Лариса Захарова - Браслет иранской бирюзы
Итак. Александра Эдуардовна Соколова. Друзья говорят о ней, словно за свою ее не считают. Почему? Может, быть, ответ содержится в объяснении Майоровой: «Умная, деловитая, вела себя с большим достоинством и как-то не вписалась в ту среду, которую в колонии образуем мы, лица среднего технического и обслуживающего персонала». Да и сама Александра Эдуардовна, как я понял, ни на йоту не считала себя им равной. Правда, ни видом своим, ни поведением она этого никому и никогда не показывала. Отсюда непробиваемое чувство собственного достоинства, превосходства, мало свойственное, впрочем, подлинно интеллигентным людям. Чувство превосходства над всеми, даже над адмиралом. А где-то в глубине душе — уязвленное самолюбие. Так, Александре Эдуардовне я должен задать три вопроса, в том числе: что бы вы продали, если бы у вас не было бирюзы? А теперь снова вернемся к друзьям Александры Эдуардовны. Кажется, начинаю понимать их общее недовольство детьми. Нет, это не возрастная склонность поворчать, посетовать, что молодежь не та... Дело, очевидно, в том, что правдой-неправдой, усилиями родителей ставшие интеллигентами в первом поколении детки, к глубокому прискорбию их родителей, уже не обладают жизненной хваткой своих пап и мам. Утратили за ненадобностью, сидя на готовеньком,— вот что и раздражает. Однако есть человек, которым все дружно восхищаются: зять Тронских, тот, кто ушел, не войдя... Особенно ему симпатизирует «деловой» Майоров. Интересно, какой изворотливостью нужно обладать, чтобы, будучи поваром, не перепутав, однако, свою кастрюлю с государственной, жить так, чтобы без ущерба для себя содержать сорокалетнего сыночка, взрослого мужика? Но это к слову. А к делу...— Быков невольно вспомнил, как у старого дома в центре Москвы, где он с семьей жил до недавнего времени, стоял овощной ларек. И торговала в нем тетя Поля, которую знал весь квартал, она и жила в их доме, на первом этаже. Скромно жила. Умерла в одночасье, на похороны и поминки по соседям собирали. После нее в ларьке появился некто Игорек. Заканчивая работу, он садился в «Жигули» цвета «белая ночь», зимой в шубе, похожей на волчью, летом в легком английском костюме из тончайшего шевиота, при кейсе, как у клерка, и уезжал... Куда? К кому? Подумать только, какие-то двадцать лет назад мужчина в торговле, в сфере обслуживания выглядел белой вороной, а ныне — крепкая мужская рать потеснила легкий женский отряд. Зайди в любой магазин — у мясного, гастрономического прилавка стоят молодые люди. Конечно, они легче ворочают ящики и куда быстрее овладевают двойной бухгалтерией. Смелее берут, наглее дают, откровеннее и прямолинейнее завязывают контакты, дальновидно плетут крепкую, мужским узлом завязанную сеть... Чувствуют себя прочной улавливающей ячеей.
Зять Тронских тоже числился в мужчинах настоящих. Не из этих ли он — от овощного ларька, со склада, которые ничем не брезгуют?
А ведь, если вдуматься, Тронские, Майоровы, Соколовы, полуправедно нажившиеся, вскормившие у нас бациллу «вещизма», ту самую, которая в буржуазном обществе зовется словом «имидж»,— они ведь и есть духовные родители этих мальчиков из ларьков. Они, псевдозначимые, псевдобогатые, псевдоинтеллигентные».
Быков пошел к дому. Двери подъезда вдруг распахнулись, и на улицу выбежала женщина с ребенком. Так это же Люба Тронская!
«Я так и знал — в мое отсутствие все же произошел у них этот разговор! Он должен был возникнуть и возник. Куда же она теперь рвется? Предупредить? Тишком-мирком забрать браслетик и вернуть? Невелики у меня аргументы против ее супруга, но Люба дает мне сейчас самый психологически веский. Что ж, речь идет о близком ей человеке. Если не спасти, то хотя бы самой убедиться, что он чист. Да, кто-то вспомнил все-таки, что муж ее какое-то время пробыл в квартире».
Быков быстро пошел наперерез бегущей женщине:
— Вы одна? С малышкой? Что же не дождались родителей? Еще недолго, уверяю вас.
— Ребенка нужно укладывать спать! — нервозно ответила она, чуть сбавив шаг.
— А я только собрался поговорить с вами, Любовь Иннокентьевна.
— Давайте побыстрее,— она остановилась,— и если можно, помогите с такси. Я не знаю этого района.
— Разумеется,— Быков взял женщину под руку, но она отстранилась.— Скажите, Любовь Иннокентьевна, сколько получает ваш муж?
— Не могу точно сказать. Рублей двести, наверное.
— Как же так? Он что, не отдает вам получку? — вопрос прозвучал насмешливо.
