Надежда Зорина - Оборванные струны
Я никогда не красила волосы, даже не знала, что это можно сделать в домашних условиях, но справилась на удивление легко. В этом же шкафчике обнаружилась специальная щетка, очень удобная, с длинной ручкой и в меру упругими ворсинками.
Еле вытерпела, пока высохнут волосы, — в инструкции было написано, что феном сушить нельзя. Цвет еще не проявился окончательно — нечто мокро-темное, — я не могла дождаться! Чтобы унять нетерпение, пошла на кухню, сварила кофе. Я так волновалась! Руки дрожали, когда наливала в чашку кофе. Когда вытягивала сигарету из пачки — только чтобы успокоиться, — руки уже тряслись. Села, закинула ногу на ногу — потому что это самая удобная поза, — прикурила, сделала глоток из чашки, вдохнула дым — голова чуть-чуть закружилась. Приятное головокружение, и дрожь прошла. Подсыхающая рыжеющая прядь свисала на глаза, но я больше не волновалась. Докурив, потрогала волосы — готово, пора.
Она улыбалась, как на всех почти фотографиях, глядя на меня из зеркала. Тушь потекла (макияж я так и не успела смыть), но, кажется, ее это совсем не беспокоило. Самоуверенная, раскованная и свободная. Я очарована ею, я в нее влюблена. Я больше не боюсь быть этой женщиной. Я буду о ней заботиться, лелеять и холить.
Умылась, нанесла заново макияж, надела бирюзовое платье, подстригла челку — получилось не очень ровно, но ничего, завтра схожу в парикмахерскую.
Я никогда не была ни самоуверенной, ни раскованной, ни свободной. А может, была, но не знала: все эти бесценные качества пребывали взаперти, в темнице моей бледной натуры. Пора их выпустить на волю.
Преображенная, новая, яркая, я отправилась смотреть «Эпилог», учебное пособие, любимый фильм, и убийство меня больше не пугало. Рыжая ведьма, нет, очаровательная рыжеволосая женщина одержала победу. Что ж, я этому рада. Остается «получить ключи» от ее дома и войти в ее жизнь.
Я давно догадалась, где искать «ключи» — внутри фильма. Все эти «лишние», неуместные на пикнике предметы, которые вначале меня пугали: пепельница, конверт, торчащий из журнала, сам журнал — и есть ключи. Нужно было только пристальней к ним присмотреться. Я поняла это еще неделю назад, но ведь тогда я упорно сопротивлялась и потому сделала вид, что не понимаю. А теперь, когда капитулировала окончательно, изучила каждый предмет. На пепельнице обнаружилось слово «Арина», — вероятно, название бара или ресторана, который посещала Ксения-актриса. На конверте — адрес, чей, пока неизвестно. С журналом тоже еще не до конца разобралась, хоть и внимательно, не пропуская ни единого слова, перечитала, изучила каждую фотографию. Ладно, разберусь позже. Мне не терпелось поскорее начать действовать практически: выйти из дому в новом облике, посетить те места, которые посещала она, попробовать «ее» еду, «ее» напитки, ощутить себя ею физи чески.
Во вторник утром, 4 июня, началась моя настоящая новая жизнь. Я вышла на улицу после недельного заточения. Было еще довольно прохладно, и я сразу замерзла в своем бирюзовом платье. Что же делать: взять такси или зайти в бутик и купить какой-нибудь легкий плащ? Я не знаю, что носят с такими платьями. Куртку или кофту ведь не наденешь? Вон как раз магазин «Белая леди». Наверняка в нем есть то, что мне нужно, да только… Как называются все эти вещи, как они выглядят? Я призвала свою память, пытаясь выудить кинематографический образ: во что были одеты все эти дамы? Но ничего не вышло: память подбрасывала не те образы, не в тот сезон, не в том климате или не в ту эпоху. Соответственно и наряды были совсем не те. Как бы поступила она на моем месте?
Она… Она-то знала, как одеваться. Вкус у нее превосходный. А если бы не знала? Ну, тогда… Во всяком случае, не стала бы морочить себе голову подобной чепухой, а просто вошла бы в магазин и выбрала то, что ей нравится. И уж точно бы не ошиблась. Самоуверенная и свободная…
Следуя ее примеру, я решительно толкнула дверь магазина — зазвенели колокольчики где-то надо мной, в глаза ударил ослепительный свет — испугалась, зажмурилась, втянула голову в плечи, малодушно хотела сбежать… Но взяла себя в руки и осталась. Пол ужасно блестел и казался скользким, как только что отполированный каток, если сделаю шаг — сломаю себе шею. Голова закружилась — и зеркала вокруг закружились. Но отступать было стыдно. Тем более что она-то, моя рыжеволосая Ксения, уже болтает с девушкой-продавцом, вон там, справа, в отделе пиджаков — я вижу их в зеркале.
— Вам помочь? — Девушка улыбается, не замечая моего замешательства, не пугаясь моих диких глаз.
