Из Ниццы с любовью - Елена Валентиновна Топильская
— Я сюда не хочу. Тут темно, — пробормотала она. — Вон там получше. Посимпатичнее.
Оглянувшись, я увидела с другой стороны от ступенек, ведущих к самой полосе прибоя, чуть поодаль, столики, стоящие прямо на песке. Конкуренты, но попроще, в отличие от «Сезара» — пластиковые стульчики и совсем уж картонные стеночки бара. Да, там явно подешевле, в «Сезаре» все-таки интерьер, сиденья, обитые тканью, приличная посуда, свечи. А вокруг того кафе по пляжу летают использованные одноразовые тарелки и обрывки туалетной бумаги. И две бродячие собаки резвятся, отнимая друг у друга какой-то крупный объедок.
— Нет уж, — хмыкнула Регина, — я хочу посидеть в приличной обстановке.
— Там тоже прилично, — уперлась Лена, не глядя на нас.
— Да что мы, гопники, что ли? — Регина высокомерно оглянулась на Ленку. — Я нормального кофе хочу. Причем в нормальной компании. И креветок. И пирожное…
— Там тоже есть креветки, — уверяла Ленка, не поднимая глаз. — И море лучше видно. И вообще…
Отвернувшись, она тихо пошла в сторону пластиковых столов, явно ожидая, что мы все последуем за ней. Но мы остались на месте. Мне, честно говоря, тоже не хотелось мерзнуть на продуваемом ветрами клочке морского берега, глотая песок, а в «Сезаре» было так уютно и так по-французски, и из приоткрытой двери доносилась приглушенная музыка вперемешку с ароматами свежесваренного кофе и жареных морских вкусностей.
Обидевшаяся Лена так и ушла по пляжу в направлении забегаловки, Горчаков пометался некоторое время, то бросаясь за ней, то возвращаясь к выбранному нами кафе, но в конце концов убежал, увязая в песке, но следам родной жены. А мы с Региной и доктором Стеценко перешагнули невысокий порог ресторанчика «У Сезара» и остановились, оглядываясь в поисках свободного столика. В принципе, можно было сесть и на террасе, на свежем воздухе, но с моря откровенно задувало. Странно, что здесь на берегу ветры свирепствовали, ожесточенно хлопая фестонами свернутых навесов и вздымая с пустого пляжа мелкую песчаную пыль, а вот Ницца, несмотря на более открытое пространство, была защищена от бурь. Или мне так казалось?
Деловитая мадам средних лет за стойкой, сухая и элегантная, кивнула нам как старым знакомым и отвернулась к длинному ряду бутылок, что-то протирая и переставляя, давая нам возможность осмотреться и освоиться. Мы уселись в уголке, и я с досадой подумала о чете Горчаковых, униженно зябнущих на сквозняке дешевого кафе. И тут мне вдруг пришло в голову, что Ленка явно неправильно поняла слова про нормальную компанию. У меня-то и тени сомнения не было, что Регина имела в виду публику. В «Сезаре», это было видно и с улицы, кофейничали явно состоятельные люди, приехавшие сюда на хороших машинах. А на берегу обосновались несколько цыганистого вида семей с детьми разных возрастов, ноющими и галдящими, и старички с неухоженными и невоспитанными собаками. А Ленка наверняка подумала, что Регина намекала на то, что гусь, то есть она, свинье, то есть им, не товарищ, и мы должны распределиться по заведениям в строгом соответствии с доходами. Богатые — направо, бедные — налево. Ужас! Я даже привстала, чтобы бежать в то кафе и вытащить оттуда Ленку, но села обратно. Не знаю, почему.
Сухопарый месье, настолько похожий на хозяйку за стойкой, что мы так и не смогли определиться — он муж или все-таки брат, — грустно улыбаясь, положил перед нами по кожаной папке меню. Мы с Региной с надеждой посмотрели на Стеценко.
— Сейчас, девочки, дайте мне сообразить.
Сашка углубился во французские строчки, а мы с Региной стали оглядывать помещение. Регина незаметно кивнула в сторону женщины, сидящей спиной к окну.
— Посмотри-ка…
Я посмотрела. У окна, откинувшись на спинку диванчика, сидела пожилая женщина, на вид лет семидесяти. Старуха. Но какая величественная!
Про таких говорят — «со следами былой красоты», и пусть лицо ее было морщинистым, и морщины каскадом спускались на шею и терялись в нескромном вырезе топа, но покрывал эти морщины средиземноморский загар, на котором выгодно смотрелось многоярусное бирюзовое ожерелье. Отяжелевшие веки тронуты были голубыми тенями, а брови выщипаны и уложены по всем правилам. Мочки ушей, в которые были вдеты массивные грушевидные серьги с бирюзой, явно перепробовали на своем веку тяжесть всех на свете драгоценных камней и благородных металлов, сильно оттянувших их книзу. Черный топ и широкая цветастая юбка не скрывали грузноватой фигуры с обвисшим бюстом — и, несмотря на это, лифчика мадам явно не признавала, но, честное слово, весь ее облик притягивал взгляд. Хотелось смотреть и смотреть на то, как она сидит, нога на ногу, непринужденно облокотясь на расшитую пухлую диванную подушку, покуривает какую-то крепкую черную сигарету и, не выпуская ее из пальцев, умудряется той же рукой подносить к губам крошечную чашечку с кофе, а другой откидывает назад короткие мелированные кудри.
— Нет, вы посмотрите на этих западных теток! — тихо сказала Регина, наклонившись к нам с Сашкой. — Вся в морщинах, места живого нету, кожа обвисла, как на шарпее, а как сидит. Как выглядывает! Королева! Топ — Гуччи, юбка — Александр Мак-Куин, туфлишки — Кристиан Лубутен, сумочка — Вюиттон, естественно. Прикид тысчонок на десять, если не больше, а про цацки я вообще молчу…
— А откуда ты знаешь? — удивилась я.
— Что я знаю? — удивилась в ответ Регина. — Что, сколько это все стоит?
— Нет, что туфли у нее — от Кристиана Лубутена?
— Ты что, Швецова, шутишь? Как можно не узнать Лубутена? Когда она ногой болтает?
Тут уже и Сашка поднял нос от французского меню.
— У Лубутена же на всех туфлях подметка красная, неужели ты не знала? Ты, женщина с высшим образованием… Мне вот интересно, что она забыла в этой дыре? Что это она тут кофеи распивает? А не в Кафе де Пари в Монте-Карло?
— Может, она живет тут рядом, — предположил Сашка, который тоже заинтересовался грандиозной старухой.
— Ага, тогда бы она пешком пришла. А не на «Ламборгини» приехала.
— А с чего ты взяла, что она на «Ламборгини» приехала? — спросил Сашка. Одновременно прозвучал мой вопрос:
— А как она выглядит? — я имела в виду «Ламборгини».
Оба они повернулись ко мне и в унисон протянули:
— У-у-у!
— Ну, знаю я, знаю, что машина дорогая. Но от других ее не отличу.
Регина посмотрела на меня с нескрываемой жалостью.
— Эту отличишь, — заверила она меня.
Муж припомнил, как
