Светлана Гончаренко - Частная коллекция ошибок
Артем сказал:
— Фигня какая-то! Не знаю, из-за чего? Сперва все шло как по маслу — машинка сработала. Дым валил как сумасшедший! Я с тополя на крышу, надел бахилы, разбил стекло, все взял. И тем же путем назад.
— А что не так?
— Да менты мигом зашевелились. Сигнализация сработала раньше, чем надо, что ли? Вроде не должна была… Не знаю даже, откуда столько ментов набежало. Оцепили бульвар и никого не выпускали. Правда, дождь шел, народу почти не было — так, им парочка одна попалась, двое с собаками да какой-то идиот, который пробежку делал. А машины останавливали и собирали на стоянке за драмтеатром.
— Где был ты?
Артем криво усмехнулся:
— Что мне делать оставалось, котенок, с моей поклажей? Нырнул в кусты над обрывом.
— На Семашко?
— Ну да. Там тьма-тьмущая, мусор, все бомжами загажено. Вот в дерьмо где-то наступил… В общем, под одним кустом свои снасти сбросил, а под другим то, что взял.
Варя потянулась к сумке, которую принес Артем. Он замахал руками:
— Погоди, потом! Сумка непромокаемая, там все в порядке. Слушай! Я сумку в кустах на Семашко спрятал, вылез и налегке по бульвару пошел.
— Зачем? Сидел бы в кустах.
— Вдруг стали бы шарить и на обрыве? А тут вот он я с добычей и инструментами. Нет, я пошел налегке по бульвару, вернее, двинул трусцой. Эту идею мне кретин подсказал, что на пробежку вышел. В такую-то погоду! Ну, я тоже побежал. А что? Одет я подходяще.
На Артеме был спортивный костюм, неприметная куртка, черная бейсбольная шапочка. Настоящий спортсмен-любитель, только глаза усталые, злые.
— И что дальше? — спросила Варя.
— Бегу. Менты останавливают. Я, не будь дурак, Юркой Скурлатовым назвался, адрес придумал, вернее, переделал из Юркиного — он ведь там неподалеку живет. Правда, номер его квартиры забыл, что-то наврал. Спрашивают документы. Я говорю: «Какие документы? Больной я, что ли, на пробежку документы брать?» Они говорят: «Если бегун, что в кустах делал?» Я говорю: «Вы уж извините, отлить надо было. Не посреди же бульвара в центре города нужду справлять». Вроде согласились, что-то записали, отпустили.
Варя нахмурилась:
— Это плохо. Тебя могли запомнить!
— Сам понимаю, но другого выхода не было. Бежал я вполне убедительно, бодрячком, руки пустые — менты у нас тупые, поверили. Зато потом я полночи под дождем слонялся, ждал, когда оцепление снимут. Зайти погреться некуда — подъезды все с домофонами, жильцы спят. Можно было в круглосуточный супермаркет сунуться, но там кругом камеры. На видео светиться мне ни к чему.
— А позвонить трудно было? Я тут извелась вся.
— Пока дело не сделано, лучше не трепаться. Мало ли что! Может, менты весь район прослушивали?
Варя засмеялась:
— Ну и фантазия у тебя! Разве так бывает?
— А то! Через телефонные компании… Ночью звонков мало, так что нужный словить ничего не стоит. Дело-то на миллион! Вот я и ходил по Семашко кругами, мокрый, как цуцик.
— Зашел бы сюда погреться. Впрочем, нет, ты правильно сделал: следил за местом, где спрятаны вещи. Погодка собачья, но вдруг влез бы кто-то туда? Те же бомжи.
Она снова сделала шаг к заветной сумке, и снова Артем ее остановил.
— Погоди! Ты ужас какая умная, ты все правильно понимаешь, — сказал он. — И знай, я все время честно торчал поблизости, никуда не отлучался. Темно, конечно, было, только зрение у меня единица, и клянусь, никто к обрыву не подходил. Оцепление сняли только полчаса назад. Я чуть выждал, рванул в кусты и пополз за вещами. Рюкзак свой сразу нашел, потом эту сумку… Тут-то и началась хрень.
Черные Варины глаза стали большими, как у куклы. Она вообще очень походила на куклу в этом своем розовом халатике. Но сейчас было видно, что кукла испугалась. Варя даже сказать ничего не смогла. Такого никогда еще с нею не бывало.
Артему пришлось закончить:
— Беру сумку, а она легкая. Совсем легкая. Но статуэтка-то весила будь здоров! Включаю фонарик, смотрю, а там только это.
Он открыл сумку и вытащил два небольших рулона старого рыжеватого холста. Варя взяла один, отодрала скотч, развернула — на изнанке были изображены коричневые деревья и какой-то непонятный дом. То, что нужно — Лев Каменев, «Старая мельница». Другой рулон содержал портрет дамы с гитарой и с большими ногами.
— Это все? — спросила Варя обиженно. — А картины скатал почему неправильно? Я же говорила, надо краской наружу, чтоб не трескалось. Эх ты! Врешь, наверное, что потерял остальное?
