Семейное дело - Рекс Тодхантер Стаут
Люсиль сидела в кресле по другую сторону от лампы. Когда я проверил последнюю книгу и поставил ее обратно на полку, то повернулся к девушке и сказал:
– Полагаю, вы правы: если он что-то и прятал, то здесь, в этой комнате. Вы, случайно, не вспомнили ничего из сказанного им?
– Нет.
– А попытались хотя бы?
– Я сразу вам сказала, что это бесполезно, потому что он ничего мне не говорил.
Ее голос был, пожалуй, излишне гнусавым. Я окинул Люсиль взглядом. Ноги, прикрытые платьем немного выше колен, попросту отменные. Экая жалость! Ладно, попробуем иначе.
– Знаете, мисс Дюко, я старался быть вежливым и проявлять сострадание. Вправду старался. Но мне крайне интересно, почему вам совершенно плевать, кто убил вашего отца. Это как-то… неестественно, если угодно.
– Понимаю, – кивнула она. – Вы ждали, что я начну рыдать, кричать, строить из себя Медею. Брр! Я была хорошей дочерью своему отцу – достаточно хорошей, во всяком случае. Разумеется, я хочу знать, кто его убил, но сдается мне, что вы ничего не добьетесь вашими методами, всеми этими поисками человека, который дал ему денег за клочок бумаги. А если и добьетесь, то вовсе не потому, что донимали меня просьбами вспомнить то, чего никогда не было.
– Ваши предложения? Как бы вы вели расследование?
– Не знаю. Я же не великий сыщик, не Ниро Вулф. По вашим словам, отец погиб от бомбы, подложенной ему в карман. Кто подложил эту бомбу? Я бы попробовала разузнать, где он был вчера и с кем встречался. Перво-наперво.
Я дернул подбородком:
– Не спорю. А вам на пятки наступали бы несколько десятков копов из отдела убийств, занятых тем же самым. Если преступника можно отыскать вот так, они его найдут без какой-либо помощи Ниро Вулфа. Вчера ваш отец, в частности, встречался с вами. Я не задавал вопросов о ваших с ним отношениях и не собираюсь задавать, пусть копы спрашивают. Они опросят всех в вашем окружении. Вы, говорите, провели в офисе окружного прокурора пять часов, то есть успели понять, как там действуют. Им все известно о людях, убивающих собственных родителей. Также они должны были спросить, мог ли кто-то желать смерти вашему отцу. Что вы им ответили?
– Что таких людей не знаю.
– Но кто-то ведь хотел его убить – и убил.
Она криво усмехнулась. Люсиль мне не нравилась, признаю, но я ничуть не преувеличиваю: она именно усмехнулась и именно криво.
– Я так и знала, что вы это скажете. Копы тоже так сказали. Это очевидно и тупо до отвращения! Почему вы не допускаете, что его пальто могли принять за чужое?
– По-вашему, все случилось по ошибке?
– Я этого не говорила, но такой вариант не исключен.
– Ваш дед не рассказывал вам, что узнал от Ниро Вулфа о словах вашего отца, сказанных мне?
– Нет. Он ничего мне не говорит. Считает женщин безмозглыми. Вы вряд ли сильно от него отличаетесь.
Мне очень хотелось ответить, что я нахожу некоторых женщин, включая присутствующих, слегка трусливыми – они попросту боятся шевелить мозгами, – но сдержался.
– Ваш отец сказал мне, что некий мужчина хочет его убить. Полагаю, об ошибке рассуждать бессмысленно. Вы в преступлении, думаю, не замешаны, вы же не мужчина. Потому начнем сначала. По всей видимости, ваш отец не разделял взглядов вашего деда на женщин. Мистеру Вулфу ваш дед поведал, что отец частенько просил вашего совета. Вот почему я считаю, что он мог сообщить вам нечто важное о человеке, который дал ему сто долларов за клочок бумаги.
– Он никогда не просил у меня совета. Лишь хотел услышать, что я скажу.
Все, хватит! Меня так и подмывало спросить, в чем, по ее мнению, разница между просьбой о совете и желанием выслушать твою точку зрения. Интересно, как она обоснует. Однако к одиннадцати или чуть позже в наш с Вулфом кабинет должны пожаловать гости, и мне приходилось поторапливаться. Короче, я отказался от попыток растормошить Люсиль и быстренько завершил осмотр комнаты, отчетливо понимая, что Пьер не стал бы выламывать половицу или прицеплять что-либо к тыльной стороне картины. Люсиль приятно удивила меня напоследок своими манерами: вышла со мной в прихожую, открыла мне дверь и пожелала спокойной ночи. Судя по всему, старый мистер Дюко и служанка в белом переднике уже легли спать.
В десять минут двенадцатого я поднялся на крыльцо нашего старого особняка из бурого песчаника, обнаружил, что дверь не закрыта на цепочку и помощь мне не нужна, после чего прошел в кабинет. Вулфу следовало в это время либо погрузиться в книгу, либо разгадывать кроссворд, однако он меня удивил. В одном из ящиков своего письменного стола я держу карты всех пяти боро Нью-Йорка, и сейчас Вулф их достал и расстелил на своем столе, прямо поверх кучи хлама, карту Манхэттена. На моей памяти он впервые удостоил эту карту хоть сколько-нибудь пристального взгляда. Несложно заподозрить, будто я знал, что конкретно он разыскивает, но подозрение оказалось бы ошибочным: я давным-давно выяснил, что гадать, о чем размышляет гений, – пустая трата времени. Если он набрел на что-то конкретное, в чем лично я сомневаюсь, рано или поздно сам скажет. Я развернул кресло и уселся лицом к Вулфу, а он между тем начал складывать карту ловкими и уверенными, как обычно, движениями. Еще бы, с такой-то постоянной практикой в оранжерее, где он пропадает с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести днем! Кстати, сегодня он вообще в оранжерее не был…
Сложив карту, Вулф произнес:
– Я замерял расстояния – ресторан, дом Пьера и наш дом. Он прибыл сюда без десяти час. Где он был раньше? Где побывало его пальто?
– Придется мне, похоже, извиняться перед его дочерью, – заметил я. – Я уверял ее, что для таких расследований ваша помощь не понадобится. Что, настолько все плохо?
– Нет. Как тебе известно, я предпочитаю воздерживаться от чтения, зная, что меня могут прервать. Что она тебе сказала?
– Ничего полезного. Возможно, ей вообще нечего сказать, но я в это не верю. Она просидела со мной целый час, приглядывая, как я роюсь в вещах Пьера. Видно, следила, чтобы я не позаимствовал пару носков. Думаю, она – это аномалия. Или…
– Невозможно. Человек
