Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин
Насмешливая улыбка исчезла с лица генерал-майора, вид у него, как и рассчитывал Генрих, был ошеломленный. Это сбило Бертгольда с позиции стремительного нападения.
- Ты говоришь мне об этом так, словно докладываешь обычную вещь. И даже не стараешься оправдаться
- Я отважился говорить с вами откровенно, - ведь передо мной сейчас сидит не генерал-майор, а мой названный отец и будущий тесть. Я надеюсь, что с ним могу быть откровенен.
Бертгольд с удивлением и любопытством взглянул на Генриха. Тот спокойно выдержал его взгляд.
- Зачем ты это сделал?
- Я проверял ее несколько раз и уверен: девушка ни в чем не виновата. Я не хотел, чтобы Лемке замучил ее в гестапо, ведь я сам пригласил ее работать переводчицей, она долго отказывалась. Я дал слово офицера, что гарантирую девушке безопасность. А офицерское слово я привык держать. Вот вам мой искренний и откровенный ответ.
- Где твой друг Матини?
- Вчера Лемке сообщил мне, что Матини работает врачом в партизанском госпитале.
- А твой второй приятель, Лютц? Где он?
- Бежал в Швейцарию.
- И ты им обоим помог?
- Лютцу помог, я на него рассчитываю, ведь мы условились встретиться с ним в Швейцарии. А что касается Матини, то я даже не знал о его намерениях. У меня в ящике стола лежит письмо, которое он оставил удирая. Можете его прочесть и вы увидите, что Матини... Сейчас я его найду...
Бертгольд прервал его раздраженным жестом.
- Мне сейчас не до этого! Ты знаешь, что Лемке ставит вопрос о твоем аресте и допросе?
- Я ждал этого. Я уже говорил вам, как сложились между нами отношения. Но я всегда надеялся, что без вашей санкции он не осмелится это сделать.
- Ты что думаешь, что я буду покрывать твои глупости, даже преступления? Я, Вильгельм Бертгольд?
- Нет, я думаю, что вы человек более широкого кругозора, нежели этот Лемке, который дальше своего носа ничего не видит, а на обобщения и вовсе не способен.
- Оставь в покое Лемке. Он отвечает за свои действия, а ты - за свои. А для философских размышлений у меня сейчас нет времени. Поговорим о более конкретных вещах. Итак, ты знал, что Лемке собирается тебя арестовать, и, надеясь на мое вмешательство, спокойно ждал.
- Если б он посмел это сделать, я бы разрядил свой пистолет в него и в тех, кто пришел с ним! Стрелять я умею, это вы знаете,- на всякий случай решил напомнить Генрих.
- Что-о? Сопротивление властям?
- Вы знаете, что никакой власти уже не существует, майн фатер! Есть разрозненные группы вооруженных людей...
- Мы снова уклоняемся от темы, единственной, которая меня сейчас интересует. Зачем ты способствовал бегству переводчицы, Лютца, закрыл глаза на подозрительное поведение Матини?- В голосе Бертгольда зазвучали зловещие нотки, которых Генрих раньше не слышал, но о существовании которых догадывался.
- Прежде чем ответигь, мне снова придется прибегнуть, как вы говорите, к "философским размышлениям", против которых вы так возражаете. Возможно, они и будут ответом на ваш вопрос. Вы разрешите?
- Пожалуйста, покороче!
- Мы с вами, майн фатер, как и все, патриоты фатерланда, должны сейчас думать не о сегодняшнем дне, а о дне завтрашнем, о дне реванша за поражения, которые наш народ дважды понес на протяжении этого проклятого двадцатого века. Нам надо иметь друзей на будущее. Мы с вами натворили массу преступлений в Европе, пусть хоть капля добра, убедит мир, что в Германии еще есть порядочные люди... Что произойдет, если Лемке замучает или расстреляет этих трех людей? Разве это остановят грохот советских "катюш" в Берлине? Или снова отодвинет Восточная фронт к берегам Волги?
Генрих почувствовал, что зашел слишком далеко, но не мог уже сдерживаться.
Бертгольд с непроницаемым видом смотрел на своего будущего зятя. С каждым новым словом Генриха в нем эакипала бешеная злоба. Романтический дурак, дерзкий мальчишка, который своей глупостью чуть не загубил все его планы. О, если б не те два миллиона, что лежат в Швейцарском банке, он бы показал этому слюнтяю! Но деньги положены на имя фон Гольдринга. И вместо того, чтобы пустить ему пулю в лоб... надо думать о его спасении. Без этих двух миллионов Бертгольду не обойтись, особенно теперь, когда ему не удалось вырвать собственные сбережения из немецкого банка.
- Когда ты собрался бежать? - мрачно спросил Бертгольд, словно не слыша всего сказанного Генрихом.
- Сегодня ночью!
- Куда именно?
