ни звания Лемке.
- Яволь,- ответил начальник службы СС,- как себя чувствуете, барон?
- Вопреки вашим надеждам - неплохо!
Штенгелю пришлось звонить чуть ли не четверть часа Телефон не отвечал.
Наконец после долгих усилий удалось связаться с кабинетом Штенгеля.
- Что нужно?- спросили на плохом немецком языке.
- Немедленно позовите майора Штенгеля!- приказал Генрих.
В ответ послышалась крутая русская брань с украинским акцентом.
Для Генриха она прозвучала, как музыка.
- Кто говорит? Кто говорит?- кричал он в трубку. Но телефон молчал. Зуммер не был слышен.
В это время прозвучали далекие выстрелы.
- Генрих, Генрих!- позвал Бертгольд, высунув голову из ванной комнаты Узнай, почему и где стреляют?
Генрих вышел в коридор и столкнулся со Штенгелем. Рука у майора была наспех перевязана, сквозь бинт просачивалась кровь.
- Где генерал?- истерическим голосом завопил Штенгель и вбежал в кабинет.
- Что случилось?- полуодетый Бертгольд вышел из ванной, вытирая полотенцем покрытое потом лицо.
- На заводе бунт! Внутренняя охрана обезоружена! Идет бой с частью внешней охраны! - почти кричал Штенгель.
- Спокойно! Спокойно, майор! - остановил его Бертгольд и повернулся к Генриху - Какие силы есть в твоем распоряжении?
- Рота егерей, два взвода парашютистов, один взвод чернорубашечников.
- Немедленно на помощь внешней охране!
Генерал подошел к телефону и позвонил Лемке
- Оставьте при себе несколько солдат. Остальных на помощь внешней охране завода. Быстро!
Отдав эти распоряжения, Бертгольд спокойно повернулся к Штенгелю.
- Завод окружить. Прикажите Кубису от моего имени руководить операцией. Сами возвращайтесь сюда!- лаконично приказал он Штенгелю, продолжая одеваться.- И вы, начальник охраны, позволили, чтобы эти люди взбунтовались и обезоружили ваших солдат?
Штенгель молчал, морщась от боли. Генрих неумело перевязывал ему раненую руку.
- Разрешите выполнять приказ?- спросил Штенгель, когда повязка была наложена.
- Поскорее! И возвращайтесь сюда.
Генрих позвонил по телефону в комендатуру и отдал необходимые распоряжения.
- Эх, нет людей! Нет надежных людей!- жаловался, тяжело вздыхая, Бертгольд.- Только теперь понятно, почему мы снова проиграли войну.
Хотя Бертгольд внешне был спокоен, но Генрих по себе знал, как дорого стоит спокойствие в такие тяжелые, критические минуты. Интересно, надолго ли хватит его у генерала?
- Дай рюмку коньяку!
Генрих принес бутылку, поставил на стол.
- А ты не хочешь?
- Завтра в Швейцарии. Я решил впервые за все годы войны напиться. А сейчас разве только рюмочку!
- Да, завтра мы отпразднуем свое спасение. Ведь по дороге сюда я несколько раз смотрел смерти в глаза.
- Обстреливали партизаны?
- Нет! Я облетел несколько лагерей для пленных надо было ликвидировать ненужных свидетелей минувших событий.
Широкое лицо Бертгольда, красное после ванны, покрытое крупными каплями пота, показалось Генриху отвратительным, как никогда.
