Светлана Алешина - Изящный стиль работы
— Понимаешь, господи, — говорила я, оторвав глаза от книжки. — Я очень люблю дождь. Но вот в чем дело — дождь ведь смывает все следы, а их и так мало… Да еще и на кладбище, господи, трава вырастет …
При чем тут было кладбище и почему мне в голову вдруг полезли такие мысли с мрачноватой окраской — не знаю уж.
— Да в принципе, ничего страшного, что я говорю разные глупости, — рассудила я. — Все равно ведь он меня не слышит… Я же не Моисей.
— И что из этого следует? — услышала я над ухом насмешливый голос и обернулась.
Прямо на меня смотрели серые глаза Духовной Собаки Фримена.
— Ты всерьез думаешь, будто для того, чтобы общаться с господом, нужно быть Моисеем? — Он присел рядом со мной. — Кстати, Моисей был косноязычен. И над ним посмеивались… Господь, к твоему сведению, любит странноватых людей.
— Ага, — немедленно обиделась я. — Значит, я странноватенькая? И косноязычная?
— Ну, вот…
Он развел руками.
— У тебя какие-то моментальные прыжки от комплекса неполноценности к мании величия, ты не находишь? Только что ты уверяла меня, что господь не станет разговаривать с такой невзрачной девицей, как ты, и на тебе, сравниваешь себя с Моисеем…
В его глазищах явно искрилась насмешка.
Но я решила, что обижаться не буду.
— Почему тебя называют Духовной Собакой? — перевела я разговор в более интересное для меня русло.
Он вытаращился на меня, а потом расхохотался.
И от его дурацкого смеха мое облако начало падать с таким звоном, что у меня уши заложило.
И я проснулась, с совершенно кретинской мыслью, что Фримен — тот, который в моем сне, вроде как был самим господом богом… Мысль-то дурацкая, но я все утро не могла понять — как все это связано? И что мне хотело сказать этим сном мое печальное и уставшее подсознание?
Глава 6
С утра мир становится иным. Особенно когда из кухни доносится запах свежего кофе, а мамин голос распевает новый шлягер, правда, я решила, что она читает заглавие романа Маркеса нараспев. Во всяком случае, довольно странно было слышать, как моя мама басом пытается несколько раз мрачно пропеть:
— Полковнику никто не пишет… Полковника никто не ждет…
В последние слова она вкладывала столько безнадежности, что становилось невыносимо жалко несчастного полковника. И Маркеса почему-то становилось жаль, и вообще весь этот мир, где царит такая несправедливость и никто полковнику не пишет.
Но вот ведь, Саша, солнце светит, и мир не так уж безнадежен, хотя я бы лучше написала песенку про другую героиню Маркеса — про Прекрасную Ремедиос, как она поднялась в небо вместе с бельевыми веревками… Но на вкус и цвет товарищей нет.
— Кажется, все-таки кончился дождь, — проговорила я, глядя в окно. — Интересно, надолго ли? Надеюсь, что навсегда…
От дождей я уже начала уставать. Вообще-то я ничего не имею против дождя. Но сейчас мне хотелось солнца, и господь дал мне его, за что я была ему весьма благодарна.
* * *Итак, утро было солнечным, ласковым, мама исполняла песню про полковника, варился кофе, и даже Фримен вновь показался мне необычайно привлекательной личностью. Я сладко потянулась в кровати, пытаясь «продлить очарование», поскольку, увы, очарование длится недолго. Такова подлая закономерность. Это всякие пакости поселяются надолго, как твой рабочий день, а сон короток.
— Полковника никто не ждет, — сообщала мама душераздирающие подробности из жизни несчастного.
«Счастливый он парень, этот полковник, — вздохнула я. — Вот если бы меня сегодня никто не ждал!»
Но часы показывали, что очень скоро меня начнут ждать, совершенно не считаясь с моим острым желанием свободы и одиночества — хоть лет на сто, честное слово!
Поэтому я поднялась, и единственное, что согревало мою душу — что меня еще ожидает кофе. А Лариков — это уж потом.
Не стану же я омрачать краткие мгновения «очарования» воспоминаниями о работе?!
* * *Однако работа не давала о себе забыть.
Стоило мне устроиться напротив телевизора с чашкой кофе, как затрезвонил телефон.
— Ма, возьмешь трубку? — спросила я.
На часах было еще восемь утра, и я надеялась, что это кто-то из ее подруг.
Мамины подруги имели невыносимую привычку звонить или рано утром, или во время трапез. Кофе я относила к трапезам, да еще и утро…
Поэтому я преспокойно переключила на МТВ, поскольку накануне вычитала, что музыка уничтожает раковые клетки. Не то чтобы они у меня наличествовали, но на всякий случай! К тому же я люблю музыку.
