Андрей Кивинов - Роль второго плана
Сигнализации в квартире нет, мы без труда пробили это в нашем отделе охраны. Рудольф Аркадьевич жмот, рассчитывает на крепость дверей. О, святая простота.
– А что, если она вообще сегодня не выйдет? – вполне разумно спрашивает Укушенный, распечатывая глазированный сырок «Браток в шоколаде».
– Тогда мы вернемся завтра. Или послезавтра. Когда-нибудь она ведь выйдет?
С последним аргументом трудно не согласиться. Когда-нибудь выйдет, если уже не вынесли.
– А знаете, что написал бы крутой детективщик в данной, конкретной ситуации? – задаю я интригующий вопрос на сообразительность.
– Ну?
– Они прождали еще час, – мрачно начинаю декламировать я, – затем решили не тратить время и проникли в квартиру… В дальней комнате, на багровом ковре в огромной луже лежал обезглавленный труп Екатерины Рудольфовны Шиловой, 1979 -го года рождения. Орудие преступления валялось тут же – небольшой туристический топорик, весь заляпаный еще свежей, дымящейся бурой жидкостью, похожей на кровь… Комната наполнялась запахом смерти и даже видавшие виды сыскари едва сдерживались от рвотных позывов. Не теряя ни секунды, они завели уголовное дело…
У меня два вопроса, – обрывает мой страшный рассказ Георгий, – во-первых, где голова, и в луже чего лежал труп?
– Ну, голову забрал убийца, чтоб замести следы, а лужа, естественно, кровяная. Не моча же… Элементарно.
– Плохой из тебя детективщик. Слишком язык протокольный. 79-го года рождения, бурая жидкость… Сказал бы проще – кровища!
– Слышала б вас сейчас Катюха. Вместе бы посмеялись. Циники, – жизнелюбивый Укушенный не дает разыграться нашей брутальной фантазии, – к слову, о голове. Я тут покруче историю слышал. Федьку Демидова знаете? Эксперт наш судебный. Длинный такой, с косичкой.
– Ну и чего?
– Его в прошлом году в командировку отправили вместе с санитаром. В глухомань какую-то. Голову у покойника отчленять.
– На фига?
– Мокруха там у них приключилась, мужику топором по темени съездили. Убивца задержали, а экспертизу местные сделать не могут. Ну, это – определить, каким инструментом череп проломили. Вот и вызвали спецов. А наши, чтоб весь труп в Питер не везти, решили голову отчленить. Проще и дешевле. Прокуратура дала добро. Короче, отрезали головушку, упаковали в картонную коробку, сели на поезд и покатили с Богом. А дорога длинная, часов шесть, ехать скучно. Прикупили на вокзале горючего, и понеслось. Сами знаете – командировка без банкета, что пистолет без патронов. Сверху пивком полирнули, уже без закуси…
Борька проглатывает сосиску, запеченную в булочку.
– В общем, когда с поезда выгружались, хорошие были, веселые. Дошли до вокзала, и тут Федя опомнился: «А где коробка с башкой? Санитар логично отвечает: „Как где? У тебя!“ „С какого это перепугу? Я думал, ты взял!“ Атас! Потеряли коробку с вещдоком, да еще с каким! Ломанулись назад, к паровозу, пока тот в депо не ушел… А, сами знаете, наши проводники самые заботливые проводники в мире. Первая заповедь – после прибытия поезда, пока пассажир не рюхнулся, пробежаться по купе и убедиться, что никто ничего не забыл. А если забыл, взять на сохранение… Не мне вам объяснять. В общем, когда Федя влетел в купе, он застал картину, достойную пера великого Дали. На столике распакованная коробка с бородатой головой, на сиденьях две проводницы в позах раздавленных лягушек, со сведенными параличом мордами. Без признаков сознания и умственной деятельности. Пока они не пришли в себя, Федя запаковал коробку, подмигнул и говорит: „Не волнуйтесь, девчата, это мое“…
Закончив рассказ, Борис лезет в сумку за следующим продуктом питания. На сей раз это чипсы.
– А ты говоришь, детектив, детектив…
– Нет, все равно замечательный сюжетный поворот, – возвращаюсь я к Кате Бочкаревой, – заходим, а там… Жаль, я книжек не пишу.
– Ты сейчас накаркаешь, – хмурится Укушенный, кроша зубами хрустящие пластинки– глянь на часы…Сколько она собирается макияж красить?
– А сколько ты собираешься жрать? – срывается Жора, – всю машину провонял. – Да ты своих хомяков голодом заморишь.
– Твоя, что ли машина?… Чего ты на меня накатываешь?! «Жука» лучше проверь. Батарейку вставил?
– Нет!… Он на дровах работает! Раз в сутки надо подкидывать!
– Хватит ссориться, горячие милицейские парни, – я задуваю огонек возникшего противостояния, – поцелуйтесь, протрите губы спиртом и живите счастливо. Аминь. Екатерина Рудольфовна скоро свалит.