Артем кинулся к ней:
— Клянусь, котенок, я взял все, что ты сказала, — и маленькие картинки в рамках, и статуэтку. Даже коробочку одну со стола прихватил, вроде как бонус тебе. Очень уж красивая была, синенькая такая, с камушками.
— Куда же все подевалось?
— Не знаю! Чертовщина какая-то. Никого рядом не было. Ни-ко-го.
— Но кто-то взял наши вещи. Кто? Невидимка? И почему взял не все? Почему оставил эти две картины?
— Котенок, я там в кустах все вдоль и поперек этими вот руками обшарил! Еще раз в то же дерьмо влез — до сих пор от вони отвязаться не могу. И ничего! Как сквозь землю… Только не надо плакать!
Но Варя ничего не могла с собой сделать. Слезы полились сами — горячие, почти несоленые, зато нескончаемые. Она и не подозревала, что умеет так плакать. Всегда, когда было плохо, она только молчала и сжимала губы — даже когда была совсем маленькой. Но не сейчас, после длинной бессонной ночи, после пытки надеждами и абсолютно беспроигрышными планами.
— Котенок, котенок, — бормотал Артем и сам был готов разрыдаться.
Он прижал ее к себе и не отпускал. Он размазывал губами и глотал ее теплые слезы, и сама она, горячая, нежная, несчастная, полуголая, обвивалась вокруг него, толкалась, прятала лицо в сырую кожу его куртки, царапала и сжимала эту кожу своими тонкими пальчиками, так что в конце концов неуместное, ослепляющее желание сразило их обоих. Целуясь в кровь, натыкаясь на мебель, они ползком добрались до спальни (впрочем, это была единственная их комната). Они впились друг в друга так, будто завтра уже умирать, будто никогда ничего больше не будет.
Варя встала, когда начало светать. Она долго стояла под душем, потом заплела косу и вернулась в комнату. Артем спал. Пока Вари не было, он раскинулся на всю тахту по диагонали. Черный дракончик весело змеился у него на бедре.
Варя криво улыбнулась: Артем в первый раз никуда не ушел ночью. Он теперь весь с ней. Значит, надо действовать!
Ждать Варя не любила и растолкала Артема бесцеремонно.
— Делать нечего, — сказала она, глядя в его сонные беспечные глаза. — Будем сбывать то, что есть. За две картины можно выручить тысяч двести. Это какие-никакие деньги. Потом видно будет! Сделаем, как и собирались: улетим дневным рейсом, пойдем в Москве к этому Геворкову и так далее.
Артем потянулся к Варе:
— Котенок! Иди ко мне!
— Потом, — отмахнулась она. — Ты даже представить не можешь, как хорошо нам будет потом.
— Ладно. Но готовься: когда все кончится, я до смерти тебя затрахаю, — весело пообещал Артем.
Он тоже стал спокойным и деловитым. Умылся, выпил апельсинового сока из пакета и заел его черствой баранкой (потолок Вариных кулинарных возможностей). Затем он оделся в куртку, еще сырую после ночного дождя, и пошел к двери.
— Ты куда? — спросила Варя.
— Я скоро буду, — ответил он. — Надо же вещички собрать. Надеюсь, и денег прихвачу — нам нужны наличные на ближайшие дни. Так что жди.
Ждать! Это было как раз то, чего Варя терпеть не могла. Снова ждать! После кошмарной ночи, которую она провела, потушив свет и неотрывно глядя в окно! Когда качались внизу, во дворе, черные деревья, ветер сипло посвистывал, фонари отражались в мокром асфальте и дождевая вода прерывисто и криво текла по холодному стеклу…
3
Хотя Парвицкий подробно описал и саму скрипку Страдивари 1714 года, и футляр, в котором она покоилась (обычно в руках или у колена маэстро), Веронике до сих пор хотелось думать, что она видит скверный сон. Диким, неправдоподобным тут было все — и то, что скрипки Страдивари существуют на самом деле, и то, что одну из них украли в Нетске, и то, что рядом с нею, скромным следователем, сидит на диване великий человек.
Человек этот выглядел точно так же, как на громадных афишах, расклеенных по всему городу. Только оказался он нормальных размеров, среднего роста. От него пахло коньяком, и был он совершенно несчастен.
— Итак, последний раз вы держали в руках свою скрипку в ресторане «Адмирал», — сказала Вероника. — Но была ли скрипка с вами в машине по дороге сюда, вы не помните.
— Именно, — вздохнул Парвицкий.
Вероника продолжила, глядя в блокнот:
— Свидетели Галашин и Козлов также не могут определенно утверждать, что вы садились в автомобиль со скрипкой. Охрана посторонних с футляром не видела. Свидетельница Тюменцева уверена, что здесь, в картинной галерее, вы появились уже с пустыми руками. Я позвоню сейчас в Следственный комитет, вы поедете туда и напишете заявление. Будет назначен специалист, который займется вашим делом. Я передам ему собранные мною сведения.
