Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
— В Кострому…
— Я был в там. Древний город, интересный… Между прочим… — Теперь это снова был офицер полиции. — Именно в Костроме был убит напарник Панадиса. Они оба приезжали туда по своим делам. Правда, это может быть и простым совпадением…
Генерал покопался в бумагах на столе.
— У меня есть список городов, в которых проживают люди после частных трансплантаций почек. В нем есть и Кострома. Вот адрес…
Израильский эмиссар и впрямь интересовался в Москве не только архитектурой и театрами.
— Записывайте: Натан Гольдштейн. И его мать — Вера Злотник.
— А, если они меня спросят, откуда я получил адрес?
— Сошлитесь на их бывших соотечественников. Сегодня в Израиле почти миллион выходцев из стран СНГ. И у каждого остались здесь родственники и друзья… У вас еще вопросы?
— Господин генерал! Эта пара — Виктор и Анастасия — подозревают, что я — полицейский?
Генерал качнул головой, и на Алекса снова глянули как бы два человека. Но теперь он уже не обратил на это внимание.
— А что вы думаете по этому поводу?
— Не знаю.
Генерал пожал плечами.
Старший опер Регионального Управления по организованной преступности Ловягин получил указание руководства полностью проинформировать Чернышева о всех материалах об убийстве китайского студента-медика.
Перпективы по делу не предвиделось.
Ловягин так и не понял, огорчаться ему или радоваться: обошли ли его снова, отстранив от участия в громком деле или спасли — и теперь, вместо него, голову начальству, подставит другой.
— Получай, Чернышев… — Речь шла о подробной обзорной справке и плане оперативно-розыскных мероприятий. — Пиши: «Копию получил»…
Гладко выбритый, невысокий, с выдавшейся вперед нижней челюстью и водянистым взглядом он откровенно следил за реакцией коллеги. Чернышев был, похоже, явно удручен оказан ным ему доверием. И майор, заметив, сразу повеселел:
— Забирай, капитан. Расписывайся. Все…
Ему нравилась собственная крутость. С ней легче жилось, да и не напрягали лишний раз.
— Бутылка с тебя.
— Я тебе три поставлю, — хмуро бросил Чернышов. — Только оставь себе.
Согласились обсудить все ближайшего 21-го числа, в традиционный «День чекиста» — а, попросту, в день получки. С тем Чернышов и вернулся на Хорошевку, в офис частной туристической фирмы «Полина-Турс», где им была выделена небольшая комнатка с сейфом и компьютером.
Анастасия ждала его.
— Звонил этот грек… Панадис. Он готов встретиться. Я сказала, что должна поговорить с братом…
— Похвальная послушность.
Настя подыграла ему:
— Девушка совсем растаяла от комплиментов…
— Давай, назначай на вечер, — сказал Виктор.
Настя набрала номер, в голосе ее теперь преобладали бархатные тона:
— Господин Панадис?..
Она сразу ощутила, что ее звонок приятен ему.
Руководство Управления не зря остановило на ней свой выбор: кандидаток, слава Б-гу, хватало.
— Хэллоу!..
— Это я, Настя. Вы все еще готовы со мной встретиться? — В ее голосе звуал оттенок игривости.
— Еще бы, Настенька!
Она услышала явственный всплеск воды. Панадис, повидимому, разговаривал с нею, лежа ванне.
Голос его расплывался, а потом и растаял вовсе. Анастасия представила его тоненькие — стрелочкой усики и липкий сироп улыбки.
— Но у вас, должно быть, совсем нет времени…
— Для вас? Вы шутите…
Неслышно усмехнувшись, она подмигнула Чернышову:
— Сейчас мы проверим…
Уж она-то прокачает этого бабника, будьте спокойны! Он сделает для нее все что в его силах!
— Как у вас со временем сегодня?
— Мечтаю о встрече.
— Когда?
Еще один всплеск воды в ванной и энергичное:
— Хотя бы через час. Вы сможете приехать ко мне в отель?
На свидание с импрессарио они отправились вдвоем: нового израильского партнера с собой не взяли.
Чернышов предоставил себе и Анастасии полную свободу действий. Единственное ограничение: бакинский посредник не должен был ни ухом, ни рылом не ведать, с кем имеет дело.
Панадис остановился в отеле «Москва», на шестом этаже. Обоих пропустили по служебным удостоверениям.
— Открыто…
Слегка подтолкнув вперед себя Анастасию, Виктор вошел в номер. Здесь пахло лосьонами и чуть увядшим цветами.