— А зачем отдавать до копейки? — вполне серьезно ответила женщина.— Мужчина должен что-то иметь на карманные расходы. Да и в доме деньги всегда есть...
— Кем работает ваш супруг? Это-то вы знаете!
— Как это кем?.. Этим... Забыла слово! Сегодня такой день безумный... Ну... Папа тоже одно время этим работал в торгпредстве. Комендантом? Нет, администратором! — выговорила она наконец с облегчением. Видно, не притворялась, действительно вспомнила.
— Где?
— В салоне мебели.
— Вы давно живете с ним?
Третий год.
— Тогда должны знать, что чуть больше двухсот рублей получает в мебельном магазине его директор. Администратор значительно меньше.
Александра Эдуардовна.
Альберт Петрович барабанил пальцами по скатерти. Александра Эдуардовна смотрела на свою чашку, будто видела ее впервые. Майорова и Петухова прятали глаза. Тронская траурно прижимала к губам скомканный платочек. Когда прозвучал резкий звонок в дверь, все вздрогнули — таким он показался неприятным, пугающим, неожиданным. Словно пришел тот, кого все сейчас подсознательно боялись. Альберт Петрович поднялся со своего места.
— Бертик, я прошу тебя! — воскликнула Александра Эдуардовна.— Ты подойдешь к двери только вместе с товарищем лейтенантом! Михаил Игоревич, у вас есть оружие? — Сиволодский невольно прыснул, вызвав этим всеобщее осуждение.
— Позовите полковника! Скорее! — Аня Петухова бросилась к дверям кабинета.
— Не троньте полковника,— распорядилась Александра Эдуардовна,— он беседует, размышляет...
Сиволодский, уже не стесняясь, рассмеялся:
— С кем, Александра Эдуардовна? Ваши гости все здесь...— и, остановив адмирала, пошел открывать.
Появление полковника Быкова вызвало у присутствовавших примерно ту же реакцию, что во всех деталях расписана на известном полотне художника Иванова.
— Я посадил вашу дочь в такси,— сказал Быков Тронским.— Можете не волноваться за нее. Лейтенант, вы выяснили, где сейчас находится «Фольксваген» Андрея Потанина?
— В зоне отдыха Перовского района, по данным поста ГАИ.— Сиволодский глянул в свою запись и назвал номер поста.
Майоров вдруг расслабился. Сам не зная почему. Как-никак, неприятно, подозрение-то, оказывается, висело... Ну и дела!
Инна вопросительно посмотрела на Виктора. Но он молчал.
— Ты что-то сказать хотел, Виктор...
— Хотел, товарищ полковник. Неумышленно молчал. Я не провожал Андрея, мужа Любы Тронской. Я не видел, как он ушел. И когда...
— Среди гостей вы его тоже не видели? — Быков переводил взгляд с одного лица на другое.
Только Тронские смотрели выжидательно. Остальные -— с недобрым любопытством.
— Мы же все мебелью любовались...— за всех ответил Петухов.
— Александра Эдуардовна, давайте снова уединимся,— сказав Быков.
Присев у письменного стола в ее кабинете, он спросил:
— Скажите, зачем вам понадобился этот обмен? Извините за нескромный вопрос, но ведь объединение с семьей дочери осложняет вашу личную жизнь? Я не тороплю с ответом.
Он увидел — она побледнела, глаза вдруг стали старушечьими.
...Глядя на трезвую, рациональную Александру Эдуардовну, не только полковник Быков, но даже дочь и зять не могли предположить, что в своих мечтах эта женщина постоянно видела... свадьбу. Свою свадьбу с Альбертом Петровичем. Пусть позднюю, но пышную. Она — в темном вишневом платье, непременно бархатном, поверх него — боа из палевых норок. Рядом — Альберт Петрович в своем парадном мундире со всеми регалиями. А вокруг все сверкает и искрится. И рядом друзья. Все те, кто одобрял или втайне осуждал их роман. Кто пожимал плечами, не понимая ее и жалел. Пусть все теперь видят, что эта связь не простая интрижка, а истинное и глубокое чувство. И пусть завидуют, пусть радуются, что она, Александра Эдуардовна, все-таки обрела то, в чем многим женщинам ее поколения по разным причинам отказано: мужа, дом, семью. И что вырвалась ома наконец из той среды «обслуживающего персонала», куда попала волей несправедливой судьбы.
Со свадьбой не вышло. Не удостоил ее Бертик своей руки. Что ж, пусть будет так. Но от своего триумфа она не откажется. Предстанет перед людьми в своей новой неожиданной роли: не легкомысленной женщины, не сумевшей устроить свою личную жизнь, а образцовой матери и любящей бабушки. Только обмен и новая квартира могли дать ей столь эффектный результат самоутверждения. Но обо всем этом Быкову она, конечно же, ничего не скажет...
