Ольга Завелевич - Бриллиантовый шепот
– Опять же комната… как оставить? Мигом ухватят, не вернешь потом, – привела она последний, но очень весомый аргумент.
Григорий облегченно вздохнул и согласился. Сам он старался особо не высовываться, ведь любая высокая должность связана с многочисленными проверками биографии, а этого Бельский боялся больше всего. Конечно, его проверяли не раз, но глубоко не копали. В поселке под Москвой подтвердили, что был такой врач – Павел Спиридонович Бельский, которого убили в 1918 году. И сын у него вроде был, но вот что с ним сталось, никто не знал. Старые жители поселка частично разъехались, многие умерли, новые не знали толком ничего. При желании можно было, конечно, докопаться, что настоящий Григорий Павлович Бельский погиб во время Первой мировой войны, но его двойник в начальство не лез, старался быть незаметным, врагов и завистников не наживать.
Эпическое повествование жены подошло к концу. Как и следовало ожидать, враг был разбит наголову.
– Я сегодня уезжаю, – буркнул Григорий, – может проводишь? – неожиданно для себя добавил он.
– Да ты что? Я ведь тебе еще вчера сказала, что у меня сегодня вечером партучеба. Как сознательная работница, я не могу пропускать…
Бельский снова отключился. «Уж лучше кухонно-коммунальный бред», – вяло подумал он.
Жена наконец ушла, чмокнув его в лоб и наказав напоследок неуклонно повышать боевое мастерство и давать отпор мировой буржуазии. Григорий вылез из кровати, оделся и побрел в ванную. Пустив воду, он тупо разглядывал оббитый кафель, ржавые краны, словно напрочь забыл, что люди делают в ванне. Снова он видел перед глазами общий вагон, слышал шум, ругань, видел себя, делающего шаг на платформу. Казалось бы, столько лет прошло, все должно забыться, что уж жалеть о неверном, в прямом смысле, шаге! Но боль не отпускала. Родных нет, семьи нормальной тоже, нелюбимая служба, а, главное, страх. Он жил с ним, как живут хронические больные. Тупая боль становиться привычной, сделать с ней ничего нельзя, вылечить невозможно, остается только смириться.
– Григорий Павлович! Ну сколько можно… Вы ведь не один в квартире! – жеманный голос вернул его в мир реальности.
– Ох, только не это!.. – простонал Бельский и громко произнес: – Сейчас, сейчас…
Он поспешно умылся и вышел в коридор, надеясь незаметно вернуться в комнату. Не тут-то было! Новая соседка Люська, очередная претендентка на его сердце, улыбаясь, поджидала его в углу коридора между корытом и детскими санками. Люська была полной противоположностью Нюре. На голове – модные кудельки, губки бантиком, удушающий запах духов. Числилась она в какой-то конторе, но работой себя явно не обременяла. Голова ее была забита кинематографом, основным занятием, которому она с упоением посвящала все время, – поиски мужа. Конечно, как и вся квартира, она была в курсе того, что Бельский уезжает на Дальний Восток один, и решила не упустить свой шанс.
– Уезжаете?
– Да, – буркнул Григорий, пытаясь протиснуться между Люськой и корытом.
– Один?
– Да…
– Как же так? Жену бросаете… А может, наоборот? Как можно такого красавца – мужчину одного отпускать?
Она кокетливо прищурилась и приняла, с ее точки зрения, неотразимую позу. Так героиня покоряла во вчерашнем фильме неприступного героя.
– Я бы за мужем – хоть на край света. Но сейчас нет такой любви. Люди стали такими земными, нет возвышенных чувств.
Продолжения Григорий не услышал. Ловким маневром – все-таки военный – он обошел препятствие и, отступив на заранее приготовленные позиции, занял оборону, то есть запер дверь и на стук не открывал. Люська, прекратив бесплодную осаду, ретировалась. Бельский перевел дух и начал собирать вещи. Поезд уходил вечером, времени оставалось очень много, но сидеть взаперти в комнате было невыносимо. «Съезжу, посмотрю на наш дом», – вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Бельский и сам не понял, почему ему внезапно так захотелось посмотреть на родной дом. Сентиментальностью Григорий не отличался. Прежде, бывая по делам службы в Москве, он никогда не испытывал такого желания и ни разу даже близко не подходил к дому, в котором прошли его детство и юность. И вдруг… Бельский взял чемодан, огляделся, проверяя не забыл ли что-нибудь, вышел из комнаты и запер дверь. Ни малейшего сожаления или грусти он не испытывал. Эта комната была одной из многих, которые он сменил за время службы, кочуя из гарнизона в гарнизон, нигде подолгу не задерживаясь и даже не пытаясь обустроить свой быт. Впрочем, одну попытку он сделал. Содрогнувшись при мысли, что Нюра может передумать и прийти его проводить, Григорий выскочил из дома, сел в трамвай, доехал до Никитских ворот, вышел и углубился в переулки.
