Вояж по-турецки - Анна Лерина
Вторая половина выступления Карталя тоже прошла гладко. Он исполнял бодрую танцевальную музыку, и мы все, от детей до дедушек, весело и лихо прыгали под неё на танцполе.
Даже Севка, немного поснимав новый невообразимый наряд «звезды» (а Карталь переоделся ко второму отделению в громоздкий, с виду золотой ансамбль с подобием халата и огромной чалмой, впрочем, сохранив прежний парик и голубой макияж), быстро бросил любимое занятие и присоединился к всеобщему танцевальному веселью.
К слову, «бодрумский орёл» на сцене тоже много танцевал и до самого конца выступления держался молодцом, не проявляя признаков усталости.
– Нет, а я всё-таки набью эту поганую синюю морду, – услышали мы с Севкой нетрезвый возглас, когда усталые уходили спать, не дожидаясь окончания танцевальной программы.
Глава 8
Неудивительно, что после столь весёлого мероприятия мы сладко проспали почти до обеда. За окном по-прежнему висела плотная серая пелена дождя, а в дождь всегда чудесно спится.
Я натянула одеяло на голову. По правде говоря, она слегка побаливала от обилия выпитого за ночь вина.
В висках стучало. Первое января. Надо срочно спуститься в ресторан и что-нибудь съесть.
Я с жалобным стоном стала по сантиметру вылезать из-под одеяла. Севка, взъерошенный, медленно мигающий и похожий из-за этого на ощипанную сову, был молчаливо согласен с озвученным мной планом. Поэтому мы влезли в удачно попавшиеся под руку спортивные костюмы и медленно поплелись к лифту.
Я сидела за столиком перед тарелкой бульона, подперев кулаком щеку, и с вялым удивлением наблюдала, как окончательно проснувшийся Севка поглощает приготовленные на гриле кусочки курицы. Официанты, свежие и улыбающиеся (они что, вовсе не спят, или это уже совсем другие?), бодро сновали между столами и развозили на своих тележках напитки монгольским гостям.
Их в ресторане в этот час было подавляющее большинство. Азиатское происхождение всей многочисленной компании с близкого расстояния было совершенно очевидным уже только по одному разрезу глаз. Мужчины из этой группы в основном были коренастыми, широкоскулыми, с мужественными подбородками, женщины – основательными, с плотными сильными ногами и серьёзным выражением на смуглых лицах. А дети – они, пожалуй, везде одинаковые.
Я разглядывала хорошенькую девочку в пышном розовом платье с аппликацией в виде цветов и светящимся обручем на чёрных, гладких, почти как у старых немецких кукол, волосах, когда вся стайка монгольских детей выпорхнула из-за столов и с шумным топотом понеслась к выходу из ресторана. Девочка побежала с ними, путаясь ножками в слоях фатина. У меня снова застучало в висках.
– А-а-а-а-а! – донеслось откуда-то из-за ближайшей колонны.
– А-а-и-и-и-и! – ответил удалявшийся хор детских голосов. Через секунду топот совсем стих.
– Ну совершенно же не смотрят, куда бегут, – беззлобно прокомментировал первый голос.
К столу подходила Валентина. В клетчатой рубашке, джинсах и бейсболке она смотрелась премило. За ней как-то понуро плёлся непривычно молчаливый Виталик. На нём были тёмные очки.
Я мысленно пожалела мужика. Если уж мне сегодня после нескольких выпитых бокалов вина громкие звуки и резкий свет доставляют столько дискомфорта, что же тогда испытывает Виталий? Судя по количеству сказанных им накануне собственных тостов и горячо поддержанных чужих, ему сейчас должно было быть весьма несладко.
Мы деликатно поздоровались и занялись каждый своим обедом.
Решив, что мне просто жизненно необходима чашечка хорошего крепкого кофе, я переместилась в лобби, поближе к бару, и поманила девушку, протиравшую салфеткой бокалы.
Пока мой кофе готовился, я лениво разглядывала холл. Ни одного знакомого лица. Но это, наверное, для меня сейчас было к лучшему.
Между тем монгольская ватага, попрыгав вокруг ёлки, посрывала с неё пластиковые шары и куда-то с ними умчалась. Несчастная ёлка стояла теперь частично голой. Коробки с сувенирными «подарками» малолетние бандиты растрепали ещё накануне, а самая печальная участь постигла пластикового оленя. Он со сломанной спиной, без одного рога и двух ног лежал теперь, мы с Севкой ещё вчера это видели, в мусорном баке близ бокового выхода из отеля.
Никто из персонала и не думал их ругать, это же дети. У них свой праздник. А шары и олени – дело для отеля наживное.
Пока я пила свой кофе, банда примчалась обратно и повесила на ёлку вместо шаров какие-то светлые листочки. Форма их была мне смутно знакома.
Приглядевшись, я поняла, что это таблички с надписями «не беспокоить» на одной стороне и «просьба убрать мою комнату» с другой, которые есть в каждом отельном номере. Повешенные на наружную ручку двери первой стороной, они призваны обеспечивать покой обитателя этого номера. Горничная, увидев этот знак, откладывает плановую уборку комнаты на более позднее время.
Судя по всему, несносные дети, пробежавшись по коридорам, собрали щедрый урожай этих табличек с ручек номеров отдыхающих после бурного новогоднего застолья гостей.
Грядёт волна досадных недоразумений, покачала я всё ещё слегка гудящей головой.
Рядом с ёлкой мелькнул силуэт моего ребёнка, а к администратору отеля, поправляя тёмные очки, подходил неуверенной походкой Виталик.
Мой плохо работавший после банкета мозг отказывался понимать, как они оба материализовались непонятно откуда перед моим взором, поэтому самым верным решением в тот момент мне показалось подняться к себе и немного поспать.
Севка забарабанил в дверь так, что я подскочила на постели и мгновенно вырвалась из лап охватившего меня предзакатного сна.
Вбежав в номер, ребёнок молча залез в кровать и сунул голову под подушку. Он мелко дрожал всем телом.
Я похолодела. Захлопнув дверь с размаху, я одним прыжком оказалась рядом с Севкой.
Сын, не вылезая из-под подушки, крепко ухватил мою руку. Дрожь его постепенно стала униматься.
– Тебя кто-то испугал? Обидел? Сев, говори, и я сейчас же пойду и оторву ему голову, – сказала я решительно, и именно это я и собиралась сделать совершенно буквально.
Молчание. Я повторила свой вопрос. В ответ снова молчание. Зато ребёнок совсем перестал дрожать.
Я попробовала достучаться с другой стороны:
– Сев, куда мне нужно пойти и что сделать?
Сын глубоко задышал, и я знала, что так он пытается не заплакать.
Я ждала. Севка свои стрессы изливает обычно на окружающий мир резким и обильным эмоциональным потоком. А здесь, видимо, произошло что-то вопиющее.
Мне стало совсем страшно. Но в следующий момент Севка вернул мне самообладание, нащупав и бросив в мою сторону свой телефон.
Господи, что он там опять наснимал? Голова
