Дик Фрэнсис - След хищника

Иларии и Луизы поблизости не наблюдалось. Ченчи отпустил повариху, поскольку она была чересчур разговорчивой, и наконец спросил, заикаясь, не буду ли я любезен переодеть ее, пока не приедет врач. Ведь я уже видел Алисию, сказал он. Я обалдел, но сделал, как он просил.

Я надел Алисии через голову трикотажную голубую рубашку, просунул руки в рукава, одернул подол и подумал о том, что я и сам-то еще не совсем проснулся. Я уложил ее поверх застеленной постели и накрыл до пояса одеялом. Пульс у нее был хороший, четкий, кожа холодная, дышала она легко наверняка ее напичкали снотворным, вот и все.

Ее тонкое лицо было спокойно, расслабленно, длинные ресницы лежали бахромчатыми полулуниями на упругой коже щек. Четкие брови, бледные губы, впалые щеки. Волосы взъерошенные, явно грязные. Пусть поспит, подумал я.

Когда проснется, ей выпадет много беспокойства.

Я спустился вниз и снова застал Ченчи за бренди. На сей раз он пил стоя.

— С ней все в порядке? — спросил он.

— Все. Абсолютно все.

— Прямо чудо.

— Мгм...

Он поставил стакан и заплакал.

— Простите. Не могу сдержаться.

— Это обычное дело.

Он взял платок и высморкался.

— Все родители плачут?

— Да.

Он еще пару раз сморкнулся и спросил:

— Странная у вас жизнь, не так ли?

— Не совсем так.

— Не говорите, что она была раздетой. Обещайте, Эндрю.

— Обещаю.

Я сказал, что мне придется известить Пучинелли о том, что с ней все в порядке. Он тут же забеспокоился и снова потребовал от меня обещания. Я спокойно дал его, поскольку стресс штука странная и возвращение жертвы отнюдь еще не конец тревогам.

К счастью, Пучинелли был на дежурстве, сидел в «Скорой», хотя я скорее всего передал известие прямо подслушивающему устройству.

— Она дома, — кратко сообщил я. — Я на вилле. Она наверху.

— Алисия? — в голосе его звучало недоверие, облегчение, смешанное с подозрением.

— Собственной персоной. Ее напичкали снотворным, но она цела и невредима. Не торопись, она скорее всего еще несколько часов проспит. Как ваша осада?

— Эндрю! — он начал злиться.

— Что происходит?

— Ты приедешь сам?

Короткая пауза. Он как-то сказал мне, что я всегда облекаю предложение в форму вопроса. Думаю, он прав. Внушить мысль, найти решение. Он знал, что телефон прослушивается — сам приказал это сделать — и каждое слово записывается. Он мог догадаться, что у меня есть что сказать ему с глазу на глаз.

— Хорошо, — сказал он. — Приеду.

— У тебя теперь, естественно, появился хороший рычаг, чтобы выковырнуть из квартиры тех двух бандитов, правда? И... м-м-м... когда заберешь выкуп, не привезешь ли ты его прямо сюда? Деньги, конечно же, принадлежат синьору Ченчи.

— Конечно, — сухо отрезал он. — Но это не мне решать.

— Мгм... Ладно. Я, естественно, заснял все банкноты.

Молчание.

— А ты знаешь, что ты сволочь?

— Ну, понимаешь ли, и прежде вещи пропадали из полицейского хранилища.

— Ты оскорбляешь карабинеров! — воскликнул он в искреннем негодовании.

— Ни в коем разе. Полицейские участки — это тебе не банки. Я уверен, что карабинеры были бы рады отделаться от ответственности за охрану таких больших денег.

— Это вещественное доказательство.

— Остальные похитители, между прочим, до сих пор гуляют на свободе и, несомненно, все еще хотят денег. Деньги можно спрятать от них, официально опечатав и поместив в банк по выбору синьора Ченчи.

Молчание.

— Возможно, я сумею это устроить, — жестко, еще не отойдя от обиды, ответил он. — Вне всякого сомнения, мы увидимся на вилле.

Я со скорбной улыбкой положил трубку. Самому-то Пучинелли я доверял, но это не значит, что я автоматически доверяю всем стражам порядка. Особенно в южноамериканских странах — я там несколько раз работал. Там похитители регулярно дают взятки или угрожают полицейским, чтобы те смотрели не туда, куда нужно. Это почти повсеместный обычай. У похитителей нет угрызений совести, они редко бывают милосердны, и многим полицейским приходится выбирать между долгом и безопасностью своих жен и детей.

Не прошло и десяти минут, как Пучинелли перезвонил.

— Я звоню сказать, что тут кое-что продвинулось. Приезжай, если хочешь. Подъезжай на ту улицу с западной стороны, отсюда. Я уверен, что ты понимаешь.

