Эдриан Маккинти - Невидимая река
Будто приняв какое-то решение, он поднялся, подошел ко мне, схватил за отвороты халата и дернул вверх с такой силой, словно хотел задушить.
— Теперь слушай сюда, мать твою! — угрожающе начал Дуглас, наклоняясь все ближе. Его дыхание было несвежим, рот кривился в ухмылке.
Я стал жадно хватать ртом воздух.
— Значит, так, малыш Мик, слушай и врубайся. Я тебя в бараний рог скручу. Так тебя отделаю, сам себя не узнаешь. Имена. Со мной шутки плохи. — И он встряхнул меня.
— Мне нечем дышать… — просипел я.
Дуглас только усилил мертвую хватку, я действительно задыхался, пялился на звезды в окне, теряя сознание, хватая его за запястья, пытаясь оторвать их от своего горла, но все без толку.
— Вникай, ублюдок, дурья твоя башка. Мы тебя посадим. Дашь показания как миленький. Я лично прослежу, чтоб тебе досталось по полной программе за все, что ты там скрываешь.
Я терял сознание.
— Хватит, прошу вас… — Я из последних сил попытался вывернуться.
Он ослабил хватку, я упал обратно в кресло.
— Говори.
Я сделал несколько глубоких вдохов.
Все полицейские в Северной Ирландии проходят курс выживания, и меня учили, как себя вести, если тебя похитили, допрашивают и пытают люди ИРА. На первом этапе допроса ты ничего не говоришь, даешь им довести процесс до второго этапа, в течение которого ты их пытаешься обмануть, и затем, если пытка продолжается, даешь подвести себя к этапу номер три, когда ты рассказываешь им почти что правду, близко, но не совсем, и они клюют, думая, что добились своего. Я рассказал две байки о том, почему подал в отставку, и вот уже вплотную подошел к третьему этапу, раньше, чем мне бы хотелось. Почти правда.
— Хорошо, мистер Дуглас, слушайте. История старая как мир. Я был засекреченным копом. Мне нужно было прикидываться наркоманом. Я начал принимать героин. Втянулся, меня закрутило, и я стал наркоманом на самом деле, кололся, даже приворовывал из вещдоков, идя на поводу у своей зависимости. Однажды меня застукали. В КОПУ прознали об этом, и мне дали отставку. Они еще со мной хорошо обошлись, не стали преследовать за кражу, просто уволили. Никаких сговоров, никаких подкупов. Я просто все продолбал. Понимаю, что это уже клише для отдела наркотиков. Но это правда.
Секунду он внимательно смотрел на меня. Колебался. Откинулся в кресле и закурил очередную сигарету. Он курил почти без остановки. Размышлял. Я старался, чтобы он не увидел, что пальцы я держал скрещенными. Он кашлянул, взвешивая слова:
— Мистер Лоусон, вы меня разочаровали, я ожидал услышать нечто в этом духе, но полагал, что вы будете более изобретательны.
— Черт! Но это же правда!
— Отчасти, возможно, и правда, мистер Лоусон. Я весьма растроган. Но мне не нужна «отчасти правда», мне нужна вся правда!
Он мелодраматично вздохнул, снова встал, подошел, одной рукой резко схватил оба моих запястья и придавил их коленом, навалившись на меня всем своим весом. Улыбнулся и поднес сигарету к моему лицу. Я было закричал, но он заткнул мне рот свободной рукой. Он буквально вдавил меня в кресло. Я напрягся. Он поднес сигарету к моей брови и подпалил ее. Я попытался как-то извернуться, но он был слишком силен. Не просто силен, а как бывают сильны припадочные со съехавшей крышей. В течение пяти мучительных секунд он жег меня своей сигаретой, после чего отпустил.
Я попытался отдышаться.
Он встал. Взял свой кейс и блокнот:
— Сегодня вечером я лечу в Лондон. Нам приходится иметь дело не только с такими отморозками, как ты. Дел хватает. Поэтому у меня нет времени на твои слюни. Но через две недели я вернусь. И начнется самое интересное. Понедельник, двадцать первое. Пометь у себя в записной книжке и ничего не планируй. Будет чем заняться. Даю тебе время подумать. Или ты расколешься, или ты в полной заднице. С рельсов сойдешь в момент. Огребешь десять лет в Уормвуд-Скрабз. И твои соседи будут в курсе, что ты бывший коп. Будь спокоен. Уже вижу тебя возле параши, жалкий кусок дерьма. Можешь не провожать меня.
Он прошел через гостиную, повернулся в мою сторону, улыбнулся, сплюнул и вышел.
Я откинулся в кресле, восстановил дыхание, постарался сдержать тошноту. Послышался скрип двери.
Вошел отец:
— Что тут стряслось? Он бил тебя? С тобой все нормально?
— Пап, скажи, сколько денег у тебя есть на самом деле?
— Нисколько. Я уже говорил. Я все потратил на взнос для выборов, но если пройду, то смогу все вернуть. Что с тобой? Что случилось?
