Вера Белоусова - Жил на свете рыцарь бедный
— Я, пожалуй, позвоню Дерюгину, — рассудил Мышкин. — Придется с ним еще раз поговорить — и, боюсь, не последний. Разговариваем, разговариваем и паки разговариваем… Собственно, поговорить нужно с двумя людьми — с Зуевым и с Дерюгиным, — забормотал он себе под нос. — Зуева пока нет, остается Дерюгин…
Мышкин набрал номер.
— Через час можно? — быстро проговорил Дерюгин. — Совещание закончу.
— Так… — сказал Мышкин, кладя трубку. — Через час… А ехать мне сколько? Если своим ходом… В общем, скоро поеду. А пока, Коля, давайте рассуждать. Вслух. Иногда это помогает. Про экспертизу вы тоже знаете?
— В общих чертах. — Коля скромно потупился. — Что на пистолете — дерюгинские отпечатки… Но ведь это бред! Тут же алиби стопроцентное!
— Вот именно, — согласился Мышкин. — И это еще не все. Оставим временно пистолет… На журнальном столике лежала книжка. Странная книжка… То есть странная не сама книжка, а странно как раз то, что она лежала на этом самом столике, раскрытая, как будто ее в этом доме почитывали. Как будто ее читали только что, в тот самый день. Кто? На Козлову непохоже, на Дерюгина — еще меньше. С одной стороны, так судить, конечно, нельзя. Что я, в сущности, знаю о них обоих? Внешнее впечатление, причем о ней — вообще из телевизора. А с другой стороны… В общем, мне казалось, что это стоит проверить. И что же? Выясняется, что на ней нет ни одного отпечатка…
— Ее протерли! — в величайшем возбуждении воскликнул Коля. — А пистолет — не протерли! Вот что интересно!
— Конечно! — кивнул Мышкин, искренне радуясь Колиной сообразительности. — И между прочим, если бы с пистолетом дело обстояло так же и при этом у Дерюгина не было бы алиби, эта книжка все равно заставила бы меня серьезно задуматься… и поискать кого-нибудь еще…
— Не книжка… — вдруг пробормотал Коля. — Не книжка, а сам пистолет. Кто это бросает на самом видном месте орудие убийства с собственными отпечатками? Он что, идиот?
— Нет, не идиот, а допустим… в трансе, в прострации. Ничего не помнит, не соображает…
— А книжку протереть не забыл! — почти радостно докончил Коля. — Так не бывает! Уж или — или. Либо аффект — либо расчет! Правильно я говорю? Но я вот чего не могу понять… Отпечатки частично смазаны, значит, кто-то запросто мог держать в перчатках или там как-то… Но откуда там вообще его отпечатки — убейте не понимаю!
— А это, Коля, нам предстоит выяснить. Я думаю… я просто у него спрошу.
— У кого, у Дерюгина?
— Ну да.
— Вы думаете, он скажет?
— Ну, Коля, вы же сами сказали, что он не идиот. Не может же он не знать… Не под гипнозом же он его трогал…
— А вдруг под гипнозом? А вдруг?!
Мышкин внимательно посмотрел на Колю, убедился, что тот откровенно развлекается, и облегченно вздохнул.
— Что же это выходит? — продолжал Коля, разом посерьезнев. — Выходит, кто-то… какой-то… читатель этого… его подставляет. Он думал, его хотели деморализовать, а его хотят подставить…
— Очень похоже, — задумчиво сказал Мышкин. — Очень. Но… знаете, Коля, эта книжка… она меня как-то сбивает с толку…
— Да почему? — изумился Коля. — Наоборот ведь!
— Н-нет, не наоборот… Я пока сам не знаю. И опять-таки письмо…
— A-а, вы о письме? — протянул внезапно возникший на пороге Гаврюшин. — К вам можно?
— Входите, Женя, входите, — сказал Мышкин.
— Ваш ножик, инспектор. Так что насчет письма?
— Да ничего. — Мышкин пожал плечами.
— Кстати, оно у вас?
— У меня.
— Можно поизучать?
— Как раз хотел вас попросить, — сказал Мышкин. — Поглядите — может, что-нибудь… А я поеду, я с Дерюгиным договорился.
— Про пистолет спрашивать?
— Ну да. Думаю, я там недолго… Приеду — обсудим.