Жора все-таки достает приборчик и проверяет его исправность и готовность к подвигу. «Жук» загримирован под ловушку для тараканов «Комбат», то есть вещь малоприметную и обыденную. Таракан – верный друг человека, сожительствует с ним везде, начиная от убогой коммуналки, заканчивая президентским кабинетом в Кремле. Поэтому ловушка никаких подозрений не вызовет. Главное, чтоб тараканы в нее действительно не забрались и не загадили чувствительные микрофоны. Батарейки должно хватить на неделю. Слушать придется сидя в машине, радиус действия передатчика всего метров сто, мы тщательно испытали его, прежде чем идти на дело. Так же составили график «прослушки» и утвердили его в городской прокуратуре и суде. Шутка. Не утвердили. Сегодня дежурит застрельщик идеи Жора, завтра я. Сидеть будем от рассвета до заката. Ночью спать. Прямо в машине, благо сейчас не зима.
Бочкаревскую вдову, как мы и предполагали, арестовали, предъявив обвинение в убийстве мужа. Жора заехал в прокуратуру к следователю и за бутылочкой водочки выяснил подробности ареста. То есть святое – тайну следствия. Вдова стоит в отказе, несмотря на тяжесть улик. Самая тяжелая улика – отсутствие алиби. Жанна Андреевна упорно отказывается рассказать следствию, где провела роковой вечер. В театре, и все тут. Вторая улика – отпечаток ее мизинца на полированной заднице «Дафны». И хотя, вдова доказывает, что статуэтку брала, когда обнаружила труп супруга, цена ее доводам – ноль. Утконос торжественно заверил следователя, что дожмет вдову, главное, поместить ее в стационар с решетками на окнах. Что и было сделано. «А если не дожмет?» – уточнил Жора. «А я все равно через месяц в городскую перевожусь», – доверительно прошептал следователь, – а дело здесь останется. В конце концов, санкцию прокурор подписал, ему и отдуваться». Жора пытался нелегально проникнуть в женскую тюрьму и пообщаться с Жанной Андреевной, но его грубо обломали на проходной, завернув обратно…
Мимо нашей засады проносится черный «мерин» [мерин (жарг.) – «Мерседес»] с депутатскими номерами и маячком на крыше. Со свистом тормозит возле газона. Из передней двери вальяжно вылезает толстяк в бежевом костюме, перешагивает через невысокое ограждение газона, расстегивает ширинку и начинает справлять малую нужду. Звонит мобильник. Не отрываясь от процесса слива, толстяк подносит трубку к уху. Сидящие напротив мамаши с колясками краснеют, но глаз не отводят.
– Не донес, – комментирует Укушенный, – конкретно прихватило. Что-то рожа знакомая.
– В телике мелькает часто, – вспоминает Жора, – то ли депутат, то ли из Смольного… Оприходовать бы его на суточек пятнадцать. Что б знал, где параша находится.
– Нельзя. Обвинят в политических интригах.
Закончив процесс, толстяк, не отрывая трубки от уха, возвращается в машину, которая тут же срывается в галоп и исчезает в арке.
– Это все, что останется после меня, – цитирует Жора Шевчука, кивая на газон, – хроника политической жизни города.
– Меня, кстати, тоже поджимает, – морщится Укушенный, – только по другой линии. Боюсь, не вытерплю.
– Так какие проблемы, Борис? – усмехаюсь я, – иди, присядь на газончик. Чем ты хуже?
– Жрать булку меньше надо – злится Жора, будто прихватило его самого.
– Тебя не спросил. Андрюхин, я быстро… В подвальчик заскочу. А то, правда, не дотерплю. Сколько еще эту дуру ждать?
– Вон она! Слава Всевышнему! – Жора довольно хлопает в ладоши, – йес! Дождались.
Мы поворачиваем головы в сторону подъезда. Я узнаю Екатерину сразу, она почти не изменилась с момента позирования для фото. А ничего девчонки в Институте культуры. Юбчонка фасона «Не желаете ли меня изнасиловать?» Платформы «Небоскреб». Хороша, ой хороша. Правильно соседи говорят, с гонором девочка. Это чувствуется даже по походке.
– Жива. А жаль. Какой сюжет накрылся.
Дочка Шилова, поправляя на ходу укладку, исчезает в арке. Все, пора действовать. Путь свободен. По предварительному преступному сговору, в хату идут Борька и Жорик. Я остаюсь в машине и контролирую обстановку. В случае опасности, связываюсь с коллегами по рации. Мобильников у нас нет. Их два на весь отдел. Один у Шишкина, второй у Стародуба. По нашим расчетам операция должна занять минут пять, если, тьфу-тьфу, не случиться форс-мажора.
– Андрюхин, – поворачивается ко мне Георгий, – сгоняй на всякий случай в хату. Позвони. Вдруг, кто еще в адресе есть? Какая-нибудь троюродная бабушка из Суходрыщенска.
