Елена Арсеньева - Рецепт Екатерины Медичи
Бальдр такой же словоохотливый и язвительный, как его обожаемая матушка, и молчаливая Марика обычно с удовольствием его слушает. Но только не сейчас!
«Значит, он женат…»
Марика сама не понимает, почему это известие причиняет ей такое огорчение. Боже мой, она что, увлеклась этим кошмарным человеком? Груб, жесток, коварен, эсэсовец, а может, и гестаповец, да еще и женился по расчету на какой-то уродине… К тому же ему протежирует сам Геринг!
Кажется, Марика утащила добычу из-под носа весьма опасного господина…
Она берет с ночного столика листок, небрежно брошенный Бальдром, и снова всматривается в рисунки. Почему над звездой Давида нарисована цифра 13? Почему человек лежит на земле, а не стоит? Почему у него одна рука и один глаз, почему его живот вспорот крест-накрест? Он ранен? Это изувеченный инвалид? Что означает набор цифр внизу листка? Что за птицы нарисованы над человечком? Ох, тут одни сплошные вопросы, тут вообще ничего не поймешь, кроме двух букв в конце: «P.S.». P.S. — постскриптум, который ставится в конце писем или статей. То, что забыли написать в основном тексте, дописывают обычно в постскриптуме. Но только это и ясно Марике, а вот что содержит постскриптум, она не имеет никакого представления. А видимо, содержимое очень важно, если даже в самом обозначении поставлен восклицательный знак. Ну и как его расшифровать? Квадрат, напоминающий шахматные клетки, на две четверти черный, на две четверти белый.
Что это — слово? Буква?
Неведомо. Однако значок ей, кажется, знаком. Если Марика не ошибается, им обозначается планета Меркурий. Ее покойный дед увлекался астрономией, и отец рассказывал, что некогда у них в нижегородском имении была небольшая домашняя обсерватория, в которой стоял самый настоящий телескоп. Разумеется, при Марике никакой обсерватории уже и в помине не было: имение сожгли в семнадцатом, — но несколько книг деда удалось увезти в Латвию, куда бежала семья Вяземских, спасаясь от революции. Марике больше всего нравилось рассматривать атлас Гевелиуса с рисунками созвездий и еще какую-то книгу на латыни, где планеты обозначались символами. Эти символы Марика когда-то знала наизусть, теперь кое-что подзабылось, но она все же помнит, что — это знак Земли,
— Нептуна,
— Солнца,
— Луны, ну а — Меркурия. Она также помнит, что
— знак Венеры, а
— Марса, но здесь оба эти знака почему-то собраны в одно целое, так что, скорее всего, не имеют отношения к планетам.
— Слушай-ка, — раздается голос Бальдра, и задумавшаяся Марика замечает, что он нагнулся через ее плечо и снова принялся рассматривать загадочный листок, — а вот эту штуку я знаю. — И он тычет пальцем в «шахматный» квадрат: — Вернее, предполагаю, что это может быть. Жаль, что он не цветной! Тогда он имел бы отношение к Международной системе морских сигналов. Если бы его темные части были красными, это была бы буква U — Uniform.
— Правда? — с преувеличенным восторгом смотрит на него Марика. — Буква U? Ну, теперь все сразу стало ясно! Больше ломать голову совершенно не над чем! А что это вообще за Международная система сигналов такая?
— Очень древняя кодовая система. Ее изобрели военные моряки, чтобы передавать информацию во время боевых действий втайне от противника. Еще Геродот писал, что в 480 году до нашей эры в битве при Саламине афинский полководец Фемистокл своим красным плащом давал сигнал другим кораблям греческого флота атаковать персидскую армаду. Между прочим, у персов была тысяча судов, а у греков примерно триста восемьдесят, и все же флот Фемистокла победил. Может быть, именно благодаря этому сигналу, кто его знает. Но это был единичный сигнал. А вот кодовые обозначения штандартами первым применил император Византии Лев VI, что произошло уже в девятом веке нашей эры. В зависимости от того, какой штандарт был поднят, на других судах узнавали, вступает этот корабль в бой или уходит, увеличивает или уменьшает скорость, попал ли в засаду или участвует в окружении противника, ну и всякое такое. Потом каждая страна разрабатывала свою систему сигнальных флажков. И без адмирала Нельсона в истории применения морских кодов, конечно, тоже не обошлось. В сражении под Копенгагеном в 1801 году дела британского флота обстояли так плохо, что командующий приказал подать сигнал: «Выйти всем из боя». Однако Нельсон не сомневался в победе и, приложив подзорную трубу к черной повязке, закрывающей его незрячий глаз, сделал вид, что не замечает никакого сигнала. Он продолжал сражаться и одержал победу! Конечно, кодовая система менялась со временем, но что этот флаг, — Бальдр ткнул пальцем в черно-белый квадрат, — будь он красно-белым, обозначал бы именно U — Uniform, я не сомневаюсь. Есть еще флаги, которые называются Чарли, Квебек, Фокстрот, Отель, Джульетта, даже Янки… Остальных не помню. А вообще-то я понимаю основной смысл этого ребуса или шарады, назови его как хочешь. На самом деле все просто.
