Убийца с автострады. История маньяка Рэнди Вудфилда - Энн Рул
Тихо, почти шепотом Бет Уилмот излагала подробности жестокого насилия, которому она и ее подруга подвергались в течение примерно двадцати минут. Эти двадцать минут показались ей часами. Бет думала только о том, как успокоить его, чувствуя, что это единственный способ выжить. Но, по ее словам, Шери реагировала на приказания незнакомца нервно, почти истерично, и ее безудержные рыдания раздражали и злили его. В конце концов ее истерика вывела его из себя.
«Давайте возьмите поглубже, – приказал он, возвышаясь над двумя обнаженными девушками, стоящими на коленях. – Ну, кто будет первой?»
– Он заставил сделать это сначала Шери, потом меня, а потом нас обеих одновременно.
Бет отвернулась.
– Вот тогда он кончил… наконец-то. Мы думали, что теперь он уйдет. Он велел нам лечь на пол – лицом вниз. Спросил, есть ли у нас веревка. Он сказал: «Мне нужна веревка. У вас есть какая-нибудь веревка? Знаете, где ее взять?» Мы обе сказали, что нет. И тогда Шери сказала: «Не делай нам плохого. Пожалуйста, не делай. Мы никому не скажем. Просто отпусти нас». Шери плакала и умоляла, и я говорила: «Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Мы никому не скажем».
Бет хотела сказать Шери, чтобы она затихла, что ее плач и вопли бесят его, но боялась говорить вслух.
– Он постоял над нами несколько секунд… молча. Мы слышали, как он дышит, будто решает, что делать.
Дэйв Коминек заметил, что Бет начала дрожать, сначала почти незаметно, а потом сильнее и сильнее. Она сцепила пальцы, пытаясь сохранить хотя бы какое-то самообладание.
– А потом? – тихо спросил он. – Что случилось потом, Бет?
– А потом прозвучал выстрел. Думаю, сначала он выстрелил в Шери, а потом в меня… потом снова в Шери… и в меня. И последний выстрел в Шери.
После первого выстрела я просто лежала так тихо, как только могла, и притворялась мертвой. Шери продолжала стонать, и, возможно, именно поэтому он выстрелил в нее в последний раз. Я молилась и надеялась, что она тоже притворяется мертвой. После того, как он выстрелил в меня во второй раз, я ничего не слышала, кроме звона в ушах. Я боялась вставать, потому что не могла расслышать, там он еще или нет. Где-то через пять минут я встала, пошла в туалет и посмотрела в зеркало. С правой стороной лица было что-то не так – она распухла и была в крови. Я так испугалась. Подумала, что он может наблюдать за мной снаружи, поэтому опустилась на четвереньки, подползла к одному из телефонов в офисе, нажала кнопку и позвонила оператору.
Коминек ждал и ничего не говорил. Теперь история лилась из Бет сама собой.
– Шери умирала, и я боялась, что тоже умру, что он вернется и застрелит меня. Потом я увидела огни «Скорой помощи» и машину полиции и побежала к Шери. Я сказала: «Шери, поговори со мной!» Но Шери уже ничего не могла сказать. Было слишком поздно.
По щекам Бет Уилмот текли слезы. Она повернулась к Коминеку.
– Знаете, что я сказала Шери в последний раз? Самые последние слова? Я сказала: «Черт, Шери, мы забыли помыть дверь». А она в последний раз сказала мне: «Черт, давай помоем».
В этот момент одна и та же мысль пришла в голову детективу и рыдающей девушке, и эта невысказанная мысль повисла в воздухе больничной палаты. Если бы Бет и Шери оставили входную дверь здания «Трансамерика» невымытой, они были бы в безопасности. Они бы сели в «Бронко» Шери и уехали со стоянки прежде, чем убийца смог до них добраться.
Глава 4
Он должен был стать идеальным ребенком – сыном, о котором так мечтали родители. Он, безусловно, не был одним из тех «брошенных» детей, которые сначала становятся нежеланными, а затем переходят из одной приемной семьи в другую. Ни один криминолог никогда не назвал бы Рэндалла чем-либо обделенным. Он родился в любящей семье образованных родителей из высшего среднего класса. То, что он однажды может стать преступником, жестоким убийцей-садистом, казалось совершенно невозможным. И все же ему было суждено достичь успеха, который далеко превосходит мечты любого мальчишки, и в конце концов пасть и вместо славы погрязнуть в бесчестии.
Его отец, Уолтер «Джек» Вудфилд, и мать, Донна Джин, были представителями той эпохи, когда люди влюблялись, женились и остепенялись, чтобы вырастить идеальных детей. Это было всеобщей мечтой в сороковых и пятидесятых годах. Дочери вырастут, поступят в колледж и выйдут замуж за профессионалов. Сыновья станут звездными спортсменами, преуспеют в учебе и будут гордостью своих родителей.
Для многих из тех молодых пар, что поженились сразу после окончания Второй мировой войны, эти мечты сбылись. Для других, таких как Вудфилды, что-то пошло не туда, и они так и не поняли почему. Если в подходе Вудфилдов к воспитанию детей и было что-то ошибочное, то это произошло непреднамеренно; с самого начала они хотели только лучшего для своих детей. По какому-то любопытному, но неписаному правилу родители того времени стремились к тому, чтобы первым их ребенком был мальчик. Таким образом у отца появился бы маленький слепок, который можно было бы сформировать и которого можно было бы одарить теми преимуществами, которых был лишен он сам во времена Великой депрессии. Донна Джин проучилась два года в колледже, но ее планы перечеркнула война, а Джек Вудфилд получил только диплом об окончании средней школы. В двадцать один год он поступил в телефонную компанию «Пасифик норт-вест белл», где сделал хорошую карьеру и проработал более тридцати лет.
Первыми Донна Джин Вудфилд родила двух дочерей подряд: Сьюзен и Нэнси, хорошеньких, умных, послушных маленьких девочек. Оба родителя обожали своих дочерей, но все еще мечтали о мальчике, и Донна Джин была уверена, что ее третья беременность в 1950 году принесет им сына, после чего их семья станет полноценной.
Друзья помнят, что она выбирала, а затем отвергала множество имен для мальчика, объясняя, что имя очень важно для ребенка. Неудачное имя могло испортить ему жизнь. Хорошие, солидные имена для мальчиков, такие как Джон, Чарльз и Джозеф, вышли из моды к 1950 году; в газетных колонках под заголовком «Родились»