Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг
Снова судит Карклинь. Он снискал славу проницательного и справедливого судьи, для которого не существует никаких предубеждений, никаких заранее принятых решений, который с одинаковым вниманием слушает доводы «за» и «против».
На скамьях защиты — лучшие адвокаты Москвы. Крыленко рад иметь в процессе таких противников.
— …Гражданин Каламатиано, — спросил судья, — вы понимаете, в чем вас обвиняют?
Тяжело поднялся мужчина, сидевший у самого барьера. Комично торчали на его голове непропорционально широкие уши, массивный нос и лихие фельдфебельские усы. Асов шпионажа не было в зале (Локкарта пришлось обменять на незаконно задержанного в Лондоне Максима Литвинова), поэтому Каламатиано стал в этом процессе «подсудимым номер один».
— Понимаю, — ответил он.
— Признаете ли вы себя виновным?
Он обрезал решительно:
— Нет!
— Нет! — послушно повторили вслед за ним все подсудимые.
Они знали, что улики налицо, что заговор полностью раскрыт. И все же твердили: нет!
— Подсудимый Каламатиано, — начал допрос Крыленко, — в секретных донесениях, которые были изъяты у других подсудимых, содержатся сведения военного характера. Эти сведения они собирали для вас?
— Да.
— По вашему заданию?
— Да.
— За деньги?
— Да.
— И вот это, — он показал на папку с аккуратно подклеенными бумажками, найденными в трости Каламатиано, — их собственноручные расписки в получении денег?
— Да.
— За что же вы платили деньги и для какой цели собирали эти сведения, если шпионский характер своей деятельности вы отрицаете?
— Для блага Америки и России, — многозначительно ответил Каламатиано.
— Все зависит от того, что вы подразумеваете под этим, — заметил Крыленко. — Наши взгляды на благо России могут разойтись.
Каламатиано горячо возразил:
— В данном случае они совпадают. Советская Россия заинтересована в торговле е Западом. Американские бизнесмены охотно пойдут ей навстречу. Пусть политики спорят, а коммерция всегда коммерция. Зачем терять такой огромный рынок сейчас, когда Россия разорена войной?!
— Логично, — согласился Крыленко. — Разумно и логично. Но какое это имеет отношение к сбору сведений о дислокации военных частей?
Каламатиано издал какой-то странный звук.
— Самое прямое, гражданин обвинитель. Ни один бизнесмен не станет вкладывать деньги в неизвестность. Прежде чем торговать, надо знать все о своем партнере. Ну хотя бы о том, сколь прочно его положение. Представьте себе: американская фирма сегодня продает вам товар, завтра вас, извините, сдали в архив, а кто будет платить?
— Почему же в таком случае вы зашифровывали своих агентов? Почему на квартире одного из ваших сообщников нашли взрывчатку и капсюли к динамитным шашкам? Как, наконец, согласуется с вашей благородной коммерческой деятельностью план взрыва железнодорожного моста?
…Для дачи показаний вызвали подсудимого Голицына — бывшего подполковника генерального штаба.
— Вам понятно, — спросил Крыленко, — какую работу вы выполняли для Каламатиано?
— Конечно! — Это был истинный штабист, он отвечал коротко и ясно: — Сбор коммерческой информации.
— Подсудимый, вы военный?
— Так точно.
— И вы всерьез утверждаете, что переданные вами сведения о формировании красноармейских батальонов в Туле и о продвижении войск представляют собой коммерческую информацию?
Голицын изобразил на лице полнейшее недоумение:
— Но ведь сведения такого рода можно узнать из газет…
Этот человек явно не отличался находчивостью. Здравым смыслом тоже…
— Для чего же тогда вы нужны были гражданину Каламатиано? И с какой стати вам платили такие деньги, если сообщаемые вами сведения можно было бесплатно вычитать в газетах?
Настал черед другого агента Каламатиано — студента Петроградского университета Хвалынского. Для сбора шпионских сведений он ездил в Воронеж и Смоленск, имея в кармане фиктивное удостоверение с печатью вице-консула Соединенных Штатов.
— Вы тоже, конечно, разъезжали с коммерческой целью? — без малейшей насмешки спросил Крыленко.
— Да-да… — чуть слышно пролепетал он.
— Вы — образованный человек, неужто вам никогда не приходила в голову мысль, что экономическая информация во время войны есть оборонная информация?
— Нет, — простодушно ответил Хвалынский. — Я не усматривал в этом никакой тайны.
— Если в этом нет никакой тайны, почему же вы подписывали донесения не своим именем, а шифром?
Отвечать было, в сущности, нечего, но Хвалынский все же ответил:
— Так было удобнее…
— Кому?! — немедленно парировал Крыленко.
…Казалось бы, наглая и смешная тактика прижатых к стенке врагов уже наглядно и окончательно разоблачена… Но вызывался на трибуну еще один подсудимый, еще один и еще — все они, словно сговорившись, повторяли разбитые доводы своих предшественников. На что они надеялись? Чего ждали?
— Слово для обвинения имеет товарищ Крыленко.
Он собрал листочки — наброски речи, выписки из томов судебного дела и взошел на трибуну… Подождал, пока затихнет зал… И начал речь…
Доказать вину заговорщиков на этот раз было нетрудно. Слишком наглядны оказались улики. Попытка опровергнуть неопровержимое еще больше усугубила их вину.
Не для суда говорил Крыленко — для тех, кто в зале и далеко за его пределами следил за перипетиями этой схватки. Для тех, кто лелеял еще мысль о том, что революцию можно все-таки одолеть, если и не в открытом бою, то на невидимом фронте.
…Защита, опытная и талантливая, попыталась ослабить впечатление от этой речи — от той железной цепи улик, которая была развернута обвинителем. И все-таки опровергнуть обвинение она не смогла, поэтому и прибегла к иной тактике. «Не помешает ли суровый приговор по делу Каламатиано торговым связям Советской России с Западом?» — спрашивал адвокат Муравьев. «Разве сбором информации военного характера не занимается любая дипломатическая миссия?» — удивлялся адвокат Тагер. «В состоянии ли каждый человек, тем более