* * *«Мне нужно выяснить у него две вещи, — сказал себе Мышкин, возносясь в немыслимом лифте куда-то в поднебесье. — Про пистолет и про знакомых. Просто необходимо поговорить с кем-то еще. Пока я не буду ничего о ней знать — телевизор, разумеется, не в счет, — я скорее всего, ничего не пойму. Конечно, он сам мог бы что-нибудь рассказать. Но ведь он, наверное, не захочет…»
Он не угадал и даже огорчился из-за своей недогадливости. Во время разговора у него сложилось странное впечатление, что Дерюгин ждал именно его и именно затем, чтобы поговорить о Кате. «Причем, — отметил про себя Мышкин, — совершенно непохоже, чтобы он преследовал какие-то цели. Говорит, чтобы говорить. Ему необходимо о ней говорить — и все. Впрочем, не будем ничего утверждать категорически…»
От Дерюгина довольно сильно пахло спиртным. Мышкину показалось, что на этот раз он все-таки пьян. Как только Мышкин устроился в кресле, по другую сторону стола, и секретарша, подавшая кофе, покинула помещение, Дерюгин заговорил, не дожидаясь вопросов. Заговорил быстро, лихорадочно и сбивчиво, как будто только и ждал этого момента. «Почему я так действую, хотел бы я знать… — с беспокойством подумал Мышкин. — Я не исповедник все-таки. Я сыщик. Как-то… нечестно получается. Хотя… я-то чем виноват?»
— Вот этот, ваш, вчера спрашивал, были ли у нее враги, — начал Дерюгин, и Мышкину как-то сразу стало ясно, что эта фраза — не более чем формальный повод начать рассказ. — Какие враги… Бабы ее не любили — это да. Иначе и быть не могло. Ведь рядом с ней, знаете, все линяли. Никто конкуренции не выдерживал. Я иногда прямо сам поражался… Вот представьте — входим мы с ней в какой-нибудь зал. Прием какой-нибудь или презентация, что-нибудь такое… Народу — тьма-тьмущая. Девки вокруг — одна другой краше. Глаза разбегаются. Коллеги мои ведь тоже, знаете, не дураки по этой части. — Он усмехнулся. — Казалось бы, как тут выделишься? И она сперва стоит себе так тихонечко, вроде бы скромненько. А потом… улыбнется, глазами стрельнет, кому-то что-то скажет… и глядишь — вокруг нее все больше и больше. Как магнит. И всем ясно: она — главная, она — лучше всех. Так что бабы не жаловали… это конечно… Но чтоб убивать? А ей эти приемы нравились… кайф ловила. Только иногда вдруг что-то наезжало… Заводилась: быдло, быдло, с быдлом общаешься… и сам тоже… серый, как… известно что. Почитал бы хоть что-нибудь, говорит, кроме биржевых сводок…
Тут у Мышкина ни с того ни с сего вдруг возникло странное чувство — словно что-то промелькнуло знакомое, где-то и когда-то виденное… не то слышанное.
— И ведь сама-то, главное, почти ничего не читала… — продолжал Дерюгин, и ощущение пропало. — «Cosmo» да «Cosmo», и все в таком же роде. Ничего ей такого не надо было. Никакой премудрости. Это так — зуд какой-то… Блажь, одна блажь — ничего больше… Она бы ко мне вернулась. Побесилась бы — и вернулась, никуда бы не делась…
В этом месте его голос еле заметно дрогнул, и Мышкину невольно подумалось, что тут он, пожалуй, лжет. «Вопрос в том, кому — мне или себе?» — подумал он, а вслух сказал осторожно:
— Вот вы говорите, женщины ее не жаловали…
— Терпеть не могли… — перебил Дерюгин.
— Пусть так… Что же, у нее не было ни одной подруги? Может быть, кто-нибудь с детства остался?
Мышкину очень хотелось обнаружить какую-нибудь подружку. Он ни секунды не сомневался, что женщины будут необъективны, и подружки, скорее всего, тоже. Однако столь же очевидно было другое — мужчинам в этом случае можно было верить еще меньше. Он исходил из того, что портрет критический все-таки можно, поделив на десять, приблизить к истине — восхищение же застит глаза, как ничто другое. Образ Кати по-прежнему не вырисовывался, многое как было, так и осталось не совсем понятно. Рассказ Дерюгина не столько прояснил картину, сколько напустил еще больше туману. А Мышкину очень хотелось составить себе о Кате четкое представление. Так хотелось, что он, грешным делом, вдруг засомневался — не для себя ли ему этого хочется в первую очередь, а потом уж — для хода следствия. «Для следствия это нужно? — спросил он сам себя. — Нужно. Ну и все, мои дополнительные мотивы никого не касаются… Да их и нет».
— Нет, подруг не было, — покачал головой Дерюгин. — Разве что Наташка… Да какая это подруга!
— Кто это — Наташка? — поинтересовался Мышкин.
— Наташка. Домра. Домработница. Убираться приходила. И не только. На все руки мастер. И парикмахерша, и маникюрша. Веселая девка и не злая, а какая-то такая… плевать на все хотела… Я думал, уж она-то Катьку точно возненавидит. Потому что — социальный протест. А вышло не так. Уж очень они далеко… друг от друга отстояли — тут даже и делить нечего. А может, и возненавидела — кто ее знает… Виду, во всяком случае, не подавала. Так за все время и не поссорились. Хотя на Катьку, между прочим, угодить… это тоже, знаете… непросто. Смотря какая вожжа под хвост попадет… Пока Наташка дела делала, они болтали. По-моему, пару раз она и так забегала, но точно не скажу…
— Можете дать мне ее координаты? — попросил Мышкин.