Шум оживленной улицы почти не доносился сюда. Галдели мальчишки, плакал ребенок, двое мужиков на углу спорили, размахивая руками. Еще несколько минут и Бельский зашел в знакомый двор. Удивительное спокойствие охватило его. Как будто и не было десяти лет нелепой, изломанной жизни под чужим именем, в постоянном страхе. Колька Зотов вернулся домой! Вот сейчас он поднимется на второй этаж, повернет ручку звонка, горничная Глаша откроет дверь, и в коридор выскочит егоза Лиза, с лаем начнет скакать вокруг него Кока, не спеша выйдет отец, и даже мачеха, томно прижимая пальцы к вискам и морщась от шума, улыбнется ему.
– Буржуй недорезанный! Да я таких как ты в девятнадцатом году пачками!..
– Я кровь проливал… Ах ты контра…
Вопли, донесшиеся из окон их бывшей кухни, заставили Бельского подскочить на месте. Несколько секунд он тоскливо слушал трехэтажный мат и взаимные обвинения в контрреволюции, бросил окурок, яростно затоптал его, подхватил чемодан и быстро пошел прочь.
– Дурак! Сентиментальный дурак! Почему в твоем бывшем доме должно быть что-то по-другому? Там что, время остановилось? Или революция пощадила отдельно взятую квартиру? Ты сам, по собственной воле, попал в эту кашу, пригрелся в ней, так сиди и не высовывайся! Ты – Григорий Павлович Бельский, сын сельского врача…
Эти мысли осаждали Григория всю дорогу до вокзала. На вокзале он немного успокоился, поел, купил газету и стал дожидаться своего поезда. Через несколько часов он уже трясся на верхней полке вагона, направляясь к своему очередному месту службы.
Глава 13
Лиза не торопясь шла по улице, наслаждаясь ясным солнечным днем – редким для Риги в это время года. Карие глаза приветливо смотрели на прохожих, светлые, слегка вьющиеся волосы выбивались из-под легкомысленной шляпки и создавали над головой сияющий нимб, губы слегка улыбались – просто так, хорошему дню, добрым знакомым. Каблучки постукивали по мощеному тротуару, хозяева магазинчиков приветливо кивали, издали завидев стройную изящную фигуру в легком платье и затейливом головном уборе. Все было привычно, знакомо и дышало удивительным покоем. Лиза любила этот город, искренне считала его родным и никогда не чувствовала себя сиротой. Тетя Катя и ее муж своих детей не имели и в племяннице души не чаяли. Москву она помнила плохо. Конечно, тетя много рассказывала ей о ее семье, об отце, пытавшемся спастись и спасти семью, о пропавшем брате Николае, но все это оставалось смутными картинками из детства. Единственное, что часто вспоминала девушка, – нападение бандитов в поезде. Сцена вновь и вновь прокручивалась перед ее глазами, как лента немого кино, и было в ней нечто, занозой сидевшее в мозгу вот уже столько лет.
– Оставь, детка, – говорила Екатерина Алексеевна, пытаясь отвлечь племянницу от мрачных мыслей, – все уже позади, ты для нас дочка.
Дядя владел небольшим магазином, дававшим стабильный доход, был у них и свой домик на окраине Риги. Лиза закончила частную гимназию и раздумывала о продолжении учебы, а пока помогала Дмитрию Антоновичу в магазине, бегала на танцы и в кино, в общем, вела жизнь хорошенькой восемнадцатилетней девушки, не обремененной заботами.
Весной они с тетей ездили на кладбище, приводили в порядок могилы отца и мачехи, убирали, сажали цветы.
Лишь однажды она услышала удививший ее разговор своих приемных родителей об отце.
– Ведь он богач был, – говорила Екатерина Алексеевна, – Машенька покойная говорила, что денег полно, а счастья нет.
– Оставь ты это, – проворчал дядя. – Тебе что, на хлеб не хватает?
– Да не в этом дело… Лизу замуж выдавать, приданое нужно. Куда деньги-то делись? Неужели этим?
«Этими» тетя называла большевиков.
– Нет, не думаю, – ответил муж, – Зотов хитер был, за версту опасность чуял, умудрился вовремя уехать.
– Вовремя, да не доехал, – скептически отозвалась Екатерина Алексеевна, – счастье, что Лизу спасли! Дай бог здоровья этим людям! А Николай пропал. Сколько я писем писала, а все без толку. Может, деньги у него остались, и он сумел убежать куда-нибудь?
Муж не стал разочаровывать ее, про себя подумав, что в такой мясорубке хорошо было бы самому Николаю Зотову уцелеть, какие уж там богатства!
