Елена Басманова - Заговор стервятников
Павел Миронович, чрезвычайно довольный собой, привел постель убитого китайца в порядок, вышел в большую комнату: успокоиться и хорошенько обдумать, что еще можно предпринять. В квартире царила полная тишина, и Павел Миронович, уже у порога, внезапно услышал в давящем безмолвии странные звуки: будто кто-то скребся во входную дверь. Неужели условный знак?
Он прикрутил краник на лампе; пламя, похожее на нераскрывшуюся головку мака, тут же увяло, и комната погрузилась во мрак, рассекаемый только пятнами уличного фонаря. Неужели он попал в западню?
Отважный кандидат на судебные должности пробрался к окну большой комнаты и уставился на улицу, прислушиваясь к подозрительным шорохам за дверью. Он надеялся, что, не дождавшись ответа хозяина, тот, кто условным образом скребся в дверь, выйдет на улицу.
Действительно, вскоре подозрительные звуки стихли, и Тернов даже залез с коленями на широкий холодный подоконник, чтобы высмотреть из окна, куда свернет посетитель, запомнить его особые приметы…
Ожидание затягивалось. Глаза Павла Мироновича устали, вывернутая шея и колени затекли, в оконные щели безбожно дуло… Наконец дверь приоткрылась, из нее выскочила лохматая собачонка и, бросившись к обледенелому деревцу, задрала заднюю лапу. Проследив за дворнягой, Тернов перевел взгляд выше; в таком же двухэтажном домишке, прямо напротив его убежища, в окне второго этажа внезапно вспыхнул свет. Из своей засады начинающий следователь прекрасно видел разостланный ко сну диван, на нем мужчину в белой ночной рубахе, а пред мужчиной, боком к Тернову, даму в шляпке с вуалью и в длинных одеждах, которые не скрывали ее выразительных форм. Но разве так, даже со сна, глядят на дам: у сидящего на диване — выпученные глаза, рот открыт в беззвучном вопле. Однако долго созерцать двусмысленную картинку Тернову не пришлось. Мгновение — и мужчина отбросил одеяло с колен, одним рывком вскочил, сиганул к окну, прыгнул на него, как на амбразуру, и вместе с оконной рамой вывалился в сугроб на тротуаре, но тут же резво вскочил на ноги и заблажил на всю улицу:
— Помогите, спасите! Aidez — moi! Sauvez — moi! On va me tuer! C'tst lui!*
< * — Помогите, спасите! Убивают! Это она! (фр.) >
Тернов спрыгнул с подоконника, ибо узрел, что безумец бросился в дверь дома № 5 по Роменской. Через секунду-другую его вопли раздались на лестнице за дверью! Человек бегал и стучал во все двери, и в ту, за которой затаился Тернов.
Однако жильцы на яростные призывы не откликались: то ли не хотели прерывать сладкий зимний сон, то ли привыкли к шуму, то ли боялись попасть в историю. По лестнице что-то с грохотом скатилось, вопли и стуки стихли. Юный юрист, смекнув, что чуть раньше в дверь скребла собачонка, видимо, приваженная покойным китайцем, счел возможным покинуть опасную квартиру и без всяких помех выскользнул на Роменскую.
Справа, у водосточной трубы, притулился человек в белых кальсонах и длинной рубахе. Он обхватил себя за локти и дрожал такой явственной дрожью, что Павел Миронович слышал стук его зубов.
Тернов кашлянул. Несчастный обернулся.
— Я Павел Миронович Тернов, помощник следователя. Почему шумим? Кто таков?
— Помогите, помогите, господин следователь, — страдалец умоляюще сложил руки у груди. — Я же говорил, что они меня убьют! Являются посреди ночи! Толкают меня в гроб! Сводят с ума!
— Спокойно, — оборвал его Тернов. — Кто является?
— Призраки, привидения! Восставшие из могил духи моих врагов!
— Конкретней, назовите фамилии…
Павел Миронович ничего не понимал. Он собственными глазами видел в комнате этого человека весьма пышненькую, аппетитную дамочку, даже отдаленно не похожую на призрак.
— Не знаю, — несчастный никак не мог унять дрожь, — вероятнее всего, это был призрак Маргариты Наваррской или Елизаветы Тюдор. Вы понимаете? Это же ведь призраки, таких людей не существовало!
— С кем имею честь беседовать? — холодно спросил Павел Миронович, с опаской отступив назад.
— Бурбон! — воскликнул яростно безумец. — Последний из Бурбонов! Надеюсь, вам такая фамилия известна?! Подданный Российской империи!
— Хорошо-хорошо, — заторопился Тернов, поглядывая на невесть откуда взявшуюся дворняжку, которая принялась обнюхивать его брюки. — Привидение с вами разговаривало?
