Александр Чернов - Могила для горбатого
— Пойдем, Женечка, пойдем! — снова захихикала она и потянула парня за руку. — Видишь, хозяин нас прогоняет…
Женька встал — красный, неуклюжий. Испытывая жгучий стыд перед Нечистым, Колькой, Зойкой и восторженный, чуть ли не благоговейный трепет перед тем, что должно сейчас свершиться, на заплетающихся ногах, потащился за Долженковой, прикрыл дверь.
Все те же розовые арабески на потолке, стенах и шифоньере, все та же духота — со вчерашнего дня комнату так и не проветривали — все тот же скрипучий диван, но Женька уже не тот вчерашний робкий мальчик, он имеет кое-какой опыт и сам рвется в бой, старается взять инициативу на себя, играть главную роль в их странном дуэте. Жадными руками ощупывает худосочное тело Зойки, лезет к ней под платье, потом стаскивает его с нее, мнет дряблые груди и сопит, сопит… Зойка тоже не остается в долгу, и она, возбужденная до крайности, срывает с парня рубашку, стаскивает джинсы и все гладит, гладит его по рукам, груди, животу… Какой же он все-таки молодой, нескладный, смешной, но как прекрасен в своей юности, свежести, нетронутый еще пороком… нежный… глупый… Мысли Зойки путаются и тут она вспоминает о скрипучем диване и предлагает:
— Давай постелем на полу.
Оба стаскивают на пол матрас и Зойка, ползая на коленях, быстро, наспех поправляет на нем сбившуюся простынь. У Женьки так трясутся ноги, что он не может устоять и тоже падает на колени. Срывает с женщины последний лоскут ткани и неловко наваливается на нее. Ощущение такое, будто погрузился в нектар. Женька торопится, и это немножко злит Зойку. Она берет его руками за талию, сдерживая натиск, и жарко шепчет в самое ухо:
— Ну куда ты спешишь, дурачок? За нами никто не гонится. Не торопись… медленнее… вот так…
Парень меняет ритм и с удивлением обнаруживает, что начинает испытывать новую гамму ни с чем не сравнимых ощущений. И снова шепот:
— Давай поменяем позу, дружок… — Зойка отодвигается, переворачивается и, изогнувшись, падает на локти.
Женька вновь погружается в нее. Толчки парня сотрясают Зойку, и она окунается в море блаженства, плывет по его волнам, и наконец растворяется в нем, сдерживая, рвущийся из груди сладкий стон. Нечто подобное Долженкова испытывала на заре своей молодости, когда жаркими июльскими ночами бегала к юному возлюбленному, отдаваясь ему в ореховой роще, прямо на земле с запахом пряных листьев. С тех пор много мужчин было в жизни Зойки, старых и молодых, умных и глупых, противных и не очень. Да разве, всех упомнишь? Отдавалась за деньги, кабаки, шмотки, потом за выпивку и жратву, ничего при этом не чувствуя. Муж?.. Что с него взять? Наркоман он и есть наркоман, так, спала с ним иногда, несла супружескую повинность. А этот парень разбудил в ней женщину, заставил вновь почувствовать себя юной, желанной, счастливой… Ах, Женька, Женька, милый мальчик, с наивными добрыми глазами…
Преисполненная чувством благодарности, сладострастно замирая, Зойка все сильнее жмется к парню, потом просовывает руку между своих ног, и начинает гладить парня по внутренней поверхности бедер, поднимается выше, щекочет, перебирает пальцами… Изнемогая от изощренной сладкой пытки, Женька мощными толчками старается, как можно глубже проникнуть в женщину, и тут свет меркнет у него в глазах, проваливается дыхание, пропадает слух, но через мгновение мир снова обретает реальность, привычные звуки вторгаются в его уши… А Зойка?.. Зойка, как бы подхватывает угасающие в парне чувства и ощущения, и они вспыхивают, разгораются в ней с новой силой и она, будто уже является продолжением тела парня, вернее его частью, и этот единый в своей страсти организм, конвульсивно сотрясаясь, и уже не сдерживая стона, без сил падает и растягивается на матрасе.
…Вскоре оба выходят из комнаты, немного смущенные и счастливые. Нечистый понимающе подмигивает Женьке, а Колька, увидев Долженкову одетой, обижается.
— Чего же ты меня не подождала там? — спрашивает он, надув губы, потом встает и пытается увлечь Зойку в спальню. — Пойдем, теперь моя очередь!
Но Зойка бьет парня по руке, вырывается и хохочет:
— Молод еще, перебьешься!