— Спасибо.

Мои партнеры этого не одобрили бы, но я поехал. Я изучал много случаев осад и бывал на лекциях, которые вели люди, участвовавшие в них, но никогда не видел всего своими глазами. Слишком удачный случай, чтобы упустить его. Я переоделся и превратился из шофера-испанца в неприметного зеваку, занял у Ченчи семейный автомобиль и с рекордной скоростью очутился на той болонской улице.

Пучинелли, как всегда, держал слово: пропуск ждал меня у первого же ограждения. Я легко прошел ко все еще стоявшей там «Скорой». Вошел в нее, как и прежде, через ближайшую к тротуару дверь и обнаружил там Пучинелли, инженера и трех человек в штатском.

— Явился, — проворчал он.

— Ты весьма добр.

Он еле заметно улыбнулся мне и представил меня гражданским. Это был человек, который вел переговоры, и два психиатра.

— Эти два господина консультируют нас насчет изменения в психическом состоянии похитителей. — Пучинелли говорил официально, они важно кивали в ответ. — В основном их психическое состояние связано с младенцем, — сказал Пучинелли. — Он много кричит. Вероятно, молоко, которое мы ему передали, еще сильнее расстроило ему желудок.

Словно по заказу «жучок», что стоял в квартире, стал передавать все нарастающий рев младенца, который снова принялся за свое дело. По лицам этих пятерых я понял, что не только бандиты от этого рева осатанели.

— Сорок минут назад, — сказал Пучинелли, уменьшая громкость воя младенца, — басовитый бандит позвонил мне и сказал, что они выйдут, но только на определенных условиях. Никакого самолета не надо — они отказались от этой затеи. Они хотят только быть уверенными, что в них не будут стрелять. Минут еще через двадцать... то есть час спустя после того, как они позвонили... они сказали, что выйдет мамаша с ребенком. Затем один из похитителей. Нигде, ни в одной квартире карабинеров быть не должно. На лестнице тоже, также у передней двери и на тротуаре. Мамаша с ребенком выйдут на дорогу, за ними — первый бандит. Оружия у него не будет. Если его возьмут спокойно, то выйдет один из детей, затем, через некоторое время, их отец. Если второй бандит будет уверен, что ему ничто не угрожает, он выйдет со вторым ребенком на руках. Без оружия. Мы должны взять его тихо.

Я посмотрел на него.

— Они сами все так решили? Или ты подслушал их план через «жучок»?

Он покачал головой.

— Я ничего не слышал.

— Они позвонили уж слишком быстро после того, как Алисия вернулась.

— Подозрительно быстро.

— Ты будешь искать рацию?

— Да. — Он вздохнул. — Последние дни мы сканировали радиочастоты.

Результатов никаких, но я пару раз до того подумывал о том, что бандитам давали инструкции.

Инструкции от разума, холодного и наглого, подумал я. Жаль, что такие мозги принадлежат преступнику.

— А что они намерены сделать с деньгами?

— Оставят их в квартире.

Я глянул на экран, который показывал, где находится сигнал от кейса с деньгами, но было темно. Я наклонился, щелкнул переключателем, и на экране послушно возник сигнал. Четкий и устойчивый. По крайней мере, выкуп все еще там.

— Я бы хотел подняться, как представитель синьора Ченчи, — сказал я, — чтобы удостовериться в том, что деньги в целости и сохранности.

— Ладно, — ответил Пучинелли, подавляя раздражение.

— Это очень большая сумма, — рассудительно сказал я.

— Да... да, полагаю, что так. — Он ворчал, как я понимал, отчасти оттого, что был сам по себе человеком честным, а отчасти оттого, что он был левым. Такое богатство в руках одного-единственного человека было для него оскорблением, и ему было наплевать, потеряет ли Ченчи эти деньги.

Окна квартиры через улицу напротив были все еще закрыты, хотя день был жарким.

— Они что, так их и не открывали? — спросил я. Пучинелли окинул дом взглядом.

— Бандиты открывали окна на короткое время, когда мы на рассвете выключали прожекторы. Но шторы и тогда были задернуты. В остальных квартирах сейчас уже никого не осталось. Мы вывезли всех ради их же безопасности.

Внизу на дороге возникло какое-то движение. Большую часть полицейских машин отогнали, освободив место. За парой оставшихся притаились карабинеры.

Металлические загородки на улице удерживали зевак. Телефургон был вроде бы закрыт. Пара-другая фоторепортеров сидели на земле в его тени, попивая пиво из банок.

Безо всякого предупреждений из дома вышла молодая женщина с младенцем, прикрывая рукой глаза от яркого солнечного света. Она была вся взъерошена. К тому же на последних месяцах беременности. Пучинелли вскочил как ужаленный, глянул на часы и выбежал из «Скорой».