Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин

Я замечаю, что, не считая крови на ладони… на обеих ладонях, других ран вроде бы нет. Но ее руки в ужасном состоянии. Они не просто порезаны, а иссечены. Кровавые точки испещряют ладони как зловещие созвездия.

Я пытаюсь замедлить лихорадочное дыхание. И перевожу взгляд от тела Фрэнсис к беспорядку на полу. Рядом с ее руками валяется несколько длинных стеблей белых роз. Наверное, она подрезала их, когда упала. Я представляю, как Фрэнсис в жуткой судороге сжала пальцы с такой силой, что шипы вонзились в ладони, и у меня сводит горло.

Я не люблю кровь. И под этим я подразумеваю, что падаю в обморок при виде крови, иголок, любых ран и часто даже просто в больничной атмосфере.

А это явно не мелкие царапины. Я начинаю пятиться к сиденью у окна, меня тошнит и кружится голова.

– О господи, – охает Эльва. – Кто-то и правда это сделал. Кто-то убил ее. После стольких лет она оказалась права насчет своей судьбы.

У нее вырывается смешок, а потом она в ужасе прикрывает рот. Я замечаю, как увлажняются ее глаза, а руки немного трясутся.

Мистер Гордон нагибается и осторожно пытается нащупать у Фрэнсис пульс, трясет ее за плечи, но все это лишь тщетные старания перед лицом неизбежного. Потому что всем очевидно: тете Фрэнсис уже ничем не помочь.

Шею щекочет пот, я сажусь на подоконник и тянусь к ручке, чтобы открыть окно. Воздух. Мне нужен воздух.

Эльва берет себя в руки и хладнокровно набирает номер на телефоне. Оливер отворачивается и принимается расхаживать взад-вперед, держа руки на бедрах. Он тяжело дышит, погруженный в свои мысли, и вряд ли услышит, даже если я его окликну.

Мистер Гордон поднимает голову и смотрит на меня округлившимися, как у ребенка, глазами.

– Я… – бормочет он и умолкает.

– Она мертва, да? – спрашиваю я хриплым шепотом.

Эльва встает передо мной, и я пользуюсь этим, чтобы закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Она обращается к мистеру Гордону, как будто больше здесь никого нет:

– Я вызвала «Скорую». Она приедет минут через пятнадцать.

– Вы вызвали полицию? – спрашиваю я, по-прежнему пытаясь восстановить дыхание.

Мои ладони начинают потеть, я вспоминаю кровавые точки на руках тети Фрэнсис и… Что надо делать, когда случается приступ паники? Считать все синие предметы вокруг? Или найти пять предметов, чей запах я чувствую? Этого я точно не хочу, потому что могу думать только о медной вони крови. Хотя это нелепо, потому что сейчас я чувствую только аромат роз, смешанный с запахами других цветов в комнате. Сосредотачиваюсь на нем, чтобы только не смотреть на тело.

– Нет, я только попросила прислать «Скорую», – отвечает Эльва.

Ее голос больше не дрожит, но в нем присутствует какая-то смутная напряженность.

– Почему? – выдыхаю я и по-прежнему смотрю на цветы, пытаясь успокоиться, это и правда помогает. Я замечаю в букете из белоснежных и персиковых роз желтые и оранжевые ранункулюсы. Делая глубокий вдох, снова поворачиваюсь к Эльве. – Разве не вы только что сказали, что ее убили?

Эльва смотрит на меня с жалостью, как на маленького ребенка.

– Это все потрясение, я перенервничала. Скорее всего, у нее был сердечный приступ или что-то в этом роде. А кровь идет из-за того, что она в судорогах сжала розы, прежде чем упала.

– Это уж точно решать полиции, – говорю я, прищурившись.

Если б я писала роман, то сочла бы нежелание Эльвы вызывать полицию подозрительным.

– Не знаю, как все остальные, но я не собираюсь стоять тут над трупом, – заявляет она, как будто не слышала меня, и пристально смотрит на мистера Гордона. – Если я понадоблюсь, то буду в соседней комнате.

Она идет к небольшой дверце в углу библиотеки, спрятанной за кованой лестницей, ведущей к верхней галерее, так что поначалу я и не заметила эту дверь.

Оливер вскидывает голову и, не произнеся ни единого слова, следует за ней. Я смотрю на мистера Гордона, не зная, как поступить.

– Мы должны… остаться с ней? – спрашиваю я.

У меня по-прежнему слегка кружится голова, а голос дрожит.

Мистер Гордон встает, опираясь ладонями о колени – ему явно тяжело так долго сидеть на корточках. Он печально качает головой.

– Думаю, в этом нет нужды, Фрэнсис мы уже не поможем. Но я предпочитаю держать Эльву в поле зрения.

Я уже открываю рот, чтобы спросить, о чем он, но не успеваю – мистер Гордон тоже выходит за дверь. Я ничего не могу с собой поделать и снова смотрю на тетю Фрэнсис, лежащую на полу рядом с рассыпанными розами. Половина слегка увядшего букета еще валяется на столе, а в центре стоит ваза.

Я смотрю на тело и понимаю, что Эльва права. Мне тоже не нравится находиться рядом с трупом. Я встаю и спешу выйти через маленькую дверь в углу библиотеки. Оказывается, дверь ведет в комнату, посвященную главному пунктику тети Фрэнсис – предсказанию убийства.

Воздух в маленькой комнате такой спертый, что создает гнетущую атмосферу, как будто в него завернуты все теории, которые годами собирала тетя Фрэнсис, вместе с ее паранойей. Здесь нет окон, но кто-то включил свет, разогнав сумрак. Слабые люминесцентные лампы мерцают и жужжат, поэтому, заметив несколько свечей и коробку длинных спичек, я поджигаю фитиль. Но это только усугубляет атмосферу – все вокруг пропитано грустью.

Когда я наконец всматриваюсь в стену напротив, это чувство лишь усиливается.

Я слегка присвистываю, потому что тетя Фрэнсис даже нарисовала схему, посвященную собственному убийству. От пола до потолка, с именем и фотографией тети Фрэнсис по центру. К старым приколотым к стене фотографиям тянутся разноцветные линии, а почти все пространство между ними заполнено вырезками из газет и записками на стикерах.

– М-да, это зашло слишком далеко, – бормочет Эльва, глядя на доску.

Ее ангельское лицо вдруг презрительно сморщивается, она протягивает руку и срывает со стены один листок. Читает его, фыркает и комкает. Мне так неприятно на это смотреть, что я прижимаю ладони к векам, пока в глазах не начинают мелькать звезды.

Я люблю разгадывать убийства. Но стоя в этой комнате после того, как мы нашли труп тети Фрэнсис, и понимая, насколько она была одержима собственным убийством… Я вдруг в полной мере осознаю, что это не роман, а убийство – не просто загадка. Это эгоистичное, окончательное и серьезное деяние.

– Как ты, Энни?

Оливер берет меня под руку и выводит