— Да что ты? — вскидывает брови Марика. — Ну и какой же тут смысл?
— Что такое 13? — спрашивает Бальдр и как будто сам себе отвечает: — Несчастливое число. Оно стоит над звездой Давида, ну а что означает звезда Давида, ясно как день. Сочетание этих двух знаков гласит: «Все наши беды от евреев!» Странные птички — вовсе не птички, а американские самолеты. Спросишь, почему американские?
— Нет, не спрошу, — усмехается Марика. — Даже я при своем хроническом неумении считать деньги способна догадаться, что означает. Это доллар, американская валюта. Ты рассказывай, рассказывай дальше…
— Итак, — охотно продолжает Бальдр, — известно, что Америка — средоточие мирового сионизма. Таким образом, можно расшифровать целую фразу: все беды от евреев, которые и наслали на нас американские самолеты. Но евреев надо всех перевешать… Видишь этот знак, который напоминает виселицу аж с пятью повешенными? — указывает он Марике. И она кивает: в самом деле, рисунок похож на виселицу. — Хотя я где-то читал, будто подобный знак служит эмблемой ростовщиков и ломбардных контор. Или я что-то путаю? В любом случае к записке профессора ростовщики и ломбардные конторы явно не имеют отношения. Все-таки, думаю, это виселица. Всех евреев, значит, перевешать надо, а американцев одолеют наши летчики. Правда же, эти лепестки похожи на «птички» на моих погонах, на эмблему Люфтваффе, наших военно-воздушных сил? Ну вот, все пилоты будут за это награждены, а рейх победит.
— Ужас какой… — бормочет Марика. — Ну а это ты откуда взял, скажи на милость?!
— Ты же не станешь отрицать, что свастика — символ рейха? Мне, правда, не совсем понятно, почему она заключена в треугольник. — Бальдр так и сяк поворачивает лист, разглядывая рисунок, — но думаю, что для вящей убедительности. Чтобы все обращали на знак внимание. А вот эта штука — символ награды, которой будут удостоены победители. Ведь это типичный Железный крест, наш высший орден, которым, как ты помнишь, недавно был награжден и твой верный раб.
Бальдр пытается отвесить поклон, но поскольку мизансцена происходит в постели, он не скатывается на пол сам и не сваливает Марику только чудом.
— Ну что ж, твоя расшифровка впечатляет, — говорит она, поправляя съехавшие подушки. — Но не слишком! Во-первых, нам совершенно непонятен лежащий человек с одним глазом, одной рукой и разрезанным крест-накрест животом.
— А мне он очень даже понятен! — перебивает Бальдр. — Мне кажется, это символ Германии, которая стонет под еврейским игом.
— Если кто сейчас и стонет, — с горькой усмешкой перебивает Марика, — то как раз евреи…
— Ты рассуждаешь обобщенно, — наставительно говорит Бальдр. — Но самолеты на рисунке — знак именно силы евреев, вернее, сионистской Америки.
— Хорошо, пусть так, — соглашается Марика. — А что-то вроде копья, которое человечек держит в руке? Я знаю, ты скажешь, это символ борьбы. Но почему оно круглое —? Круглое, ты только посмотри! А что за черная птица над ним летает? Вот эта? На самом деле она очень похожа не на птицу, а на летучую мышь.
— Это и есть летучая мышь, — авторитетно заявляет Бальдр. — Олицетворение зла, которое исходит от евреев. Копье — правильно, символ борьбы. Оно означает, что битва с мировым сионизмом будет идти не только в воздухе, но и на земле. А закругленным оно получилось случайно: может быть, у твоего профессора просто рука дрогнула. Все-таки он рисовал не за столом сидя, без помощи чертежных инструментов.
— Да уж, условия в метро были спартанские! — соглашается Марика.
— Кстати, — задумчиво говорит Бальдр, — крест на животе у человечка, может быть, не крест, а Х? Ну, икс, знак неизвестности. И может быть, Х обозначает англичанина?
— С чего вдруг? — изумленно смотрит на него Марика. — С таким же успехом это может быть итальянец, турок, американец, даже русский!