— Короче, ты на мели.
— У тебя неприятности?
— Нет, но, возможно, мне придется на время уехать, пока облака не рассеются.
— Кто это приходил? Что ему было нужно?
— Полицейский. Хотел, чтобы я стучал на своих.
— Из группы Сэмсона? Ведь ты же чист, — выговорил отец.
— Знаю, но он собирается преследовать меня, мне нужно куда-то деться.
— Твой брат может приютить тебя в Лондоне.
— Англия не годится. К тому же он все равно не поможет.
— Поможет, Алекс. Слушай, да что стряслось?
Я встал и направился в холл. Поднялся на чердак и почувствовал, что сейчас разревусь. Я был жалок. Дуглас прав. Я взял себя в руки, отыскал куртку и спустился вниз.
— Ты куда? — спросил отец.
— На улицу.
Я знал, что делать — идти к воде. Мне нужно было скорей добраться до своего места. Опять пошел дождь. Но добраться туда необходимо. Только там все станет ясно.
— Куда ты? — настаивал отец.
— Никуда.
— Может, чаю? Да и поесть не повредит, ты же ничего не ешь, Алекс, — заметил отец, в волнении качая головой.
— Куплю что-нибудь перекусить.
Я надел куртку, шапку и выбежал наружу.
Льет. Капитально. Моя шерстяная шапка промокла в минуту. Вот оно, мое место. Спокойно, без паники. Мое место. Скоро, вот уже. Да. Думай, чувак. Думай. Может, у Джона стрельнуть денег. Может, отец вмешается. В любом случае следует залечь поглубже на дно. Куда? Брат и сестра в Англии. После похорон мамы, считай, и не говорил с ними. Мы не были особенно близки, мама была единственным связующим звеном в семье. Меня там быстро отыщут.
Я потряс головой. Нет. Денег нет даже на автобус до аэропорта, какие уж тут перелеты. Болела левая бровь, вообще все болело. Что делать? Вылезать из этого дерьма. Уйти на дно. Наркотиков хватит на несколько недель. До тех пор Паука можно избегать. Точняк, все будет хорошо. Все образуется. Дуглас знает про мою личную жизнь. Козлина. Да что он знает? Просто использует меня. Бак Макконнел тоже хорош. Перевел меня поближе к наркотикам, потому что они знали, что я самонадеян. Смешно. Знали, что я пойду за дозой хоть на край света. Как глупо. Вляпался. Они оказались умнее меня. Слава богу, запас еще есть. Это мое спасение…
Железная дорога. Пляж. Героин. Слава Тебе, Господи!
Все необходимое — в кармане моей куртки. Коробка для ланча. Сухая. Я нашел, где притулиться — у подножия невысокой скалы. Ни дождя, ни ветра. Так, открываем. Вот оно, в целлофане. Иглы, шприц. Новые иглы важны не менее самого товара. Поделиться иглой — только не это, ни за что. СПИД, гепатит В и С. Смерть. Дистиллированная вода. Ватные тампоны. Некоторые используют лимонную кислоту, для большей профилактики. Основы безопасности. Свежая игла, тампон пропитать спиртом, ватный фильтр. Ложка. В этот момент героин настолько чист, что некоторые его вдыхают прямо так. Через фольгу. Ииить… Мозг наружу, рак легких. Инъекция безопаснее. Ложка, вода, героин, под ложкой зажигалка. Продукт кипит. Герыч, ты великолепен. Отыщем-ка вену. Вводим внутрь, вводим…
Пляж.
Пляж уже не просто пляж. Море — не просто море. Облака — не просто облака.
Пляж — пленка из водорослей, отбросов, прибитых к берегу приливом, и прочего мусора; продуктовые тележки застряли в песке как абстрактные скульптуры. Море, язык залива. Облака в масляных ожогах от дымящихся труб гидроэлектростанции, эти трубы рушат остатки надежды найти очарование в ирландском пейзаже.
Белфаст прямо на противоположной стороне, желтые краны, паромная пристань, постройки одна за другой, засилье частных домов. Все растворяется. Дождь заканчивается. Облака рассеиваются. Земля перестает вращаться. Время замедляется. Гидроэлектростанция тонет в пучине истории. В небе спокойствие. Птицы. Морские котики. Солнце. Это Ирландия до того, как ее заселили люди. До пришествия викингов на своих ладьях, до сосновых гробов вроде того, что был сегодня утром, до рыбачьих лодок из ивняка, обтянутого кожей. Эдем. Созерцание лесов и холмов. Я как анахронизм среди всего этого. А позади меня по золотой глади берега босиком идет умершая девушка.
— Слушай, ты же на самом деле христианка! Что это за индуистский маскарад?
— Это мое наследие.
— Ты просто очаровательна.
— Смерть подретушировала мое лицо.
— Нет, оно никогда в этом не нуждалось. Но это правда, теперь ты мертва.