- Мы же с вами условились: в Швейцарию, к Лорхен.
- Чековая книжка при тебе?
- Я послал ее на хранение в Швейцарский банк. Вот квитанция.
- А ты не боишься, что ею может воспользоваться ктолибо другой?
- О нет! Ведь надо знать еще условные обозначения. Кроме того, в банке хранятся оттиски пальцев каждого вкладчика. Об оригинале подписи я не говорю - подпись можно подделать...
Генрих внимательно взглянул на Бертгольда, проверяя, какое впечатление произведут его слова.
- Завтра на рассвете мы с тобой вместе выедем в Швейцарию!
- Вместе? Вдвоем? - на лице Генриха промелькнула такая неподдельная радость, что у Бертгольда немного отлегло от сердца.
- Дорога опасна, завтра предвидится капитуляция всего Лигурийского фронта. Думаю, что нам с тобой на всякий случай надо обменяться завещаниями: ты уполномочишь меня пользоваться своим текущим счетом в Швейцарском банке, а я дам тебе доверенность на право распоряжаться моим состоянием. Понятно, если произойдет несчастный случай, я лично передам все твои капиталы Лорхен, как твоей невесте. Надеюсь, ты поступишь так же, ежели что-нибудь случится со мной.
- О, какие черные мысли вас одолевают! Пройдет всего два дня и мы в безопасном месте, на берегу горного озера. Будем сидеть с удочками в руках и вспоминать о суровых, но полных своеобразной романтики днях.
- Так ты не возражаешь против обмена такими доверенностями?- прервал патетические излияния своего будущего зятя практичный Бертгольд. Он решил, что его отношения к Генриху будут зависеть от ответа последнего на поставленный вопрос.
- Как вы можете спрашивать об этом, майн фатер? Вы же знаете - для меня ваша воля - закон!
- Хорошо, что хоть в этом ты оправдал мои надежды,тяжело вздохнув, проговорил Бертгольд.
- Вы меня очень огорчили, майи фатер! Неужели то, что я помог двум симпатичным мне людям... имеет такое решающее значение для вас?
- Меня волнует, что ты дружишь с подозрительными людьми. Это доказывает, что твои патриотические чувства...
- Вы ошибаетесь, майн фатер! - горячо запротестовал Генрих.- Возможно, я не точно выразил свою мысль или вы невнимательно слушали меня. Тогда я еще раз вернусь к тому, о чем говорил несколько минут назад. Я считаю, что прямолинейность иногда пагубна. В наше время надо быть гибким политиком, а не просто солдатом. Живя сегодняшним днем, мы забываем о дне завтрашнем, о реванше, который обязаны взять. Это, по-моему, высший патриотизм. Я был патриотом своей родины и останусь им до последнего вздоха. Даже сейчас, когда до конца войны остались считанные дни, а может, и часы, я, не колеблясь, отдам жизнь, если буду знать, что жертва эта пойдет на благо моего народа. Эти слова я сказал вам впервые в далекой Белоруссии, когда темной осенней ночью меня привели в ваш кабинет. Эти же слова я повторяю вам здесь, в Италии, накануне конца войны.
Бертгольд не мог не отметить, с каким внутренним волнением Генрих произнес последние слова, и это до некоторой степени успокоило генерал-майора.
- Ты знаешь, зачем я прибыл сюда?- спросил он после длинной паузы и, не дожидаясь ответа Генриха, продолжал:- Не только за тем, чтобы помочь тебе избежать плена и всего, что ждет офицера побежденной армии.
- Я очень благодарен вам, майн фатер!
- Я прибыл сюда за тем, чтобы ни завод, изготовляющий радицаппаратуру для самолетов снарядов, ни секрет изготовления этой аппаратуры не попали в руки наших врагов. Ты знаешь об этом заводе?
- Да, Лерро говорил мне что-то такое...
- Ты хочешь сказать - покойный Лерро?
- Что?
- Позвони к нему на квартиру. Возможно, Кубис уже успел...
Генрих бросился к телефону. Квартира Лерро долго не отвечала. Наконец послышался голос Кубиса. Генрих назвал себя.
- Что у вас нового, Пауль?
Разговор продолжался минуты две. Потом Генрих медленно положил трубку.
- На память о покойном Лерро, только что умершем от паралича сердца, Кубис предлагает мне забрать библиотеку по ихтиологии, собранную покойным. Ведь мы с ним были друзья.
- Человека, способного раскрыть секрет, уже нет. Остается завод и люди, которые на нем работают...
- Что вы хотите с ним сделать?
- Сегодня ночью и завод, и люди перестанут существовать,- с холодной жестокостью проговорил Бертгольд Именно сегодня ночью, ибо завтра будет поздно. Завтра капитулирует Лигурийский фронт... Твои части охраняют гидроэлектростанцию и плотину?
- Два взвода чернорубашечников.