— Настенька! — Панадис стоял в кокетливой позе посреди большой уютной гостиной. Желтые глаза его отражали яркий электрический свет. Лицо лоснилось от бритья и втираний. — Входите — входите! Господи, да вы прямо молодая богиня…
Он почти неосязаемым движением руки коснулся ее плеча и пропустил в вперед. Чернышев прошел вслед и сразу сел в пред ложенное ему кресло у стола.
Анастасия постояла, разглядывая номер, но, главным образом, подставляя себя взгляду Панадиса.
Чернышев готовился к нелегкому разговору.
На своем веку он повидал немало таких людей, как Панадис, и представлял себе, с кем имеет дело. Они обычно довольно быстро и верно угадывали характер собеседника. В основном, — его слабости…
Но сейчас Панадис был в трудноме положении: пожаловавший к нему в номер новый русский мог быть одновременно и выскочкой-бизнесменом, и рэкетиром, и даже из этих… бывших гебешников.
От Чернышева не укрылось то, что Панадис старается незаметно наблюдать за ним. Расплывшееся в обворожительной улыбке, обращенной к Анастасии, лицо было лишь маской.
Он освободил место для легкого угощения.
Тонкие щеголеватые усики его лищь подчеркивали жестковатый абрис рта, глаза прищурились, а холеные руки хлопотали, передвигая на низеньком столике то пепельницу, то цветы.
— Чувствуйте себя, как дома, друзья! Как дома!..
Голос его журчал, как теплая водичка, слегка позванивающая о фаянсовый борт раковины.
Анастасия, улыбаясь, все еще оглядывала номер.
— Вы неплохо устроились, — кинула она взор в окно, где в призрачной предвечерней дымке тонула Москва. — У вас неплохой вкус…
Панадис наградил ее благодарным смешком.
Чернышев взглянул на часы.
— Ладно, к делу! — мрачновато начал он.
Он еще плотнее устроился в кресле. Буквально, оккупировал его. Говорил резковато, но по-деловому. Как человек, который не привык тратить время на пустую болтовню.
— Нельзя ли быть поточнее? В частности, в какой мере мы с сестрой можем рассчитывать на профессора Бреннера?
Все было обозначено четко и недвусмысленно.
— У меня очень хороший и выдержанный коньяк, друзья! Армянский! Пять звездочек! Советую не пренебрегать, — Панадис попытался разрядить слегка наэлектризованную Чернышевым атмосферу. — Простите, — ваше имя-отчество?
Виктор на эту удочку не поддался. Ждал ответ на свой вопрос.
Панадис вряд ли догадывался: в той среде, где Виктор вырос, словами ловко умел жонглировать с детства, наверное, каждый второй. Здесь же он предпочел выглядеть «отмороженным».
— Простите, — ваше имя и отчество? — еще раз самим своим тоном рискнул на интимность Панадис.
От него вело дружелюбием и интеллигентностью.
«Дали бы мне тебя допросить потом…» — Подумал Чернышев. Брови его дрогнули.
— Зовите меня просто Виктором.
Вышло у него это довольно угрюмо.
— Очень приятно, Виктор… Я — доктор Панадис, хотя мы с вами уже знакомились…
Чернышев кивнул.
— Итак, вы спрашивали меня…
Панадис, буквально, лучился уютом и благожелательностью. Но Чернышев подчеркнуто отверг сантименты.
— Сколько мы вам в результате будем должны? — спросил он сухо и решительно.
Он играл роль старшего брата: из тех, кому приходится за все платить самому и кто не собирался дать себя одурачить.
Панадис явно старался выиграть время.
— Я не вполне понимаю…
— Во сколько обойдется операция? — Слова Виктора прозвучали еще резче.
— Дорогой Виктор, — голос у Панадиса был мягок и нетороплив, — сумма, конечно, может отпугнуть…
— Это от чего же? — без всяких церемоний перебил Виктор. Он держался в образе. — Вы продаете — мы покупаем. Вы же не приходите в магазин, если у вас нет денег?! В особенности, в дорогой…
— Уверяю вас, — устремил на него взгляд своих внимательных глаз Панадис, — вовсе не в такой дорогой…
— Ну уж нет… — помахал перед своей физиономией указательным пальцем Виктор, — в дешевый мы бы не пошли! В дешевом пусть другие покупают. В особенности, — почки.
Последние слова он произнес так, словно собирался схватить Панадиса за шиворот перед тем как нанести скуловоротный удар.
Панадис энергично запротестовал.
— Вы меня не поняли. Я хочу сказать, что у нас вы получите высочайший профессионализм и скромную цену. Мы воспринимаем свою деятельность, прежде всего, как миссию. Благородную и гуманную…
