Эда Макбейн - Белая леди
Судебно-медицинская лаборатория сделала заключение, что находясь в положении «лежа на боку», Уилла Торренс поднесла дуло пистолета ко лбу и произвела фатальный выстрел. Пуля, чуть вверх и в несколько наклонном положении, прошла через голову и срикошетила от стены обратно, а затем пролетела внутри вагончика и расплющила циферблат часов, которые стояли на столике, застряв в их механизме, именно здесь она и была, в конце концов, обнаружена в деформированном состоянии.
Проблема в том, что у моей матери никогда не было оружия.
— Этот вопрос возникал при расследовании?
— Да.
— И?
— В наше время оружие в Америке очень легко купить. Даже тогда, три года назад, они пришли к заключению, что моя мать, жизнь которой проходила в цирке, легко могла приобрести оружие в любом городе, где мы выступали.
— Были ли пятна крови на ее руке?
— Нет, только на бретельках рубашки и на стене.
— М-да…
— Мы привезли ее домой в гробу и похоронили здесь, в Калузе. Во всех газетах об этом писали. По всей Америке выходили статьи. Я вам покажу, — она потянулась к серой коробке, стоявшей рядом с ней.
Мэттью попытался вспомнить, где он был в мае месяце три года назад. Ведь он не помнил заголовков о самоубийстве известной артистки цирка, особенно здесь, в таком цирковом городе, как Калуза. Может, он уезжал в это время? Может, это случилось в тот год, когда он проводил свой отпуск в Испании? Или, может быть, это имя Торренс сбивало его с толку? Стедман упомянул ее цирковое имя, но он не мог его вспомнить. Уинделл? Уилла Уинделл? Или Вагнер? Уилла Вагнер? Нет, это тоже не так. Уинклер?
— Мистер Стедман упоминал цирковое имя вашей матери, — сказал он, — но я…
— Уинки, — отозвалась она.
— Да, именно так, спасибо.
Мария кивнула головой и улыбнулась, затем взяла серую коробку и поставила ее себе на колени. Она сняла крышку, вынула из коробки фотографию маленькой девочки трех или четырех лет; на ней была коротенькая плиссированная юбочка, белая блузка, черные кожаные туфельки. Маленькая девочка улыбалась в камеру, ее улыбка очень напоминала улыбку Марии. Девчушка стояла рядом с плетеным креслом, которое придавало объем снимку; ростом она была не больше восьмидесяти сантиметров. На фотографии волосы девочки были немного светлее, чем волосы Марии; ее волосы были цвета земляники. Мэттью подумал, что Мария показывает ему свою детскую фотографию.
— Крошка Уилла Уинки, — сказала она. — Таково было имя, которое стояло в афишах.
Мэттью снова взглянул на фотографию. У маленькой девочки было лицо, глаза и улыбка взрослой женщины, рот накрашен. У нее была упругая грудь, полные бедра и стройные ноги. Мэттью смотрел на Уиллу Торренс, но видел крошку Уилли Уинки.
— Моя мать была одной из этих маленьких людей, — пояснила Мария. — Она была лилипуткой.
Фрэнк Саммервил ворвался в приемный покой.
— Никто ничего не знает, — сердито объявил он.
Глава 2. И был у нее маленький локон…
Уоррен договорился встретиться с Тутс Кили чуть позднее часа в воскресенье. Они встретились в одном из заведений, где подавали пиво и гамбургеры, оформленном под старомодный нью-йоркский салун. Все в нем было немного чересчур. Стеклянные панели слишком блестели, медные детали слишком выделялись, дерево чересчур кричащее. Единственной истинной деталью были старые украшения ко дню Святого Патрика, которые продолжали висеть и после семнадцатого числа.
В Калузе не было парада в день Святого Патрика, на самом деле этот праздник здесь проходил каждый год без особого шика. За исключением баров, они всегда были украшены зеленым, а в некоторых даже подавали зеленое пиво. По-видимому, это делалось, чтобы подтвердить широко распространенное мнение о том, что ирландцы много пьют. Уоррен не знал, было ли это предположение чистым вымыслом или достоверным фактом. Честно говоря, ему было все равно. Они с Тутс встречались совсем не ради выпивки. Мэттью Хоуп находился в критическом состоянии в больнице, и Уоррену была нужна ее помощь: они должны найти того, кто в него стрелял.
— Когда он не пришел в себя и в семь часов утра, — рассказывал он ей, — они стали проверять его. Доктора! Они ничего нам не говорили до восьми утра, когда мы уже…
— Кто это мы? — спросила Тутс.
— Я, Патриция и Фрэнк.
— Патриция?
— Демминг. Помощник прокурора штата, с которой встречался Мэттью.