— Да! — в отчаянии воскликнул Бурбон. — Я услышал шорох, включил лампу, — а она стоит передо мной, протягивает руки и говорит: «Пойдем со мной! Я расскажу, как меня извели душегубы!» Загробным голосом!
— Привидения извести нельзя, да и души у призрака нет, — пытался образумить Бурбона юный юрист, не зная, как выпутаться из дикой ситуации.
— Вы мне не верите? Не верите? — в отчаянии вскричал Бурбон. — Думаете, мне приснилось?
Тернов не успел ответить. Опасная грязная дворняжка уселась у его ног, задрала голову и зарычала.
Начинающий следователь, а вслед за ним и Бурбон в кальсонах одновременно взглянули вверх.
По заснеженной крыше домишки, из которого недавно вывалился Бурбон, шествовала таинственная дама: черное пальто, пышно присборенное на талии, шляпка с вуалью, — дама скользила от трубы к трубе. Каждый ее осторожный шаг сопровождался глухим железным звуком.
— Это она! — истерично выкрикнул над ухом Тернова истерзанный Бурбон. — Видите?
Юрист дернулся и отвел от видения глаза. Но когда Павел Миронович вновь обратил взор к крыше дома № 4 по Роменской, она была совершенно пуста…
ГЛАВА 7
— Вот и наш доктор Коровкин попал в газеты, да еще в полицейскую хронику, — уныло возвестила Елизавета Викентьевна, откладывая утреннюю газету.
Все семейство после бессонной ночи завтракало вразнобой, но все-таки сошлись, наконец, в гостиной, залитой веселым солнечным светом.
— Вчера едва не погиб модный адвокат Пасманик. Днем он блестяще провел защиту Трифона Кошечкина и так растрогал присяжных, что те подсудимого оправдали. Затем принимал поздравления поклонниц. И только вышел из здания Окружного суда, как сверху, с крыши, свалилась гипсовая ваза. Слава Богу, петербургского Цицерона спасла от гибели меховая шапка. Только сотрясение мозга.
— А при чем здесь Клим Кириллович? — спросила Мура, следившая за сестрой, которая углубленно изучала нотный сборник.
— Случайный свидетель, оказал первую помощь.
— Ясно, — протянула Мура, — вот почему он вчера так к нам и не приехал.
— А в моей газете пишут совсем другое, — недовольно включился в беседу профессор Муромцев, — на целую страницу размахнулись. Мнения самые разные. Многие не верят в несчастный случай. Намекают, что ваза с крыши упала не случайно, а кто-то намеревался погубить модного адвоката, будущую славу российской юриспруденции.
— А за что его хотели убить? — неискренне поинтересовалась Мура.
Она немного нервничала: скоро надо идти — бестужевки собрались на Дворцовую поддержать Государя, — а ей еще предстояло где-то добыть флаг…
— Намекают на конкурентов, — брезгливо ответил профессор, — на завистников. А еще рассуждают про удушение прогрессивных либералов. Так скоро договорятся, что охранка вазы скидывает…
Елизавета Викентьевна дождалась паузы и подхватила:
— И о вчерашнем убийстве в «Лейнере» пишут. Там застрелили китайца, российского подданного. Подозревают, что он из японофилов: связан то ли с партией евнухов, то ли наследных принцев. Китайский посланник от комментариев отказался.
— Еще бы! — хмыкнул профессор. — Убитый ведь не подданный Поднебесной! Давно обрусел, мог и с эсерами снюхаться.
Газетные публикации помогали хоть на время отвлечься от предстоящего замужества Брунгильды. Вчера после визита генерала Фанфалькина домашние долго увещевали невесту, приводили множество доводов против скоропалительного брака. Но Брунгильда оставалась непреклонной. Она заявила, что ее выбор остается в силе, и, значит, сегодня генерал явится для официальной помолвки и благословения.
Муромцевы, не смирившиеся с мыслью о серьезности внезапного решения старшей дочери, не спешили сообщать о предстоящей помолвке знакомым и близким. Они не представляли себе, как, какими словами объявить, например, хотя бы милому Климу Кирилловичу, что их дочь в одночасье выскакивает замуж за неизвестного человека? Что из того, что надежды на брак Клима Кирилловича и Брунгильды давно улетучились? Все равно ситуация глупая.
Упрямое выражение лица новоиспеченной невесты давало все основания полагать, что и новые уговоры будут также тягостны и бессмысленны, как и вчерашние.
Мура, решив, что помимо семейных проблем у нее все-таки имеются и собственные неотложные дела, дернула за шнур колокольчика: вызвала Глашу.
— Как ты думаешь, Глафира, у нашего дворника есть флаг?
— Если надо, спрошу, — с готовностью откликнулась горничная.
— А зачем тебе флаг? — нахмурился отец.