Рыжая Ксения примеряет белоснежный пиджак. Да ведь я и сама теперь рыжая. Тряхнула челкой. Приоденусь и пойду в парикмахерскую. Не знаю, как называется ее прическа, но попытаюсь объяснить.
— Нет, спасибо, справлюсь сама. — Улыбаюсь в ответ продавщице и направляюсь к пиджакам.
Пол вовсе не скользкий, зеркала успокоились, яркое электричество не слепит, а выставляет людей и вещи в выгодном свете. Этот пиджак сидит на мне идеально. Прекрасно сочетается с бирюзовым платьем. Из-за плеча моего отражения выглядывает продавец, а я думала, что она осталась где-то там, у входа в магазин. Девушка опять улыбается, чуть не подмигивает, угодливо кивает:
— Вам очень идет.
— Да, вижу. — Я уже совершенно освоилась, легко и свободно могу с ней разговаривать, даже, если нужно, просто поболтать ни о чем. Вообще-то я всегда побаивалась таких магазинов.
— Знаете, у меня есть для вас чудесный шейный платочек. Он просто идеально сочетается с платьем и пиджаком. — Девушка кивнула на небольшую витрину в углу. — Вот взгляните. — Легким движением, словно фокусник, она вытянула за кончик платок: на белом фоне сиреневые и бирюзовые — совершенно того же оттенка, что мое платье, — узоры.
Моей раскованной Ксении платок не понравился. У меня он тоже тут же вызвал протест.
— Нет, нет, — поспешно отказалась я и задумчиво осмотрела свое отражение. — Мне нужны туфли.
— Это в другом зале. Я вас провожу.
Она передала меня с рук на руки другой девушке и только тогда, убедившись, что я не сбегу, вернулась к своим пиджакам.
Я выбрала белые лодочки на высоком тонком каблуке, расплатилась (меня не смутила огромная сумма, наоборот, развеселило, что на эти деньги раньше могла бы прожить целый месяц) и наконец покинула магазин. Старые туфли, заботливо упакованные в коробку и фирменный пакет, выбросила в урну возле ступенек. Мне понравилось быть расточительной.
Мне так нравилось быть расточительной, что я зашла в самую модную парикмахерскую, какую только знала (по слухам, конечно, только по слухам, раньше и на крыльцо подняться бы не посмела). Здесь тоже был сверкающий пол и много зеркал, и колокольчик зазвенел на входе, но, кажется, я окончательно освоилась в новой роли и ничуть не испугалась. Толково объяснила, что мне нужно, вольготно расположилась в кресле. Мои рыжие пряди падали вниз, как листья каштана осенью, и так красиво смотрелись на белом блестящем полу. Мне стало весело, ужасно весело. С каждым часом сегодняшнего, нового, дня мне становилось все веселее. И тут я отмочила такую штуку — заговорила с парикмахером по-французски. Удивительное дело: шутку она поддержала! Улыбнувшись мне в зеркале, нежно провела расческой по волосам и ответила на чистейшем французском. Мы поболтали с ней немного о моде на стрижки, обсудили весь персонал и клиентов, а над дамой справа откровенно посмеялись. Наша хулиганская безнаказанность обеих приводила в восторг. Мы так расшалились, что под конец грубо обругали (по-французски, конечно) директора этого заведения — из чистого хулиганства, потому как претензий ни у нее, ни у меня к нему не было никаких. Стрижкой я осталась очень довольна.
Из парикмахерской я вышла стопроцентной Ксенией Зиминой, той Ксенией Зиминой. И не только из-за прически. Я стала другой внутренне. Раскованная, свободная, уверенная в себе, красивая женщина, не подчиняющаяся никаким житейским законам. Остановила такси и поехала в бар «Арина».
* * *Дверь бара открылась бесшумно, не возвестив о моем приходе звоном колокольчиков. Вниз вели три деревянные, под дуб (а может, действительно дубовые?) ступеньки. Пол тоже оказался деревянным, и никакого зеркального головокружения. Впрочем, зеркал я и не ожидала. Скорее, представляла некое задымленное, полутемное помещение с грохочущей музыкой. Стыдно признаться, но, дожив до двадцати восьми лет, ни в одном баре я не была. Представления мои о подобных заведениях ограничивались сценами из зарубежных фильмов.
Все оказалось совсем не так, за исключением полумрака. Воздух был удивительно свежим и чистым, мягко звучал голос Адамо. Запах кофе обволакивал, кофе и еще чего-то сладкого, забытого в детстве. Это напоминало кафе «Конек-горбунок» при зоопарке, а я-то приготовилась к чему-то чуть ли не экстремальному. Я и в бар пошла именно для того, чтобы в полной мере выразиться, в полной мере ощутить и прочувствовать ту, которой теперь стала. Неужели я в ней ошиблась? Крупными мягкими хлопьями тихо падали слова из динамика — тоже из детства.