Тутс кивнула головой и взяла в руки чизбургер. Ей хотелось бы выпить пива с ним, но она была чиста уже три года и не собиралась позволить какой-то слабости отбросить ее назад, к кокаину. Тутс было двадцать шесть лет, она была высокая, стройная, загорелая блондинка с карими глазами, которая уже переросла склонность к химической завивке; теперь длинные прямые светлые волосы падали ей на плечи. В это холодное воскресенье, двадцать седьмого марта, на Тутс был розовый свитер с белым воротничком, выглядывавшим из выреза ворота, голубые джинсы и ковбойские сапоги. Уоррен вынужден был признать, что она выглядела совершенно здоровой. Она поглощала чизбургер как оголодавший волк.
— Прежде всего, — рассказывал он, — они проверили рефлексы его рук и ног, у них есть какой-то научный термин для этого, но я забыл, какой это термин. Они получили очень слабые неврологические рефлексы, поэтому они… они… Мне очень трудно говорить об этом, — он поднял руку, чтобы закрыть глаза, и молча посидел несколько минут, нагнув голову. Тутс промолчала.
Уоррен сглотнул, опустил руку, вытер глаза тыльной стороной руки.
— Они объявили нам, что приподнимали его веки и направляли яркий свет в его глаза, сначала в один глаз, потом в другой, чтобы увидеть, реагируют ли зрачки. Слава Богу, они реагировали. Это означает, что его рефлексы все еще живы. Какая-то часть его мозга все еще… все еще функционирует. Кора или ствол головного мозга, я забыл, что это… это…
Потом они… они провели кусочком ваты по роговице глаза, касаясь ее, чтобы увидеть, есть ли защитительный рефлекс, но он… он едва реагировал. Ты понимаешь, он в коме, мозг его функционирует, но он все еще полностью не пришел в себя, не проснулся. Именно эти термины они и использовали. Пробуждение относится к уровню сознания. Осознание же относится к уровню сознания. Это два состояния сознания. Кома, это худшее: человек в коме не осознает ничего. Но существует так же и ступор и обту… Я не помню, как они это назвали. Еще есть летаргия. Это самый мягкий случай. Все эти термины они используют, чтобы… чтобы описать… различные стадии бодрствования и обретения сознания. Мэттью не может полностью проснуться и полностью вернуться к жизни.
— А когда это произойдет? — спросила Тутс.
— Они хотят понаблюдать за ним еще день или два, посмотреть, не улучшится ли характер импульсов его мозга. Электрокардиограмма тоже не совсем ровная, но электрическая активность тоже невысока. Они должны подождать и посмотреть, что произойдет дальше. Завтра или на следующий день. Периферийно, вот как это называется. Проверка рук и ног. Периферийное неврологическое обследование.
Уоррен вздохнул, кивнул головой, затем снова посмотрел на свою тарелку, где остывала яичница. Он взял в руки вилку и подцепил ею один из желтков; тот растекся по тарелке.
— Я хочу достать того негодяя, который это сделал, — сказал он.
— Аминь, — произнесла Тутс.
— Мы отстаем от Мэттью на целую неделю. Все, что он делал, все, что изучал… мы идем следом за ним с опозданием на неделю. В прошлое воскресенье, двадцатого числа он встречался с дочерью женщины, которой принадлежала часть цирка, ее зовут Мария Торренс. Я хочу, чтобы ты повидалась с ней сегодня; узнала, что она ему сообщила, выяснила, что заставило его отправиться туда, куда он пошел потом, какую цель он преследовал. Тутс, я уверен: то, что он расследовал, явилось причиной его ранения. Он не мог отправиться в Ньютаун без какой-то особой причины. И по этой самой причине в него стреляли.
— Я позвоню ей, — сказала Тутс и подцепила вилкой жареную картошку. — У тебя есть номер?
— Патриция сказала, что она живет в Фэтбек Кей, я посмотрел в справочнике. Ее имя Мария Торренс…
— Ты мне об этом уже говорил.
— Вот, я записал для тебя номер, — он вытащил клочок бумаги из своего бумажника и начал переписывать номер телефона в записную книжку. — Случайно, вечером в пятницу, во время обеда с Патрицией он сообщил ей, что кое-что случилось, оставил ее и куда-то отправился. Он не сказал куда, по-видимому, это был Ньютаун. Стрелявший сидел за рулем черной «Мазды».
— Поняла. — Тутс взяла листок, бросила взгляд на номер, затем спросила: — Где ты будешь позже?
— Сейчас я отправляюсь прямо в редакцию, проверить все сведения об этом самоубийстве трехлетней давности. После этого я буду дома, только не знаю, как много времени займет выяснение всех обстоятельств.