13
А в это время Сашка Шиляев ехал в душном автобусе, до отказа забитым пассажирами, тюками, узлами и сумками. Позади было шесть часов пути, впереди еще два. За окном тянулись бесконечные хлопковые поля, разделенные арыками с росшими по берегам тутовыми деревьями. Иногда попадались пыльные кишлаки с замеревшей в них на жаркое время суток жизнью. Большинство потных заморенных пассажиров дремали, развалившись в удобных креслах "Мерседеса". Сашка не спал. Он вообще после наркотика мог долгое время бодрствовать. Шиляев чувствовал себя спокойным и защищенным. Там на дне портфеля за подкладкой лежал "заряженный" "ханкой" шприц. По пути на автовокзал Нечистый взял ему еще немного наркотика, на обратную дорогу. Так что "ломка" Сашке не страшна.
О старушке Шиляев старался не думать. Не знал он еще о том, что Серебрякова осталась жива, а если бы узнал, то вряд ли обрадовался. Сидеть тогда Сашке за решеткой, а там без наркотика сдохнет он, как рыба без воды.
Шиляев был из благополучной семьи. Отец офицер, мать преподаватель в вузе. И с чего бы это вдруг его потянуло на кайф? А к нему он стремился с детства. Лет с двенадцати ночью, лежа в постели, делал несколько глубоких вдохов, задерживал дыхание и перетягивал себе шею шарфом. Держал в себе воздух сколько мог, а потом концы шарфа отпускал. От резкого притока крови к голове на краткий миг проваливался в обморок, а затем сознание возвращалось к нему вместе с покалыванием, похожим на блуждающие по телу пузырьки газировки. Вот это состояние как раз и нравилось Сашке. С годами он к алкоголю так и не пристрастился. От выпивки становился вялым, апатичным, клонило в сон. Да и с похмелья сильно мучился. А вот кайф из-под анаши чем-то напоминал то полуобморочное состояние с "тонизирующими" пузырьками. Со временем подсел на иглу. Узнав о том, что сын наркоман, родители, разумеется, пришли в ужас. Несколько раз лечили Шиляева, да все бесполезно. Выдержки Сашки хватало максимум на три месяца. Правда, последний раз держался он полгода, тогда-то и сошелся с Зойкой, а потом снова сел на иглу. В конце концов, родители поставили на сыне жирный крест, продали остатки имущества, которые сынок не успел растащить, квартиру и укатили в другой город. Куда Сашка и сам не знал. И плывет теперь Шиляев по течению на волне кайфа, не имея ни малейшего представления, куда вынесет его эта мутная река. Впрочем, известно: вынесет она его на кладбище в общую могилу с бесхозными трупами. Но до этого, как считает Сашка, еще далеко. Увидим…
За окнами потянулся парапет с установленными на нем через равные промежутки коробочками хлопчатника. Ехали по дамбе водохранилища. Из него уже стали брать воду для поливки хлопковых полей. К началу осени оно так обмелеет, что появятся островки, а у одного из берегов будет торчать корма затонувшего катера.
Вскоре кишлаки вытянулись в одну сплошную линию, затем замелькали современные постройки пригорода и автобус въехал в столицу республики. Час был предвечерний, жара начинала спадать и одуревший за день от зноя город потихоньку оживал. Открывались двери вечерних кафе и ресторанов, на улицы высыпала праздная публика.
Сашка вылез из автобуса на автовокзале, поймал такси — деньги на этот вид транспорта ему также выделил Нечистый — и назвал адрес. Десять минут спустя выгрузился у одноэтажного здания из стекла и бетона с крупными буквами "Кооператор" поверху него. В тени деревьев клубились несколько молодежных групп, очевидно, завсегдатаев ресторана, поджидающих остальных членов своих компаний. К одной из таких групп и подошел Шиляев.
— Мне Витька Дудник нужен, — сказал он, обращаясь к одному из троих ребят — крупному блондину с холеным лицом. — Говорят, он в "Кооператоре" каждый день "ошивается". Как его найти?
Парень презрительным взглядом окинул непрезентабельно одетую фигуру Сашки, его вышедший из моды дедушкин портфель, разбитую губу, выглядывающий из-под дымчатых очков краешек лилового синяка и тоном, каким богач разговаривает с нищим, ответил:
— Без понятия. Спроси дальше у ребят, может, они знают.
Однако Шиляев не отставал.
— Я издалека приехал, ребята, — заговорил он заискивающе. — Пожалуйста, помогите!
Крупный парень равнодушно пожал плечами и хотел было уже отойти от навязчивого мужика, но тут в разговор вмешался второй парень с прыщавым лицом и узкими девичьими плечами.
— Ну, как же, Витька! — воскликнул он, обращаясь к приятелю. — Это же тот, что каждый год помирать собирается от цирроза печени. Он еще у Султана шестерит.
— А-а… этот, — без особого воодушевления изрек крупный блондин. У него вообще не было никакой охоты продолжать разговор с незнакомцем. — И что же?..