Правда, от того, что передавали, раковые клетки должны были только размножаться. Уж больно пронзительно верещал очередной гений отечественной попсы. Я щелкнула переключателем.
По седьмому показывали «Винни-Пуха». Ну и хорошо… Я устроилась поудобнее. «Хорошо живет на свете Винни-Пух…» Вечная песенка, правда?
— Сашенька, это тебя…
Ну надо же!
От удивления у меня чуть не выпала из рук чашка, а в голове возник резонный вопрос: какому кретину я понадобилась в столь ранний час?
Подойдя к телефону, я взяла трубку.
— Ты обратила внимание, какое сегодня утро? — услышала я голос Фримена. Такой довольный, будто он всю ночь разгонял тучи.
— Ага, — сказала я. — Солнечное. Только я и не подозревала, что это твоя заслуга.
— Все зависит от наших желаний, — загадочно сказал этот тип. — Кстати, мне хотелось бы с тобой увидеться…
— Кстати, я работаю, — отрезала я.
На самом деле мне было приятно слышать, что он хочет меня видеть. Да еще таким голосом он это сказал — с неровным дыханием, страстно просто кайф!
Но мы барышни приличные… Нас добиваться надо.
— Собственно, я как раз по поводу твоей работы, — с некоторым удивлением сказал он.
«Данич, ты романтическая дуреха», — печально констатировала я.
Фримен снова начал терять в моих глазах очки.
— Понимаешь, мне в голову пришли некоторые мысли…
— И как новое ощущение? — не удержалась я от ехидства. — Голова не разболелась?
Он совершенно не обиделся на мои идиотские шутки. Только немного помолчал и продолжил как ни в чем не бывало:
— Так как? Мы сможем встретиться?
Я вздохнула.
Вообще-то у меня на сегодня были другие планы. И я собиралась поделиться своими задумками только с Лизой. Вчерашние наши блуждания по ночному пляжу с Фрименом не вдохновляли меня открываться ему…
— Ладно, — смилостивилась я. — Давай поговорим по дороге… Сможешь за мной зайти?
Он задумался.
— Смогу, — наконец решил он эту сложнейшую проблему. — Только адрес напомни…
Я продиктовала адрес и положила трубку.
— Бывают же такие типы, — пробормотала я. — Мне б хоть чуточку той загадочности, которая окружает этого Фримена…
Но во мне загадочности не было. Сколько я ни разглядывала свою простодушную физиономию в зеркале, пытаясь придать ей «выражение», а получалась одна глупость!
— Да, — решила я. — Не всем так везет в жизни…
— Ты о чем? — поинтересовалась мама, возникшая за моей спиной. — И почему ты корчишь сама себе такие жуткие рожи?
— Придаю лицу ореол, — меланхолично отозвалась я.
— Ореол чего? — недоумевала мама.
— За-га-доч-нос-ти, — по слогам выговорила я.
— А, понятно… Ну и как? Получается?
— Результат налицо, — вздохнула я.
— Лучше уж позавтракай, — посоветовала мама.
— Твое предложение не лишено смысла, — согласилась я.
До приезда Фримена у меня еще оставалось время на эту приятнейшую процедуру.
* * *Солнечный луч, прокравшись через щель между портьерами, ласково дотронулся до Юлиной щеки.
Она открыла глаза.
И поморщилась.
Не то чтобы Юля не любила солнца, просто… Если сегодня не будет дождя, Старцев опять станет напрягать ее своим дурацким теннисом…
— Уж лучше бы дождь, — проговорила Юля.
Вставать ей совершенно не хотелось, но маменька уже раз пять приоткрывала дверь и заглядывала, явно ожидая, когда ее красавица дочь соизволит очнуться от сладкого сна.
Вот и теперь дверь осторожно скрипнула. Юля немедленно закрыла глаза, но взмах ресниц не укрылся от цепкого внимания Веры Константиновны.
— Юлечка… Ты проснулась?
Боже мой, и почему у нее такой приторный голос?
За те восемнадцать лет, что Юля слушала эти карамельные интонации, они ее порядком достали. Этот тон маменька не выключала даже в те моменты, когда Юля «выходила за рамки приличий» и ей доставалась хорошая взбучка. «Ты нехорошо поступила, Юля, ты это понимаешь?» И голос льется, прилипает к тебе, как растопленный мед, и так хочется оказаться под прохладным душем, потому что Юлю давно тошнит от сладкого…
Боже, подумала Юля, открывая глаза и вымучивая радостную улыбку на лице. Почему они решили, что именно так разговаривают в приличных домах? Ах да… Еще мне надо постоянно улыбаться — окружающие должны осознавать, что именно нашей семье повезло в жизни…
